Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

На самом деле матушку, конечно, он отправлял первым классом, и за доплату там всегда можно было разместиться, особенно если близкие родственники. Так что уехал Алексей Сергеевич Порываев в Москву решать дела, да спасать предприятие.

По приезде он обнаружил убитых горем двоюродных братьев и сестру, всего трое детей было у Василия Степановича. Оставив матушку с ними разбираться, Алексей поехал в контору, в которой дядька его вёл дела.

Вовремя приехал. Там уже хозяйничали приказчики дядькиных кредиторов. Но по пути Алексей вызвал своего адвоката, известного в Москве адвоката Арбузова. Славился этот адвокат тем, что лучше всех знал законы Российской империи, особливо касавшиеся деловых отношений. И слово его адвокатское никто под сомнение никогда не ставил, вот такую репутацию себе завоевал человек.

Алексей остановил произвол, творящийся в конторе дядьки, потому что даже он, не являясь юристом, знал, что до оглашения воли усопшего никакие кредиторы не имеют права врываться в его частную собственность. А там уже и адвокат Арбузов подъехал. Приказчики кредиторов бежали так, что только пятки сверкали.

Но Алексей не обольщался. Для того чтобы разобраться в том, что его ещё ждёт, ему нужно было тщательно изучить всё то, что осталось от Василия Степановича в деловом плане, а на это требовалось время.

 Конечно, Алексей оплатил услуги профессиональных аудиторов, которых вызвал адвокат Арбузов и которые вместе с ним работали. И после этого поехал домой на Остоженку, в свой большой дом, где пока жила вся семья, пользуясь тем, что сам Алексей часто жил в Петербурге. Да и пока хозяйки дома не было, а её временно заменяла Агриппина Александровна.

В голове у Алексея красным сигналом билась дата, десятое число, день отправления поезда в Екатеринбург. Он знал, что ему совершенно точно надо быть в этот момент в Петербурге, чтобы успеть сказать Фаине, что он её любит. Он чувствовал, что как вода сквозь пальцы, утекает возможность восстановить тёплые отношения, которые образовались между ними и были грубо нарушены сложившимися обстоятельствами.

Да ещё его стремление угодить матушке, ну хотя бы она всё-таки приняла его сторону.

Ну да ладно, что уж теперь, сделанного не поправишь. Но есть ещё у него возможность исправить и выправить то, что произошло.

Похороны назначили на вторник, а оглашение завещания усопшего на среду, сразу после похорон. И поэтому Алексей, оставив аудиторов работать в конторе и даже не выслушав их первоначальный отчёт, сел на ночной поезд из Москвы в Петербург, чтобы рано утром прибыть на вокзал и успеть проводить Фаину Андреевну.

По пути всё время что-то происходило, то поезд часто останавливался, то с остановок позже уезжали. Алексей смотрел на часы и понимал, что эта поездка, скорее всего, будет напрасной, он точно опоздает. Ему оставалось надеяться только на чудо.

И чудо произошло, последние два часа поезд ехал без остановок, и у него оставалось ещё немного времени до отправления поезда на Екатеринбург. Он успел.

Но тупица-проводник не хотел пускать его в вагон. Алексей был готов его убить, хотя никогда не поднимал руку на тех, кто находился ниже его. Повезло, что Тихон, выходивший осматривать площадку перед вагонами, пообещал передать Фаине, что он пришёл её проводить.

И вдруг он увидел её, свежая, юная, красивая… Она выскочила в тамбур, и он, отодвинув проводника, прорвался к ней. Взял её за плечи, она показалась ему такой тоненькой, такой хрупкой. Он посмотрел ей в глаза, и увидел в них… ожидание.

И снова он не знал, как это сказать.

И тогда Алексей решил не говорить ничего лишнего.

— Я люблю вас, — выговорил он и, сам от себя не ожидая, поцеловал её.

Он хотел просто прикоснуться к её губам, но неожиданно ощутил какой-то невероятный, волшебный, сладкий вкус, и не удержался, поцеловал её так, что даже сам испугался, что может напугать девушку своим напором. Но она ответила.

И у Алексея закончились все мысли.

