Имперский вор. Том 2 - Ра Дмитрий

Леший кривится.

– Семён Феоктистович я. Повезло, говоришь? Так у тебя эфир тёмный, парень. Конечно, повезёт, чего уж там. Правда, странный какой-то эфир… Ты из какого рода? Вас таких мало… Дербенёв, что ли?

– Каменский, – говорю я, переваривая неожиданную новость. То есть в этом мире существуют источники с тёмным эфиром?

Как там сказала Зефирка: «В твоём мире почти нет нужного эфира, чтобы поддерживать мой облик».

Когда я попал в тело Никиты Каменского – его каналы были забиты тьмой Карха. Она попросту выжила эфир мальчишки. Я толком и не видел его из-за тьмы. И не сомневался, что эфир был светлым – как у всех в этом мире. Но если не у всех… Если эфир Никиты был тёмным… То тьма ничего не выживала. Она попала туда, где ей комфортно. Наверняка я потому и прилетел именно в это тело. По воле божков мне следовало попасть в какого-нибудь сопливого калеку из нищей семьи – но сворованная мной тьма Карха рассудила иначе.

А раз так, значит родовой источник Каменских – источник тёмного эфира. Которых в этом мире, по утверждению Зефирки, «почти нет». Ключевое слово – почти.

– Ах, Каменский… – с непонятной интонацией тянет леший.

– Феоктист Семёнович…

– Семён Феоктистович! – рыкает леший.

– Да, дедуль. Тьфу ты, Семён Феоктистович! – поправляюсь я. – Мы с питомцем очень вам благодарны за гостеприимство, – хмыкаю. – Но нам бы теперь из леса выйти, если вы не против.

– Рассвет скоро, – хмыкает леший.

Да. Это проблема. Химеринг не выносит солнечного света, и как решить эту проблему – я пока не представляю.

– Могу помочь, – продолжает он.

Неожиданно. Хотя нет, вполне себе ожиданно. Может, я лешему и любопытен, но дело явно не только в этом. Что-то ему нужно от парня, который выжил в разломе да вдобавок вывел оттуда химеринга для личного пользования.

– Есть один метод. Хотя лучше бы твою тварь прикончить.

В мозг тут же прорывается картинка от взбешённого кошака: леший, у которого, по мнению Крайта, есть хвост, примотан этим самым хвостом к дереву, а рядом, с предвкушением облизываясь, сидит кошак.

«Ты же мясо не жрёшь», – напоминаю ему.

«Мяс-со – гадос-с-ть. Он – не мяс-со», – отвечает Крайт.

«Не мясо? А что?»

«Вкус-сно».

То ли леший тоже ловит картинку, то ли впечатляется вспыхнувшими зрачками химеринга, но опять ржёт на весь лес.

– Ладно уж. Чем бы маг ни тешился, лишь бы дерьмом не вонял! Значит, слушай, Каменский. Никита, да? Я твою тварь в приличный вид приведу. Сможет на свету жить и народ не пугать. А ты мне за это навку мою освободишь. Из рук злодейских. Похитили её.

Навку, значит…

Навка – это лесной дух. Людей она не любит, может и порчу наслать, и мертвяка привязать к дому, и мороками не брезгует. Но просто так не пакостит, не охотится за людьми без причины. Лес от них охраняет – это да. Сильная нечисть, но есть у неё слабое место: одежду человеческую любит. На шмотки любую навку приманить можно, ума у них не много.

Но вот вопрос – на кой чёрт та навка кому нужна? Выдрессировать не выйдет, удержать – сложно. Правда, танцует она красиво. Только это ни разу не повод её похищать.

Но главное – умрёт она вне леса очень быстро. А навка, хоть и нечисть, но для леса существо очень полезное.

Да и цена за её спасение меня, пожалуй, устраивает.

Спрашиваю:

– Кто похитил-то?

– Да есть тут один… любитель танцев, – сплёвывает леший.

Выслушиваю историю с навкой и с недоумением пялюсь на явно рехнувшегося хозяина леса. Рассчитывать в таком деле на помощь мальчишки?..

Леший разводит руками. Почёсывает затылок. Тут я впервые замечаю, что у него нет правого уха.

– Ну ты хоть попробуй, малой, – говорит он со смешком.

– Попробовать, пожалуй, могу. Только ты первый, дедуль.

– Наглый… Не доверяешь? Мне, хозяину леса, не доверяешь? – театрально удивляется Семён… как его там… – Ну ладно уж, согласен.

