Кровь обязывает. Пенталогия (СИ) - Обатуров Сергей Георгиевич

  - Все! - Заорал Михалыч. - Если ты сможешь так же воздействовать на мой прибор, то мы победили. Ну, давай, пробуй.

  Давай, так давай. Я сместился на несколько шагов в сторону, где был нарисован крестик и не раздумывая нанес самый мощный удар, направив палец прямо на пересечение линий крестика. Все. Михалыч радостно потирал руки, и показывал мне большой палец. К нам подошла Татьяна.

  - Что, опять Макс в свои игрушки с камнями играется? Наверное, два булыжника извел.

  - Да нет дочка. Это он мой взрыватель разобрал на составляющие, хотя я в схему заложил элемент неизвлекаемости. Знаешь, сколько уровней наплел. И ни один уровень не подал сигнал на срабатывание. И, знаешь, Людвиг, я ведь одну пару элементов питания расположил ниже платы, но с отдельной сигнализацией. И она тоже не сработала. Все, как будто испарилось. Вот это я понимаю, разминировал.

  Опять взялись за лопаты. Теперь копать было легче, и вот показались края долгожданной пленки. Теперь раскапывали осторожнее. Прямо по центру пленки зияла аккуратная дыра, размером в пятнадцать сантиметров. Пленку осторожно смотали и, вытащив из ямы, опять размотали на траве, рядом с ямой. Сняли верхний слой пленки, и нашим глазам предстало удивительное зрелище. Часть платы просто перестала существовать, заканчиваясь аккуратным полукругом. Ни оплавленных краев, ничего. Было такое впечатление, что ее аккуратно обрезали фрезой, то же самое было и на концах проводов, попавших в зону удара. Аккуратный срез. Многожильный кабель не показал сваренных между собой тоненьких проводочков. В общем, полученный результат вдохновлял. Михалыч начал аккуратно собирать все оставшиеся элементы конструкции и упаковывать их в отдельные полиэтиленовые мешочки и подписывать каждый какими-то, одному ему известными закорючками. Мы с Людвигом, как самые бесполезные члены команды, начали закапывать нашу яму.

  Было уже далеко за полдень, когда мы уселись в машину и понеслись в город. Там, увидев первое попавшееся кафе, направились туда. Следовало хорошенько пообедать. По чистой случайности это оказалось кафе с итальянской кухней. Макароны такие, макароны сякие. Спасало изобилие соусов. Михалыч ел с удовольствием и все время говорил нам, что это так напоминает ему его обеды в армии, когда его только призвали. На что я ему сказал, что необычайно завидую ему, так как, когда я служил в армии, то нас кормили такой же бурдой, какой мы имели счастье питаться в пустыне. Михалыча аж передернуло. Он попросил не напоминать про это. Однако Татьяна и Людвиг заинтересовались, чем это мы там питались.

  - Хотите попробовать? - Я мысленно потер руки. - Сейчас мы вам это организуем.

  Я подозвал официантку, рассчитался за обед и попросил две чистые тарелки и стакан кипятка. Через некоторое время все это стояло у нас на столе. Извинившись, я вышел из зала и достав из пространственного кармана контейнер с тем самым концентратом, вернулся в зал. Все, кроме Михалыча, смотрели на этот контейнер с удивлением. Он был достаточно больших размеров и понятно, я его нигде спрятать не мог. Я положил на каждую тарелку по небольшой ложечке этого концентрата и добавил немного кипятка. Затем размешал, и пододвинул тарелки жаждущим попробовать новое блюдо.

  Татьяна смогла пропихнуть в себя только пару маленьких ложечек и, скривившись, как будто она проглотила уксус или чего похуже. Людвиг же, аккуратно все съел и сообщил нам, что чувствуется, здесь есть все, что необходимо организму человека. Что-то подобное готовили в том подразделении, где он служил, но не всегда, а когда предстояло долго двигаться без остановки. Двигаться, подразумевало, бежать. Он даже попросил добавки. Я его сразу понял и спросил, не образец ли этого концентрата он хочет получить? Людвиг, улыбнувшись от уха до уха, кивнул. Я кивнул Михалычу, и тот, как волшебник, достал откуда-то небольшой чистый полиэтиленовый пакетик. Насыпав туда концентрата, сколько вошло, передал пакетик Людвигу, а сам опять вышел из зала, чтобы спрятать контейнер в карман. Вернувшись, застал всех уже приподнимающимися из-за стола, так как наш обед закончился.

