Ферма (СИ) - Янук Елена Федоровна

— Да… Я с ужасом думаю, что всю цивилизацию придется поднимать заново…

— По тем же граблям…

— Давай выпьем за то, чтобы эти новые грабли были пореже и тупее…

— Давай…

Мы достали еще один пакет.

Ивета

Поездка на соседнюю ферму даром не прошла. Почти каждую ночь я просыпалась от собственного крика: даже во сне меня постоянно преследовал металлический запах крови, который до тошноты ощущался на кончике языка; передергивало от вида капающей слюны. Они ползли по машине, тянули руки и, казалось, они меня вот-вот схватят… Даже после пробуждения на меня накатывала паника от воспоминаний приближающихся горящих жаждой крови глаз и бешеной ярости упырей, которые рвались ко мне.

В такие моменты к дивану подходил хозяин, который, казалось, совсем никогда не спал, давал мне выпить чего-то теплого и, засыпая, я ломала голову над вопросом, кричала я вслух или мне это только приснилось.

Почти три недели постоянно ела и спала. Хозяин будил меня каждые три часа, навязывая что-то съедобное. Отказаться было нельзя, он следил за мной с холодным вниманием.

Дни шли за днями. Я старалась есть побольше, чтобы вырваться из вынужденного заточения. Спать уже не хотелось, но его это не интересовало. «Ты должна есть, и все!»… или «Ты все съела?» — Все, о чем он говорил со мной за это время.

Наконец, я не выдержала и спросила, рассчитывая на удачу. Ну, не убьет же, раз так заботится.

— Вы как-то сказали, что вам угрожают вирусы, что вы имели в виду?

Дело было вечером, он сидел и как всегда что-то смотрел и высчитывал за своим столом. Я привычно лежала на диване, укрытая тонкой меховой шкурой.

— Они угрожают всем, тебе в том числе… — раздраженно отрезал он, не отрываясь от своего занятия.

Я поежилась, пожалев, что спросила. Когда я и думать забыла о вопросе, Георг внезапно сказал:

— Упыри очень подвержены бешенству. Сознание, тем более самоконтроль, исчезают полностью, остаются только алчущие крови инстинкты.

— А если их удовлетворить, то есть сытно накормить бешеного, разум возвращается? — робко спросила я, не рассчитывая на ответ.

— Пытливый ум, — хозяин, не поднимая глаз от монитора, усмехнулся. — Тебе этого никто не скажет, так как никто проводить подобные опыты не станет, чревато… Но, я думаю, что обильное питание не поможет. Сколько людей погубили внезапные вспышки бешенства у упырей… Казалось, питание — куда уж сытнее, но в разумное состояние ни один из взбесившихся не вернулся.

Мы замолчали. Я — раздумывая над его ответом, он — занимаясь своими делами. Наконец решилась спросить:

— Вы знаете, что имел в виду Ганс, когда говорил о женщинах упырях? Я не поняла.

— Знаю… — и замолчал, с насмешливым лукавством посмотрев в мою сторону.

Выдохнув для смелости, я отважилась продолжить:

— А мне узнать можно?

Он рассмеялся.

— Любопытная дочь Евы… можно. После того как половина населения земного шара, переболев неизвестным вирусом, изменилась, архонт, постепенно прибрав власть к своим рукам постановил всех женщин, как элемент нестабильности, уничтожить.

— Как это?

— Они обосновали это тем, что в измененном виде, «упырином» как сказали бы некоторые, женщины стали неудержимы, страшны в своей измененной природе: ни материнского инстинкта, ни жалости, одни эмоции и голод.

— Они на самом деле стали такими страшными?

Георг раздраженно отмахнулся:

— Тогда все были страшными… Как по мне, они просто уничтожили конкурентов. Людей уже тогда катастрофически не хватало, а тут такой повод серьезно проредить число потребителей крови.

Я хотела спросить, что значило Гансовское: «сделать охранникам девочку», но Георг будто почувствовав это, мгновенно пресек расспросы:

— Превратить человека в упыря. И хватит говорить на эту тему! А то заведешь ты меня в анатомические дебри.

Что он имел в виду, я не поняла, но расспрос прекратила.