Как сквозь туман, он услышал голос проводника:

— Барин, барин!..

Алексей подумал, что сейчас этот проводник точно рискует получить от него удар в нос. Но, посмотрев в светящиеся счастьем глаза Фаины, понял, что проводник не виноват в том, что он так опоздал.

Поезд начал движение. К сожалению, Алексею надо было возвращаться в Москву. Поэтому он только успел сказать:

— Фаина… я приеду. Я очень, очень скоро приеду.

И Алексей спрыгнул на платформу, глядя вслед уходящему поезду, увозившему ту, с кем он точно хотел прожить всю жизнь.

Глава 67

Я посмотрела на уставшее личико Полинки, конечно, ей бы уже домой, намыкалась маленькая. Но я просто не могла её одну с Анфисой Васильевной отправить в имение, где уже третий день проживала матушка Фаины со своим французом.

— Верочка, — сказала я Вере, — а не могли бы вы вместе с Полинкой…

Я хотела предложить снять номер в гостинице, но тут Иван Киреев меня перебил:

— Фаина Андреевна, мы можем поехать в ваш магазин, и Вера Евстафьевна может с Полиной там подождать, пока мы с вами к Николаю Николаевичу съездим.

Идея поехать в магазин мне понравилась. Иван Киреев выглядел довольным, и, глядя на его лицо, я спросила:

— Что там?

— Сами увидите, — улыбаясь, сказал Иван.

И мне стало интересно, даже на второй план отошло расстройство из-за того, что ситуация с Анной Игнатьевной каким-то образом умудрилась выйти из-под контроля.

Мы подъехали к магазину. Первое, что меня поразило, — это витрина.

Витрина той части магазина, где торговали мёдом, была почти открытая, даже было видно, что внутри, за огромным самоваром, стоящим в витрине, ходят люди, светятся лампочки.

А вот та часть, которая была парфюмерная, витрина там была полностью закрыта. Отличало её большое обилие золота, и я про себя хмыкнула: «Вот же роковое совпадение», и зеркала.

Всё вместе это смотрелось потрясающе. Я представила себе, как это выглядит вечером, когда темно.

— А вечером витрина светится? — спросила я Ивана.

— Обижаете, Фаина Андреевна, — сказал Иван. — Ещё как светится! Ваша витрина самая красивая витрина на улице.

Что самое интересное, входная группа теперь была разделена. И это меня порадовало. Сразу после открытия я всю голову сломала, как разделить потоки покупателей. И мне ведь даже не пришла в голову эта идея.

На входе теперь был сделан небольшой тамбур, и из этого тамбура было две двери: одна вела в левую часть магазина, другая — в правую. На двери, которая вела в правую часть магазина, стоял швейцар.

— Я надеюсь, что вы простите меня, Фаина Андреевна, за дополнительные траты, — разъяснил Иван, — но здесь требовалось слегка ограничить поток людей, входящих в магазин. У нас есть часы, когда каждый может прийти, а есть часы, когда по приглашению.

Я посмотрела на Ивана:

— Такой концепции у нас не было, Ваня, — сказала я.

— Не было, — ответил Иван, — но она очень хорошо сработала. Для тех покупательниц, которые не хотят ни с кем пересекаться, но при этом делают очень большие заказы.

Мы зашли внутрь. Роскошь, вот что сразу меня поразило. Я обернулась на Ивана с подозрением:

— Откуда средства на роскошь?

— Фаина Андреевна, — почти шёпотом сказал Иван, — всё фальшивое, поэтому стоило очень недорого.

Мне стало весело.

Мы прошли вглубь магазина, и я обратила внимание, что посетительниц всего было трое. Двумя занимались девушки-продавщицы, а одна посетительница, тоже сопровождаемая продавщицей, ходила вдоль полок. Мы не стали мешать процессу и прошли в подсобное помещение.

Там был оборудован небольшой, но уютный кабинет с окошком, выходящим во двор. В кабинете стоял небольшой диванчик, что меня порадовало, потому как если я задержусь у адвоката, Полинку вполне можно на него положить, как раз под её рост, чтобы вытянуть ножки. Ещё был небольшой письменный стол и круглый столик, на котором стоял маленький самовар.