По пути заехала в универсам, накупила пельменей и прочих полуфабрикатов. А потом отправилась домой. Волнение честно сказать, зашкаливало. А когда я въехала во двор и увидела возле подъезда машину Костылецкого, то душа вообще ушла в пятки. Ибо у него имелся второй комплект ключей от квартиры, о котором я со всей этой котовасией благополучно забыла.
Как ошпаренный ежик, фырча и выплевывая ругательства в адрес бывшего, я с тяжеленной сумкой и продуктовым пакетом наперевес понеслась домой. Перед глазами промелькнула вся жизнь.
На секунду притормозила возле консьержки, чтобы задать самый главный вопрос:
— Давно?
Баба Люба, которая с полуслова понимает каждого жильца, ибо на своем посту почти пятнадцать лет отслужила, так же коротко ответила:
— Минуты три.
Выдыхаю и бегу быстрее. Может, пронесет, и Муха не выскочит встречать плохого дяденьку. А я успею отмазаться.
Лечу, перескакивая через две ступени, варан в сумке подозрительно крякает. Лишь бы от тряски совсем не крякнул и сумка не крякнула. А дальше прорвемся! Вижу приоткрытую дверь, врываюсь.
Костылецкий с дубиной наперевес стоит в проходе, на выходе из зала и у меня душа уходит в пятки.
Опоздала…
17
— Нина? — оборачивается удивленный Костылецкий. — Что произошло, Нина?
— Эээ…Ты о чем?
Костылецкий кивает внутрь комнаты. Я молюсь, чтобы не на Муху. Хотя, никаких признаков боя. Бывший, как всегда с иголочки и даже не растрепан. А Муха бы точно без боя не сдался. Особенно после того, как изучил все боевые приемы. Выдыхаю и виновато улыбаюсь.
— Это, ну… Просто психанула.
— Психанула? Нина, у тебя квартира разгромлена! Что значит психанула?
Пожимаю плечами и импровизирую:
— Ну, мне Маркова звонила с работы. Сказала, ты женишься.
Несколько секунд Костылецкий переваривает информацию в голове. Маркова наша сотрудница, которая неимоверным способом узнает все важные новости первой. И по реакции бывшего жениха понимаю, что мой плевок в пустоту случайно попал в цель.
Костылецкий снова смотрит на разгромленный зал. Потом опять на меня.
— Это все из-за меня? Честно?
Опускаю глаза и вздыхаю. Киваю. Конечно, из-за тебя, тупень. Кто слил мой адрес этому странному заказчику? Не по объявлению в газете же он меня нашел.
— Нина! — шагает ко мне с распростертыми объятиями. — А я как раз хотел поговорить! Не верь! Я тебя одну люблю! Я решил вернуться!
В ужасе смотрю на него. Оно мне надо, простите? Счастье-то такое, сейчас заплачу.
— Ты мне не веришь! — театрально вздыхает он.
Молчу. Что-то меньше всего приходят скромные слова, поэтому пока молчу и пытаюсь понять, какого лешего этому кренделю надо.
Сумка опускается на пол. Пока я не готова вытаскивать ящера. Поэтому скидываю пуховик и сапожки и иду на кухню. Костылецкий не разуваясь за мной.
— Нина, я подумал, что был неправ. Вообще это все как наваждение, пойми. Будто кто-то меня околдовал. Я ведь всегда только тебя любил, тебя одну. И Фимушкина, она наверное меня чем-то колдовским приворожила. Она ведь мне никогда не нравилась,
Вспоминаю Фимушкину, его нынешнюю пассию, с шикарным бюстом, работает на кафедре, дочка профессора, лакомый такой кусочек. Вспоминаю жадные взгляды всех мужиков, в том числе и Костылецкого,и киваю своим мыслям. Но этот индюк воспринимает мое молчаливое согласие только на свой счет. И дальше заливается соловьем.
— Нина! Ты согласна? Ты простишь меня? Я же вижу, как тебе без меня плохо. Если ты все это из-за меня, то не надо, милая! Я сегодня же возвращаюсь к тебе. Хотя нет… Ты! Ты сейчас соберешь свои вещи и мы поедем ко мне…
— А ящера куда? — спрашиваю, раскладывая в холодильник продукты.
— Ящера? — в голосе Костылецкого появляется неподдельный интерес. — Какого ящера, Нина?
Он вскакивает со стула и перехватывает мои руки. Чувствую, как его трясет, как горят алчным блеском лживые глазенки.
— Ну, моего!
Показываю на поцарапанный угол холодильника, где отчетливо виднеется след от Мухиных когтей.
— Нина! Что это? — показательно удивляется Костылецкий.
Блин, хуже только в сериалах играют.
— След от когтей, представляешь. Ящер у меня живет. Серёгой назвала.
— Как меня?
— Ага. Тараканами его кормлю , мышами замороженными.
Костылецкого сразу затошнило, и он поспешил прикрыть рот белоснежным накрахмаленным платком.
— И это все он? — Костылецкий указал на зал, из которого виднелись повисшие на карнизе разорванные шторы.
— Частично, — вздыхаю растроенно. — Не хотел идти на прогулку.
Костылецкий шумно выдохнул.
— Нина, я хочу знать об этом все! Где этот ящер находится сейчас?
Замечаю движение серого неповоротливого тела в коридоре. Киваю в его сторону.
Серега (который бывший) тут же оборачивается и, завидев зверюшку, с диким воплем вскакивает на стул.
18
— Серега, тараканов будешь? — спрашиваю уже у варана, который совершенно непонятным образом умудрился выбраться из сумки и теперь шел исследовать новую территорию. На мой вопрос новый питомец не ответил, лишь флегматично взглянул зрячим глазом в нашу сторону и поперся в зал.
— Нина, — стуча зубами, спросил Костылецкий, — где ты его взяла?
Тяжко вздохнула. Посмотрела на бывшего. Оценила степень его осведомленности. Расстроилась, что не от великой любви этот поганец здесь. Потом мысленно все послала к черту, ибо нефиг сожалеть о прошлом. И честно ответила:
— Подкинули.
Костылецкий промокнул пот со лба, слез со стула и сел на него же.
— Чаю? — спрашиваю заботливо.
— Да, пожалуй.
Наливаю остывший, ибо все равно он его не пьет. Сую в холодную воду пакетик, мешаю сахар, ставлю на стол.
— А ты? — впервые заботливо спрашивает он.
Машу рукой.
— Не хочу. Может, разденешься?
Костылецкий косится на зал, гладит себя по дорогому кашемировому пальто. Отрицательно машет головой.
— Давай хоть тапочки тебе принесу.
Иду в прихожую. Тихо. Ванная приоткрыта но там тоже тишина. Впервые пользуясь ментальной связью с Мухой отправляю ему приказ, чтобы сидел тихо и не высовывался. В доме враги!
Хватаю тапки, иду на кухню.
Костылецкий вытягивает ноженьки, дабы я должна ему быстренько ботиночки снять и тапки надеть.
Демонстративно кладу их рядом и иду раскладывать остатки продуктов. Костылецкий, краснея и пыхтя самостоятельно переобувается.
— Знаешь, Сергей Серафимович, — обращаюсь к нему, - я тут подумала. Может быть и не стоит нам с тобой сходиться?
— Нина, — вскакивает он, хватает ботинки, относит в прихожую, по пути заглядывает в зал, отмечает положение ящера и возвращается на кухню. — Я все осознал. Я вел себя неосмотрительно грубо. И не помогал тебе деньгами, не оплачивал счета. Дарил слишком скромные подарки. Но это все в прошлом. Я хочу все исправить! Хочешь, будем жить у тебя, даже с этим ящером. Все что угодно, родная. Я так тебя люблю! Глубину своих чувств я понял только в разлуке!
Бормочу под нос и вздыхаю. И я глубину чувств осознала тоже только в разлуке. Вот не отцепится ведь гад. И про любовь так сладко заливает.
И ведь не выгонишь его теперь ничем. За Мухой пришел. Потому что Костылецкий такой педант до кончиков ушей. Ни бардака, ни животных в доме не переносит. Да. Что говорить, он с собой спиртовые салфетки таскает и ресторанах ложки ими протирает.
Мысли в голове моей атакуют тараканов. Желание спустить Костылецкого со ступеней такое же непреодолимо сильное, как и защитить Муху. Не сразу понимаю, что это дракоша вмешивается в мое сознание, но и потом разделив свои и его эмоции, терплю и даже радуюсь, что думаем мы практически одинаково.
Костылецкий вспоминает про руки. Хлопает себя по карманам пальто.
— Черт, салфетки в машине оставил. Нина, я хочу помыть руки.
— На кухне фильтр сломался. А в туалете… там затопило канализацию у соседей сверху. Прости, убрать не успела. Там немного пахнет.