Георг скорчил недовольную гримасу:

— Не кисни… еще немного, и ты будешь гулять. К весне, скорее всего, окончательно поправишься. Доктор обещала, что вот-вот изготовит нужное лекарство. И сможет подстегнуть твой обмен веществ, заставив работать в нормальном режиме.

— Ей были нужны какие-то особые ингредиенты… — грустно напомнила я. Мне так лежать надоело, сил не было терпеть!

— Это не твоя забота! — ворчливо оборвал хозяин, и я не рискнула больше говорить. — Спи!

Послушно легла и отвернулась к стенке дивана.

Георг закончил что-то записывать, выключил свет и вышел.

Я осталась в полной тишине наедине со своими вопросами, но уснуть не успела, за дверью в коридоре раздался громкий шум. В доме к ночи, как правило, никого не оставалось, охрана и Корбан были в бетонных переходах, Милана и прочие давно спали у себя. Тогда кто мог так кричать? Я приподнялась на локте, раздумывая, стоит ли выходить или нет…

Но решать мне не понадобилось, в резко распахнутую дверь с шумом дверь ворвался сначала сам хозяин, а за ним, преследуя, в кабинет влетела разъяренная Красотка.

— И что? Что дальше? Сколько это может продолжаться?! — Вопила она, видимо продолжая задолго начатый разговор.

Георг включил освещение. Тут девушка остановилась и вопросительно изогнула изящную бровь, затем окинула меня холодным, оценивающим взглядом. Она представляла собой воплощенное совершенство — безукоризненная кожа, блестящие прямые волосы, точеная фигура, уверенность в себе, которой у меня никогда не было.

Расценив меня как нечто несущественное, она вернулась к разговору.

— Я хочу в город. Я хочу выезжать! Мне надоело сидение на одном месте!

Подняв брови в ожидании ответа, я повернулась к молчащему Георгу.

С легким отстранением наблюдая, как он, пытаясь сдерживаться, поджал губы, я впервые для себя отметила, что у Георга большой рот, с узкой верхней губой и пухлой нижней, и смотрелся он очень мужественно. В редкие моменты, когда хозяин улыбался, поджимая верхнюю губу, вид был столь добродушный, что это выглядело немного забавно, но чаще, особенно в гневе и раздражении, его рот вытягивался во всю длину, губы превращались в тонкие полоски, и тогда в его лице не оставалось и намека на мягкость. Небольшие темные глаза моего внимания не привлекали, я полностью сосредоточилась на движении его рта, словно его губы жили свой жизнью.

Георг перевел дыхание и, подходя к столу и усаживаясь на свое место, ответил как можно спокойней:

— Что дальше? Ничего. Хочешь, я продам тебя первому желающему?

— Продашь? — Вопль гнева перешел в визг. — Продашь?! Ты обещал меня беречь! Как это продашь?!

При том, что со стороны ее крики и бешенство смотрелись отвратительно, я заранее была на ее стороне. Во-первых, ненавижу упырей. Во-вторых, я их всегда ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть. В третьих, до этого момента Красотка была всегда спокойной и даже излишне спокойной, если не сказать равнодушной. Значит, он ее обидел. И обидел сильно.

Георг совсем успокоился, словно не услышал ее вопля. Он нажал на кнопку, стоявшей на столе небольшой рации и рявкнул:

— Зайди!

Его рука все еще лежала на спинке сиденья, но сам он подался вперед и положил другую руку на стол. Видя невозмутимость хозяина, Красотка еще сильнее взбесилась. Она подскочила к столу, схватила и запустила в него коробку с карандашами, в которую Георг педантично складывал тонко отточенные разноцветные палочки.

Хозяин легко увернулся, и коробка со всем содержимым с грохотом рассыпалось по полу.

— Э-э! Ты знаешь, сколько они сейчас стоят?! — возмутился Георг. Красотка ответить не успела, в кабинет влетел запыхавшийся Корбан. Растерянно оглядев хозяина, он молча уставился на Красотку, словно не зная как к ней подступиться. Но Георг пристально посмотрел на Корбана и коротко кивнул в мою сторону.

Заметив меня на диване, Корбан с облегчением расплылся в улыбке: