Хозяйка расцветающего поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Еще раз уточнив, не нужна ли на кухне моя помощь, и снова получив отказ, я попросила у Аглаи рис, крахмал — обычный, картофельный — и сушеного шалфея или лаванды, или чего-нибудь подобного для отдушки.

— Что такое крахмал? — спросила экономка.

От удивления я чуть было не брякнула «полимер глюкозы», но вовремя прикусила язык.

— Картофельная мука, — сообразила я.

— Никогда не слышала о такой.

Я снова изумленно уставилась на нее. Сегодня, когда мы перетасовывали меню на неделю, я определенно видела кисели. Да не овсяный, который очень любила Марья — твердый, как желе, — а клюквенный и смородиновый.

— Кисельная мука, — попробовала я зайти с другой стороны.

— Я не сушу сулой, приготовить свежий несложно.

Расспрашивать, что такое «сулой», я не стала — похоже, это что-то общеизвестное. Что ж, добыть из картошки крахмал — дело нехитрое, к вечеру, глядишь, и просохнет.

Чем я и занялась.

— А я и не знала, что сулой можно сделать из картошки, а не только из овса — заметила кухарка, когда я сливала воду с отстоявшегося крахмала.

Вот, значит, что такое сулой. Не сказала бы, что сделать его проще, чем достать с полки крахмал. Я одернула себя — снова начинаю мыслить категориями своего времени, когда за любым продуктом достаточно сходить в магазин. Здесь по лавкам не набегаешься, особенно из деревенских усадеб.

Мел нашелся в сарае, когда-то купленный для побелки, да так и оставленный. Князь, как с гордостью сообщила Аглая, мог позволить себе купить самые лучшие белила с городской фабрики. Я мысленно застонала. Очень хотелось потребовать отмыть потолки прямо сейчас, причем в респираторе и перчатках. Но вряд ли «снисходительность Виктора к капризам» настолько безгранична. Так что я отложила эту мысль на потом, когда муж перестанет сомневаться в моих знаниях… или пока я не придумаю способа испортить потолки, не вызвав подозрений. Свинцовые белила чернеют от сероводорода, но десяток-другой тухлых яиц явно привлекут к себе внимание.

Пока я размышляла об этом, растерла немного мела в порошок и залила водой. Оставила на пару минут, чтобы осел песок и другие примеси, и процедила воду через батистовый платок. Мел отправился сушиться на печь, крахмал я пристроила под лавкой неподалеку — перегревать его было нельзя, чтобы не получить вместо пудры кисель. Просохло все на удивление быстро — пока я растирала рис в ступке до тончайшей муки. Наверное, все то же благословение помогло. Я смешала рисовую муку с крахмалом, снова перетирая в ступке, добавила пару щепоток мела, проверяя на руке, чтобы не перестараться.

Пока я занималась этим, вернулся Алексей, вручил мне два бумажных кулька с травами, которые я попросила его купить, и журналы. Как бы мне ни хотелось изучить «Ильинские врачебные ведомости» или «Технологический журнал», пришлось отложить их в сторону вместе с «Журналом приятного и любопытного чтения» и начать с «Журнала лангедойльских и данелагских новых мод».

В этом журнале вообще не было причесок с длинными волосами — короткую стрижку надлежало покрывать прозрачным чепчиком или кружевной косынкой. Декольте вечерних платьев опустились еще ниже, до половины груди, и, конечно же, ткань ничего не скрывала.

Ругнувшись себе под нос, я открыла «Белокаменский Меркурий», в котором стихи, рассказы и рецензии чередовались с описаниями модных платьев и светскими новостями. Все то же самое, что и в журнале мод.

Я снова перелистала картинки и вспомнила присказку отца: «Завтра все с голым задом пойдут, и ты тоже?» Никогда не думала, что однажды она окажется применима буквально. На пудру я согласна, насчет стрижки еще подумаю — волосы мне достались роскошные, но ухаживать за ними сложно. Однако я не собиралась щеголять в наряде, не оставляющем никакого простора воображению зрителя.

Я велела Дуне найти у меня в сундуках самую плотную сорочку с бретельками и принести мне на кухню. Как удачно Виктор отдал мне чай и кофе — не придется объяснять, зачем они мне понадобились. У кухарки глаза на лоб полезли, когда я, смешав пару стаканов свежезаваренного чая со стаканом кофе, сунула в жидкость сорочку, чтобы почти тут же вынуть ее.

