Эпоха Титана 2 (СИ) - Скабер Артемий

— Иди, — тихо сказал он, отворачиваясь. — Просто иди.

Геройствовать решил? Яйца у него есть, но слишком глупо. Слишком по-человечески глупо. Они всегда так. Лезут на амбразуру, спасают других, жертвуют собой, а потом удивляются, почему жизнь такая дерьмовая.

Покачал головой и направился в казарму ловцов. Вокруг всё ещё суетились охранники, заняли все позиции. Кто-то курил нервно, затягиваясь до самого фильтра, пепел сыпался на асфальт. Кто-то просто стоял, сжимая автомат побелевшими костяшками, и смотрел в одну точку.

Что у нас выходит? В СКА есть несколько «фракций» или «группировок»? Во всяком случае, это выглядит именно так. Чешуя с одной стороны — он вроде как занимается расследованиями, ловит преступников из рядов самого СКА. А вот этот майорчик, Чемезов, с другой. Отвечают ли вторые за работу с изменёнными? За эксперименты?

Вроде всё указывает на это. Они приехали слишком быстро. Знали, что забирать. Но как они узнали, что мы что-то нашли? Хороший вопрос.

Странно, конечно. То, что запрещено, за что убивают, сажают, стирают в порошок — делают люди императора. Для чего вообще нужны изменённые в этом мире?

Хмыкнул про себя. Пытаюсь понять логику муравьёв. Снова. Жадность? Власть? Оружие против гигантов? Или просто потому, что могут?

Вот только на что рассчитывает Матросов? Если за Чемезовым кто-то стоит, а в этом я уверен на все сто процентов, значит… Значит, Борис сейчас бьётся не с майором. Он ввязался в схватку с кем-то гораздо выше. С кем-то, кто может раздавить его, как насекомое.

Не живётся спокойно людям. Почти все сдохли на этой планете от гигантов, плавают на куске земли в океане, так ещё и глотки друг другу рвут. Очень в их духе. Очень по-человечески.

Дверь в казарму скрипнула, когда я открыл её. Внутри было душно. Окна закрыты, воздух спёртый, пахло потом, немытыми телами и старыми портянками. Свет тусклый, лампочки на потолке еле-еле горят, потрескивают.

Ко мне тут же подскочил Олег. Глаза горят, руки нервно теребят края куртки. За его спиной маячили остальные ловцы. Все смотрели на меня, ждали.

— Ну что? — спросил он меня, голос дрожал чуть-чуть.

Я посмотрел на него и поднял бровь.

— Ты о чём?

— Как в целом? — он замахал руками, словно пытаясь словить нужные слова из воздуха.

— Что именно?

— Ситуация? — выпалил Олег, делая шаг ближе.

Я смотрел на него и пытался понять. Он издевается или правда так тупит? Как вообще можно задавать настолько размытые вопросы и ожидать какого-то вменяемого ответа? «Ситуация» — это что? Война началась? Гиганты прорвались? Или он про то, что на ужин дадут?

— Василиса, что с ней? — наконец-то перешёл он к сути, тараторил теперь быстро. — Что в корпусе творится? Когда нас выпустят? Что происходит снаружи? Ребята видели, что объявили план «Стена»? Почему его объявили? Это из-за вас? Из-за Матросова? Что вообще произошло?

Я слушал этот поток вопросов и чувствовал, как в голове начинает болеть. Олег смотрел на меня с такой надеждой, таким ожиданием, словно я сейчас достану откуда-то все ответы и разложу их по полочкам.

— Не знаю, — честно пожал плечами и отправился к своей кровати.

— А-а-а, — растянул Олег разочарованно и побежал за мной. — Подожди! — он схватил меня за плечо, развернул к себе. — Ты же был снаружи! Тебя всю ночь не было, всё утро, весь день! Уже вечер, а ты говоришь, что не в курсе? Как так?

Его голос звучал почти обиженно. Словно я специально скрываю от него какую-то важную информацию.

— Нет, — коротко выдохнул я, освобождая плечо. — Не в курсе.

И это была правда и мне плевать.

Поесть, видимо, не судьба. Тогда хотя бы посплю. Зашёл в душ. Вода была еле тёплой, но мне было плевать. Смыл грязь, кровь — чужую и свою, пот. Постоял под струями, закрыв глаза, давая воде стекать по лицу, смывать усталость.