Он достаёт из кармана смартфон, быстро набирает что-то – отсылает эсэмэску?

– Дедуль, – окликаю я, с любопытством наблюдая за ним. – А эти… посконные-сермяжные способы связи как же? Ну там, ветер по делу послать, ногой топнуть?

– Магию на говновопрос тратить? – хмыкает леший. – А ещё раз дедулей назовёшь – так по шее дам, что до самой Москвы долетишь. Сермяжным методом.

Минут десять спустя из кустов выскакивает что-то вроде гнезда на ножках. В гнезде разведён костерок, над ним парит замызганный котелок. Невольно ухмыляюсь, вспомнив, как шаманили над похожими котелками орки и с каким презрением наблюдали за ними эльфы из тогдашнего моего отряда.

Но все шаманские причиндалы тут же пропадают в зелёной вспышке – а когда огонь гаснет, в руке лешего оказывается большая, странно изогнутая пробирка. Она тоже светится зелёным и никакого доверия мне не внушает.

Если яд, например? С отложенным действием?

В жопу к Шанкре такие методы. Слишком уж простенько.

– Кровь давай со своей твари, – говорит леший. – Пять капель хватит.

Ну, об этом точно и речи идти не может. Честно сказать, я рассчитывал на артефакт. Который, кстати, при нужде можно было бы продать за огромные деньги. Артефакт, изготовленный высшей нечистью, – это вам не кусок меха. Их в любом мире по пальцам пересчитать можно. Ну ладно, по пальцам всех конечностей Шанкры.

– Угу. Но сначала нам бы с вами Договор заключить, Семён… Феоктистович. Сами понимаете – какой.

– Умный, да? – неприятно ухмыляется леший. – А по мне – тупой. Договор ему… Да ведь если я котяру твоего щас отравлю, так помощи от тебя точно не дождусь.

– А может, вам её и не надо, – пожимаю плечами.

28 июля, вечер

На территории бункера

В официальных документах операция по захвату бункера проходила под наименованием «обыск по подозрению в изготовлении наркотических веществ». Правда, собровцев (специальный отряд быстрого реагирования) не посылают на обыски. Но если одеть бойцов в обычную полицейскую форму – приличия будут соблюдены. Тем более что курировал операцию сам глава Тайной канцелярии.

Такую же форму выдали и Матвею Соболеву, хотя разрешение на непосредственное участие в операции он получил с большим трудом. Чистый шантаж: без этого разрешения Соболев отказался назвать местоположение бункера.

– Может быть, и мне стоит поучаствовать? – саркастично поинтересовался князь Львов, подписывая Соболеву необходимые бумаги.

– Ты мне ещё пригодишься, – парировал Соболев. В кабинете они были одни, и потому он мог позволить себе тыкать главе Тайной канцелярии.

Маг-защитник рода Каменских вовсе не рвался немедленно отомстить владельцу бункера за своё заключение. Месть хороша, как говорится, в холодном виде. К тому же Матвей присоединился к собровцам по совершенно конкретной причине: ему нужно было кое на что посмотреть.

Группу захвата встретила мёртвая тишина и гостеприимно раскрытые ворота.

Трёхметровый забор с колючей проволокой поверху. Серая бетонная площадка, земляной холм, здоровенная герметическая дверь в нём – тоже призывно открытая. На холме небольшие строения, несколько вентиляционных выходов, лестницы… На парковке стоял уже знакомый Матвею чёрно-жёлтый седан – с распахнутыми дверцами. Никому-то он не пригодился.

Как и предполагалось, бункер был совершенно безлюден. Неудивительно: умные преступники от улик избавляются быстро и качественно. Но Львов, конечно, прав: никогда нельзя подчистить все следы. Особенно когда сыскари знают, что искать, как искать и где искать.

Мнимая «полиция» рассыпалась по территории согласно чёткому плану. Проверяли абсолютно всё, и результаты проверки не впечатляли. Здесь не было не только людей – здесь не было ничего. Ну, если не считать связки кабелей в коридорах, обрывки проводов в помещениях, опрокинутую мебель и вдребезги разбитые приборы. Торопились, суки. Вывезти не успевали.

Но среди собровцев были не только бойцы, но и специалисты определённого рода. Они без сомнений установили наличие в бункере некой лабораторной деятельности. А также пребывание на нижних этажах пленников. Впрочем, вот для этого спецы не требовались: для чего нужны многочисленные камеры – ясно даже ребёнку. И держали в камерах не зверей, судя по нарам, рукомойникам и помойным дырам в полу. Людей держали.