— Это же не отстирается! — ахнула Дарья.

— И не надо. — Я опустила ткань в ведро с водой, отполаскивая. Нет, пожалуй, светловато. Пришлось повторить чайно-кофейные процедуры. Добившись нужного цвета, я закрепила его уксусом, велела Дуне еще раз выполоскать и повесить сушить.

Вернувшись в будуар, я обнаружила там Виктора, перелистывающего журнал мод.

— Значит, мужчины в этом сезоне носят не меньше трех жилетов, — констатировал он, опуская журнал на колени.

Но на раскрытых страницах я увидела не мужские костюмы, а стриженых дам. Прежде чем я успела что-то сказать, он отшвырнул в сторону журнал и в два шага оказался рядом со мной. Притянув за талию одной рукой, второй начал выбирать шпильки из моей косы.

— Что ты делаешь? — растерялась я.

— Хочу полюбоваться напоследок. Пока ты не обкорнала их.

— Что значит «напоследок»? — возмутилась я. — Я еще сама ничего не решила, а ты уже все придумал!

Виктор продолжал вынимать шпильки из моих волос.

— Не решила, так решишь. Как будто я тебя не знаю. Тут же бежишь повторять любую нелепицу, которую напечатают в модных журналах. Что эти платья, которые второй год из моды не выходят, — голову бы оборвать тому, кто это придумал! Теперь вот… — Он пропустил между пальцами прядь. — Настоящий шелк, и все срежешь.

— Волосы — не зубы, вырастут, — пожала плечами я.

Хотя, если начистоту, косу мне было жаль. Особенно сейчас, когда солнце играло на распущенных волосах и муж перебирал их, так ласково, что хотелось замурлыкать, будто кошка.

— Вырастут, только когда? Косу хотя бы не выбрасывай, когда эта дурацкая мода пройдет, может шиньон сделаешь. — Он усмехнулся. — А как Белкина-то обрадуется! Говорят, она всех дворовых девок остригла, чтобы себе прическу соорудить, а тут ты своими руками!

— Да хватит причитать, не собираюсь я ничего отрезать! — воскликнула я.

В глазах мужа заиграли смешинки, и до меня дошло.

— Ты это специально? Чтобы я назло не стала стричься?

Он расхохотался, но тут же, охнув, оборвал смех. Я положила ладонь мужу на грудь.

— Жаль, обезболить нечем.

— Иван Михайлович рекомендовал лауданум, но мне с утра нужна была трезвая голова.

Я кивнула.

— Расскажешь?

— Тебе в самом деле интересно?

— В самом деле. Почему тебя это удивляет?

Виктор хмыкнул, но комментировать не стал. Опустился в кресло. Я села у зеркала, взялась за гребень, чтобы вернуть прическу в нормальное состояние.

— Крашенинников заподозрил, что приказчик его обманывает, и попросил меня вместе проверить учетные книги. Судя по тому, что я увидел, — так и есть. Завтра придется ехать на фабрику, поднимать документы и считать, сколько этот паршивец успел украсть.

— Хочешь, чтобы он возместил?

Муж покачал головой.

— Наверняка все уже промотал, да и не принято это.

Он поднялся, вынул у меня из рук гребень, потянул за плечо, заставляя подняться.

— И вообще, хватит обо всяких гадостях. Ты знаешь, что очень соблазнительна, когда так внимательно слушаешь?

Поцелуй оказался долгим и страстным, но от меня не ускользнуло, как на мгновение окаменело лицо Виктора, когда он вдохнул, выпрямляясь.

— Теперь знаю, — как можно мягче улыбнулась я. — Обещаю, когда твое ребро заживет, позову тебя в спальню и стану внимательно слушать. А пока лучше бы тебе отдохнуть.

— Ты удивишься, но любить тебя я собираюсь не ребрами.

— Даже боюсь подумать, чем именно, — фыркнула я. — Наверняка добродетельные жены и слов-то таких не знают.

Он снова засмеялся и снова замер, медленно выдыхая. Я погладила его по щеке, легко коснулась губ. Шепнула:

— Я не сомневаюсь в твоей мужественности. Но у нас будет еще много…

Теперь пришел мой черед осечься. Может, и не будет. Он до сих пор ничего мне не обещал. Я отвернулась, чтобы муж не заметил разом навернувшиеся на глаза слезы. Тряхнула головой, начала заплетать косу.