  Вернулись в отель и сделали небольшой перерыв. Татьяна ушла к себе в комнату, Людвиг отпросился у нас и вернулся на работу. Я остался с Михалычем в его комнате. Мы расположились в уютных креслах и попивали сок. Делать ничего не хотелось. Лопатами намахались знатно. Татьяна прошмыгнула мимо нас в ванную комнату и, как только полилась вода из душа я начал разговор.

  - Михалыч, ты не замечал за своей дочкой ничего странного?

  - Да нет. Ребенок, как ребенок. Родилась нормально, ходила в садик, в школу, училась хорошо.

  - Да не в том смысле, Михалыч. Никаких экстрасенсорных или паранормальных способностей за ней не замечал?

  Михалыч напрягся. - Ты что, что-то такое видел у нее?

  - Да не напрягайся ты так. Просто в прошлый раз, когда мы ездили в горы, я ушел от нее за нагромождение камней и произвел три удара силы. На последнем она меня застукала, и сказала, что что-то такое почувствовала и думала, что со мной что-то случилось. Понимаешь, она сказала, что что-то три раза насторожило ее внимание. Три раза! То есть она чувствует выброс силы. Вот сегодня ты что-нибудь почувствовал? А она, когда подошла к нам сразу заявила, что я два булыжника уничтожил. А я ведь два удара силой и произвел. Мне кажется, что она пошла в тебя. В ней должна быть магическая сила. Вот когда я тебя встретил, то, ни о каком твоем магическом потенциале не подозревал, а после того, как Молния с тобой поработала, я все время вижу твою магическую ауру. А ведь Татьяна, твоя дочь. Вот и думай.

  В это время открылась дверь в ванную комнату и оттуда вышла Татьяна, замотанная в махровый гостиничный халат и на голове ее красовалось огромное махровое полотенце, замотанное вокруг головы.

  - Все, я уже тоже не могу сидеть потный и грязный, после этих раскопок. - Запричитал Михалыч и начал стягивать с себя рубаху. И в этот момент его увидела Татьяна.

  - И у тебя такое же грязное белье, как на Максиме? Вы что, сговорились?

  Я захохотал, как ненормальный, а потом, между всхлипываниями выдавил из себя, что вот у Михалыча-то как раз и есть, кому за ним присмотреть, и опять принялся хохотать. Татьяна обиделась и, хлопнув дверью ушла в свою комнату. Михалыч смотрел на меня, не понимая, что смешного я тут увидел.

  - Понимаешь, Михалыч, в прошлый раз, в горах, Татьяна сильно замерзла, вот я и снял свою рубашку с курткой, ну и напялил на нее. А она, когда увидела цвет моего летного комбинезона, то сообщила мне, что я грязнуля и за мной некому ухаживать. Ну и представляешь, сейчас она увидела своего отца, точно в таком же "чистом" белье. Вот я ее и приколол. Кстати, что ты ей рассказал о нашем походе? Я все время не знаю уровень ее осведомленности, так что ты будь другом, расставь все точки над "и".

  - Да я толком ничего и не рассказывал, сообщил, что мы попали в пустыню и выбирались оттуда около недели. Мои начальники ничего не знали, но подстраховались и сообщили семье, что я задерживаюсь в командировке.

  - А она хоть знает, кем ты работаешь?

  - Конкретно, нет. Но ты же сам понимаешь, что догадывается, но что мне нравится, языком не треплет. Наш человек.

  - Хорошо, вот из этого я и буду исходить, но мое личное мнение, что ее надо показать Молнии.

  Дверь распахнулась и оттуда выглянула заинтересованная мордашка Татьяны. - Какой Молнии? А, пап?

  - Ну вот, а ты говоришь, наш человек. Подслушивает. - Обреченно качая головой, со вздохом произнес я. - Так что, Михалыч, теперь думай сам.

  Михалыч задумался, и я его понимал. Одно дело, когда разговор идет о посторонних, обезличенных людях, и совсем другое дело, когда о твоих близких. Видимо в нем боролись два чувства, с одной стороны, Татьяна допускалась до тайны, в которую было посвящено минимальное количество народа, даже контора Михалыча не знала, где он нашел то тело космонавта. Он выступал в роли посредника. С другой стороны, у Татьяны, в любой момент могла бесконтрольно проснуться магическая сила, и тогда она могла просто погибнуть, не зная, как совладать с такой мощью. Молния в некоторых вопросах его просветила, да и обучение на станке не прошло даром. Наконец он решился.