Вытерся жёстким полотенцем, натянул чистое бельё из общего шкафчика и, наконец, завалился на кровать.

Матрас продавленный, жёсткий, пахнет старостью и плесенью. Подушка тонкая, почти бесполезная. Но мне было всё равно. Я мог спать где угодно — на полу, на камнях, вообще стоя, если прижмёт.

Вокруг слышались приглушённые голоса ловцов. Они переговаривались, строили теории, пытались понять, что происходит. Кто-то ругался вполголоса.

Переживать о том, на что нельзя повлиять — любимое человеческое занятие. Они могут часами обсуждать, гадать, строить планы. А потом всё равно всё пойдёт не так, и все эти разговоры окажутся бесполезными.

Я же просто закрыл глаза и выключился.

Патрушев в своём кабинете.

Мужчина сидел в своём кабинете и смотрел в одну точку на стене. Просто смотрел. Не моргая.

На стене висела карта империи — огромная, детализированная, с отмеченными корпусами, городами, важными объектами. Раньше он любил на неё смотреть, чувствовать свою значимость. Часть большой системы. Винтик в механизме, но важный винтик.

Сейчас же карта казалась насмешкой. Вся эта огромная империя, все эти ресурсы, власть — и он, глава корпуса, загнан в угол как крыса.

Он подготовил план. Сам. Ну, почти сам — подсказали, направили, дали нужные инструменты. Но воплотил-то он. Всё продумал, организовал. Подставить Матросова, Мамонтову и Большова. Убрать их чужими руками — руками Чешуи, этого фанатика из СКА. Чистенько, аккуратно, без следов.

А что вышло?

Патрушев сжал подлокотники кресла так, что дерево скрипнуло.

Василиса ранена. Лежит в медкорпусе, может, умрёт, может, нет — врачи не обещают ничего определённого. Пузатов мёртв.

Матросов обвинил его, Патрушева, в том, что глава корпуса всё это прикрывал. Публично, при свидетелях, при охране. Слова эти теперь гуляют по корпусу, обрастают слухами, мутируют.

И словно этого мало, заявились люди из СКА. Просто так, внезапно, будто их вызвали. А может, и вызвали. Чешуя теперь не у дел, отстранён, план провалился так, что хуже не придумаешь.

А потом Борис, этот упрямый ублюдок, запустил операцию «Стена».

Патрушев застонал и сжал голову руками.

«Стена». Это значит, что скоро — очень скоро — сюда приедут очень важные люди. Генералы, может быть даже кто-то из Совета. Они придут, поставят его в позу раком и будут исследовать каждый уголок его «глубокого» внутреннего мира.

Они найдут. Обязательно найдут. Следы, связи, деньги, которые уходили не туда. Приказы, которые он подписывал, прикрывая нужных людей. Они раскопают всё.

Глава корпуса даже не вышел к майору, что припёрся сюда с людьми. Ему лишь доложили, что теперь он занимается корпусом номер десять.

Патрушев посмотрел на свои руки. Они больше не тряслись. Всё благодаря лекарствам и водке. Перевёл взгляд на полупустую бутылку на столе и поморщился.

Раньше хватало пары рюмок, чтобы расслабиться. Теперь он выпил половину, а внутри всё равно всё сжималось в тугой, болезненный узел.

— Почему всё рушится? — спросил он у пустоты. — Сука…

Никто не ответил. Только часы на стене тикали — мерно, монотонно, отсчитывая последние минуты его карьеры. А может, и жизни.

Толстые пальцы массировали виски. Круговыми движениями, с нажимом. Прикрытые глаза помогали справиться с мигренью, что разыгралась пару часов назад и теперь пульсировала за глазницами, как живое существо, грызущее мозг.

«Что делать? Что делать? Что ДЕЛАТЬ?» — вот какой вопрос он себе задавал снова и снова, как заезженная пластинка.

Сдаться? Признаться? Сбежать? Каждый вариант казался хуже предыдущего.

Патрушев уже несколько раз пытался связаться со своим «покровителем». Доставал артефакт связи. Активировал его, нажимая на специальный выступ сбоку. Ждал.

Ничего.

— Меня бросили? — пробормотал Патрушев, глядя на артефакт. — Подставили?

Конечно, бросили. Так всегда бывает. Когда всё идёт по плану — ты полезен, тебя поддерживают, помогают. Но стоит делу дать трещину, и тебя сливают, как грязную воду. Без сожалений, без объяснений.