Зеленый жемчуг (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

Но вот каким образом во всем этом непотребстве оказался замешан рассеянный, увлекающийся, но верный идее революции Эркюль?

Продолжая наблюдать за похабной оргией, Туся с удивлением отметила, как одна из танцовщиц пытается включить в развязано-возбуждающее виляние бедрами, составлявшее основу апсарских танцев, элементы классической хореографии. Приглядевшись повнимательней, она узнала свою подругу по балетной школе и медицинскому лицею Джун. Так вот, куда завела ее госпитализация с подозрением на корь.

А ведь Совет Содружества мог еще три года назад всю эту вакханалию остановить, просто запретив деятельность «Панна Моти». Возможно даже не пришлось бы вводить войска и устраивать массовую бойню на Ванкувере, приведшую к потере целой пригодной для жизни планеты. Интересно, как сложилась дальше судьба Джун? Жива ли она? И если да, то можно ли назвать существование обитательниц «фермы» жизнью. Разве можно сохранить трезвый рассудок и остатки человеческого достоинства, не просто продавая за миску похлебки свое тело, но рожая детей на убой?

 — Прекрати уже копаться в моей голове! — убирая в потайное отделение чемодана толстовку с портретом товарища Че, проворчал Эркюль. — И не смотри на меня так. Ты же ничего толком не поняла из того, что увидела. Помнишь девочку-балерину, которая перед этим сбродом пыталась на пальчики вставать? — глаза агента увлажнились, в них появилась неподдельная боль. — Это наша связная, имя у нее было, как фонтан апельсинового сока. То ли Джус, то ли Джул.

 — Джун, — безнадежно поправила Туся.

Она уже почерпнула из воспоминаний Эркюля историю подготовки диверсии на фабрике и трагический финал, единой вспышкой выстрела из скорчера оборвавший жизнь юной подпольщицы. Джун не дожила и до двадцати лет, но все-таки умерла не в установке энергообмена, исчерпав ресурс репродуктивности или потеряв здоровье от плохих условий и дурных болезней, а погибла в борьбе.

 — Ты знала ее? — удивленно воззрился на Тусю Эркюль.

 — Мы дружили с детства. Вместе учили химию и занимались балетом.

Услышав про балет, агент глянул на Тусю с одобрением. Хотя она так и не освоила апсарских танцев в камуфляже, ее домашние экспромты из области танца живота и стриппластики доставляли Арсеньеву немало приятных минут. Воспоминания о близости с любимым отдались в сердце глухой тоской, а известие о гибели Джун придавило к лежанке амортизатора, словно корабль уже вошел в червоточину.

 — Твоя эта подруга тоже отправилась на фабрику добровольно, — со вздохом дополнил Эркюль. — Мы же ее и других девчонок отбили на Каллиопе у легионеров. Саав тогда еще не стакнулся со своей Нагой, продавал на фабрики только богатеев, остальных вывозил в окраинные миры. Ленка тогда тоже рвалась вместе с Джун, но Саав ее не пустил.

Туся подумала, что романтик-Эркюль в запале революционной борьбы видел в людях то, что хотел видеть. Шварценберг, как он сам еще раз признался, своей выгоды не упускал, а бордели и рудники, на которых требовались наложницы и рабы, существовали и в окраинных мирах. Другое дело, что в случае с Джун, похоже, все обстояло именно так, как Эркюль рассказывал. И от этого становилось еще страшнее.

В голову полезли предательские мысли, а имеет ли она право рисковать не только собой, но и ребенком. Олежка, милый, я не имею права тебя потерять!

Почуяв ее настроение, Эркюль доверительно присел рядом на краешек амортизатора, подвинув устроившихся там с удобством мартышек.

 — Если что, у тебя еще есть возможность все обдумать и взвесить, — напомнил он максимально доверительным тоном. — Может быть, достаточно только добраться до Раваны и совсем необязательно на эту поганую «ферму» добровольно сдаваться? Если у тебя не выйдет твое ведовство, оттуда ведь выход только один, как и из подземной тюрьмы — на фабрику.

— Только не говори, что специально все это подстроил и столковался с Саавом, только бы меня вернуть на Сербелиану.

