Старшая сестра его величества. Власть. - Цветкова Алёна

– Хорошо, – кивнула я, осторожно сползая со стола. Боль в ноге совершенно пропала. Но я не стала топать ногой, чтобы проверить крепость своих костей и результат лечения. – Спасибо, – улыбнулась Южину.

– Не провожай нас, – кивнул ему Димат. – Мы сами уйдем. Отдыхай.

Глава 8

Казалось, я только закрыла глаза, а горничная уже пришла меня будить. В этот раз горничная была совсем другая, – не та, что вчера. Наверное, барон Пирр боялся, что я смогу сговориться с прислугой, поэтому решил менять мне горничных каждый день. Я усмехнулась. Что же, он совершенно не зря этого боялся.

Солнце давно встало, это меня немного удивило. Я много лет в Нижнем и даже Среднем городе просыпалась с рассветом. Там спать до полудня не принято: все заработки проспишь. Потому была немного обескуражена. Неужели я так быстро вернулась к той жизни, которая у меня была раньше? Или это просто последствия вчерашнего полуночного бдения?

Анни рядом не было, а ее заливистый смех слышался в гостиной. Я улыбнулась: как хорошо, что дочка со мной. Еще бы забрать Лушку. Сердце уже привычно кольнуло. Я чувствовала себя виноватой перед сыном. Но я должна была оставить его ради будущего.

Накинула халат, поданный горничной с улыбкой, внезапно чем-то напомнившей мне Ариту, которая прислуживала мне в королевском замке. Хотя внешне они были совсем разные. Арита была похожа на прежнюю меня, а эта горничная выглядела гораздо старше, была немного полноватой, смуглой и темноволосой. Наверное, она такая же умелая и опытная, как Арита. И именно это сходство я и уловила.

– Мама, – радостно закричала Анни, когда я вышла в гостиную. Она подбежала ко мне и, запрокинув голову, заглянула в глаза, – а можно Катрила будет жить со мной? Пожалуйста…

Катрила, та самая девчонка, которая вчера мелькнула с подносом, сидела на корточках на ковре, держа в руках тряпичную куклу, и смотрела на меня огромными, испуганными глазами. Худенькая, русоволосая, большеглазая, чем-то невероятно похожая на маленького олененка, который пригнулся и прижался к земле, готовясь сбежать от опасности.

– Анни, я не думаю, что это хорошая идея, – нахмурилась я. Опять мои дети взялись за старое, мелькнула мысль, подбирают брошенных людей. – Ты же знаешь, скоро мы отсюда уедем. И вряд ли нам позволят забрать Катрилу с собой. Тем более, она из Абрегории… И у нее там родные и близкие…

– Ваша светлость, – за моей спиной, не показываясь на глаза, заговорила горничная, – сирота она. И отец, и мать казнили, когда девчонке и пяти лет не исполнилось. Ежели заберете, мы, – она на мгновение замолчала, словно затрудняясь как обозначить это «мы», – все вам благодарны будем.

В глазах девчонки вспыхнула, но тут же погасла, надежда. Я не собиралась вешать на себя еще одну обузу. Но… что-то свербело в груди, не давая просто пойти завтракать и забыть про девчонку. Тревожность какая-то. Вроде занозки, которую не видно, а покоя от нее не будет, пока не вытянешь. И я повернулась к горничной. Только она могла объяснить мне, что не так с этой девчонкой, и с этой просьбой.

– Рассказывай, – приказала я ей, усаживаясь на диван перед столиком, на котором стоял поднос с завтраком.

И горничная, кинувшись наливать мне чай из тяжелого глиняного чайника, стоявшего на низкой курительнице, в которой лежали угли, затараторила:

– Да, что ж рассказывать-то, ваша светлость. Сиротой же она осталась. Защиты у девчонки нет. Мы-то ее, конечно, как можем, прячем, с собой таскаем. Да только мы-то люди подневольные, коли господа прикажут, так и уйти придется, да девчонку оставить.

Я нахмурилась. Взяла чашку, глотнула непривычно терпкую горечь крепкого настоявшегося чая… все же взвар мне нравится больше. А вот традиционные абрегоринаские булочки-спиральки с медом и пряностями в прошлом я очень любила. И сейчас, предвкушая, выбрала ту, которая была полита медом обильнее всего. Кивнула горничной, прежде чем откусить.

– Ничего не поняла. Поясни. – пряная сладость окутала язык, перебивая горечь чая. Я должна была признать, с взваром совсем не то. Абрегорианский чай идеально подходит к абрегорианским булочкам.

– Ну, – горничная вздохнула, – сирота девчонка, отца-матери нет. Наши-то дочери по комнатам сидят, на люди не показываются. А Катрила работать должна. Ее-то кормить-одевать некому. Я хотела ее к себе забрать, да герцог Форент не позволил… Отец ее стражником служил, а мать горничной в ваших девичьих покоях была. Когда вы бежали, она вас из посольства вывела, а он пропустил. Вот герцог Форент и того… их обоих, – вздохнула она, – а девчонку работать заставил. И помогать запретил… А как она подрастать стала, так мужики на нее заглядываться стали, вслед посвистывать. Пока-то еще не трогают, а вот как первую кровь уронит, так… – она не договорила. Замолчала и отвернулась. – Не принято ж у нас, чтоб приличные девицы перед мужчинами крутились… а коли крутиться, значит неприличная…

Она непроизвольно всхлипнула и вытерла слезу рукавом, отступив на пару шагов назад.

– Простите, ваша светлость, – повернулась она ко мне, – больно уж душа за дитя невинное болит. Мы-то с матерью ее подруги были. Дочки-то наши, почитай, вместе росли… Я как могу прикрываю, но…

Я кивнула. Молча. Просто боялась, что если начну что-то говорить, то не смогу вымолвить ни слова, а чтобы сдержать слезы пришлось вспомнить уроки Орега. Проклятая булка застряла в горле, перекрыв дыхание.

– Мам, – ко мне подошла Анни и потянула за подол халата, – так можно же, да?

Она не улыбалась. Смотрела на меня не по-детски серьезно. Как будто бы знала, что ждет это несчастную девочку, родители которой помогли сбежать ее матери. И я кивнула. Проглотила вставший в горле ком и произнесла хрипло:

– Я сегодня же поговорю об этом с бароном Пирром. А ты Катрила, оставайся здесь, с Анни. Никуда не выходите. А ты, – посмотрела на горничную, – отнеси ее вещи в покои моей дочери. И напомни Таните, что я велела привести их в должное состояние. Вечером я сама отведу девочек. – Горничная прикусила губу и кивнула. Я глотнула чай, стараясь успокоиться. Теперь все будет хорошо. Ни одна сволочь не посмеет обидеть девчонку. Иначе им придется иметь дело со мной. Взглянула на горничную, – тебя саму как звать-то? И давно горничной служишь.

Надкусанную булку, сладость которой теперь горчила хуже чая, я положила на блюдце. Она перестала вызывать аппетит.

– Тайка, – тут же отозвалась она. – Давно, я выросла здесь. Моя мать прислуживала герцогине Форент, и меня научила. Хотя раньше я все больше гостям прислуживала. Никто пока не взял меня в личные горничные. А его благородие, барон Пирр, сначала приставил к вам другую горничную. Из своих, ну, с которыми, – он кашлянула, обозначая связь между бароном и той молодой горничной, что служила мне вчера. – Велел ей за вами приглядывать, да докладывать обо всем.

Я внимательно слушала. Ничего нового. Все вполне ожидаемо. Кроме одного:

– Но сегодня мне прислуживаешь ты? – спросила я.

Тайка лукаво улыбнулась и притворно вздохнула:

– Приболели-то девицы господина барона. Несварение у них случилось. А я ведь им не один раз говорила, что нельзя столько гадостей говорить, можно и своим ядом отравиться… Остальные, хотя и с одного котла ели, животом не мучаются.

Я понимающе усмехнулась. Очень знакомо. Подковерные игры среди прислуги случаются почти так же часто, как и среди их хозяев, добивающихся милости правителя. Не так уж сильно мы отличаемся друг от друга…

А Тайка тем временем продолжала:

– Моя мать, ваша светлость, местная. За отца моего замуж вышла, да при посольстве служить осталась. Из Дочерей она Ургородских, – в глазах Тайки плясали смешинки, – и до сих пор с Великой Матерью связь поддерживает. И меня научила порядки Матерей чтить… Так что не стану я его благородию на Мать доносить.

Вот так сюрприз. Я внимательно посмотрела на Тайку. Неужели она и есть обещанный мне связной? Хитра Великая Мать, ничего не скажешь. Получается, у нее не только в замке Грилорского короля свои люди, но и в посольстве Абрегоринаской империи. А, возможно, и только здесь. Женщины, оказавшиеся в трудной ситуации, есть в каждом уголке мира. И если Великая Мать готова протянуть им руку помощи, значит ее агенты могут быть где угодно.