Туся почувствовала, как отросшие на несколько миллиметров колкие, как мужская щетина, волоски на голове встают дыбом. Сейчас она была близка к тому, чтобы совершить попытку перемещения сквозь подпространство, не ведая о последствиях. И Эркюль это понял.

 — Да куда тебя, блаженную, возвращать? — всхлипнул он. — А вдруг ты и в самом деле сумеешь выручить своего Командора и его товарищей.

Он откуда-то из недр своей знаменитой жилетки извлек герметичный пакет, в котором оказался подробный чертеж, подозрительно напоминавший схему коммуникаций головного офиса «Панна Моти» в Новом Гавре.

 — Это схема фабрики Корпорации в столице Раваны, — пояснил Эркюль, указав, где находятся переходы с фабрики на «ферму», вход в офисные помещения и подземную тюрьму. — Хранил еще с того раза, хотя не думал, что вновь пригодится. Только давай без дураков, — перешел он на деловой тон. — Если поймешь, что не справляешься или нужна помощь, дай знать. У тебя для этого возможностей будет побольше, чем у Джун. Я даже согласен, если ты опять станешь в моей голове копаться.

— Не переживай, — сердечно поблагодарив за бесценный чертеж, вымученно улыбнулась ему Туся. — Я не настолько безумна, чтобы сунуть голову в львиную пасть, не зная, как ее оттуда вытащить. Только бы Саша и ребята до нашего прибытия на Равану остались живы.

Она и в самом деле не могла тут ничего сказать наверняка. Силы барсов подходили к концу, а Феликс изобретал для них все новые и новые истязания, в изощренной жестокости превосходя средневековых изуверов, врачей-убийц Третьего рейха и садистов-дознавателей более поздних нацистских режимов. В ход шли все средства: огонь и лед, вода и газ, электричество и угольная пыль. После нескольких суток в угольной камере у Арсеньева открылось легочное кровотечение, и Галка едва сумела его спасти.

Туся тогда ничем не могла помочь. Новый переход сквозь червоточину и волнения, связанные с угрозой разоблачения и страхом перед Шварценбергом едва не спровоцировали преждевременные роды. Она лежала пластом, опекаемая мартышками. Эркюль тихо матерился, но колол ей припасенные на такой экстренный случай препараты и обреченно просматривал пособия по акушерству, готовясь к худшему. Как и следовало ожидать, врача на борту «Нагльфара» не имелось.

 — Если твоей шмаре приспичило, пусть выкручивается, как знает. У меня тут пиратский корабль, а не летающий роддом! — на осторожный вопрос агента отрезал Шварценберг, прибавив что-то непечатное о том, что бабы на корабле — сплошное несчастье.

К счастью, бедный Олежка все-таки внял мольбам своей непутевой матери, и к тому времени, когда корабль вошел в систему Рас-Альхаг, кризис миновал, а Тусино самочувствие почти пришло в норму, продолжая донимать только головокружением и тошнотой.

Вот ведь ирония судьбы. В прошлое свое путешествие на этом корабле Туся не жаловалась на отсутствие аппетита, но пленниц держали впроголодь, а в какие-то дни и вовсе не кормили. Сейчас их с Эркюлем рацион не отличался от усиленного пайка команды, блюда которого хоть и не баловали разнообразием, но выглядели вполне съедобно и аппетитно. Однако, каждый прием пищи превращался для Туси в отдельную пытку. Особенно, когда Шварценберг маневрировал, чтобы остаться незаметным для радаров сторожевиков Альянса, или дрейфовал, отключая «лишние», как он сам выражался, системы, в том числе и искусственную гравитацию.

 — Ну что ты переживаешь? — успокаивал Тусю Эркюль, которого невесомость, кажется, только забавляла. — Прибудем на место вовремя, как и обещали. Несмотря на все задержки в пути. Ты пойми, Шварценберг возил контрабанду на Равану, еще когда ты пешком под стол ходить не научилась! И захваченных богатеев этим же маршрутом на фабрики, случалось, сплавлял, когда не подворачивалось других оказий.

Туся спорить не пыталась и сомнению навигаторские способности старого пирата не подвергала. Вот только каждый час дрейфа, отдалявший срок прибытия на Равану, продлевал мучения барсов, а между тем, Феликс, перейдя уже все возможные грани, похоже, окончательно превратился в одержимого жаждой крови маньяка.