Побочный эффект - Панов Вадим Юрьевич

— Ублюдки.

— Нет, это называется «биобезопасность», — ответил на реплику Терри. — Учёные пытаются играть в бога и придумывают всё новые и новые игрушки. Владельцы корпораций пытаются играть в повелителей планеты, зарабатывая на игрушках учёных колоссальные деньги. Ты и другие фанатики пытаетесь с этим бороться, но вы не способны дотянуться до больших дядей, поэтому убиваете простых людей, забывая, что генофлекс нужен в первую очередь как лекарство от SAS. И если вы посеете настоящую панику, случится даже не хаос, а апокалипсис. Ты знаешь, что такое апокалипсис?

— Знаю, — помолчав, сказал Рог.

— Но не хочешь думать, что из-за твоих действий он может начаться в любое мгновение. Вы ищете специалистов, которые создают всё новые и новые модификации палёного генофлекса, его становится всё больше, и только Биобезопасность защищает границу между миром и тем дерьмом, в которое вы способны его окунуть.

— Здорово вам мозги промыли, — прищурился Рог.

— Ты прослушал краткую версию.

— Краткая версия звучит так: мир сошёл с ума.

— А когда было иначе?

— Но сейчас мы летим в тартарары! Человечество летит в тартарары!

Рог не собирался проявлять эмоции, он просто не сдержался, но тут же взял себя в руки и отвернулся. Соломон выждал несколько секунд, понял, что задержанный закончил, и негромко осведомился:

— Ты собираешься спасти мир?

— А ты предлагаешь ничего не делать? — поинтересовался в ответ Рог. — Спокойно наблюдать за тем, как люди превращаются в искусственных тварей? В побочный эффект применения генофлекса? Ты употребляешь?

— Только в качестве средства от SAS.

— А ты?

— Тоже. — Уваров не видел смысла лгать.

— Видите, какие вы молодцы — свой товар не пользуете. Настоящие дилеры.

— Мы защищаем людей, — твёрдо ответил Иван. — И этот чокнутый мир.

— И я защищаю. Но по-своему.

— Стараешься убить как можно больше народу?

— Генофлекс тоже убивает, но всем на это плевать. Как и на то, что он их меняет: и внешне, и внутренне. Они превращают себя в копии актёров и фэнтезийных персонажей, наводят красоту и создают мышцы, потому что им лень ходить в зал. Разве это нормально?

— Это их выбор.

— Ты ещё скажи, что всё можно вернуть и гоблин снова превратится в человека.

— Мы оба знаем, что это так.

— Да, так, но сколько генофлекса на это понадобится? И что будет с их органами? Они станут искусственными!

— Генофлекс безвреден для организма, это доказано, — вновь вступил в разговор Терри. — До «барьера 66», люди живут и здравствуют. У них крепкие мышцы, длинный, без устали работающий пенис, или грудь пятого размера, а на заднице нет следов целлюлита. Да, люди делают себя лучше, делают себя такими, какими хотят видеть в зеркале, потому что они — люди. И раз уж мы начали играть со своей природой, то никакими убийствами это не остановить.

— Да, игрушки разошлись по планете и всем понравились, но это не значит, что не надо бороться. Если ребёнок схватил пистолет и уже кого-то убил, нужно забрать оружие и научить его никогда больше так не делать.

— Никогда?

— Пока не научится с ним обращаться. Или не поймёт, что это не игрушка.

— Некорректное сравнение.

— Корректное. Ты сам использовал термин «игрушка».

— Некорректное, потому что человек на генофлексе может убить только себя. Никого больше.

— Расскажи это тем, кто убивает ядом из внедрённых желёз. Или с помощью когтей.

— Ты говоришь о людях, которые всё равно стали бы убийцами. Просто убивали бы иначе. А теперь скажи, кого убила или собиралась убить Мирам? Или другие люди, которые умерли из-за отравленного вами генофлекса? А ведь среди них были те, кто принимал его только для защиты от SAS. А ты сознательно превратил лекарство в яд!

— Он и так яд, — бросил в ответ Рог. — Все, кто увеличил пенис — стерильны, если генофлекс попадает в женскую систему — женщина становится стерильной, да и «барьер 25» никто не отменял. А двадцать пять процентов люди проскакивают не замечая.

В начале допроса Уваров держался спокойно, поддержал Соломона, когда решил, что нужно, но сейчас Иван пребывал в некоторой растерянности. Он понимал, что Рога необходимо разговорить, согласился с выбранной Терри тактикой, но видел, что допрос постепенно превратился в бессмысленный спор. С одной стороны, в этом не было ничего страшного: палёный генофлекс они перехватили, так что можно вскрывать преступника без лишней спешки. С другой, Уваров не любил действий, смысла которых не понимал. И удивлялся тому, что такой профессионал, как Соломон, повёлся на провокации Рога.

— Я возвращаю людям страх, — с жаром продолжил дарвинист. — А вместе со страхом — ответственность. Генофлекс изменил мир намного сильнее, чем мы можем себе представить, и ведёт цивилизацию в тупик. Мы гордимся тем, что у нас самое здоровое и долгоживущее общество за всю историю, но молчим о том, благодаря чему это получилось. Молчим о том, что люди, которые и есть общество, становятся ненастоящими. И людей становится всё меньше. Детей становится всё меньше. А значит, и будущего становится всё меньше. Люди потеряли страх и начали убивать себя другим способом, но мы заставим их думать перед тем, как впихивать в себя очередную ампулу генофлекса. Думать о себе и следующих поколениях.

— Тебя это настолько беспокоит, что ты готов на пожизненное в частной тюрьме?

— Я готов на большее, — очень спокойно ответил Александр Рог, глядя Соломону в глаза. — Я арестован, впереди меня ожидает мрак, но меня это не страшит.

Фраза показалась Ивану чересчур пафосной, не вяжущейся с тем, как до сих пор выражался дарвинист, но уже через секунду Уваров понял, в чём дело: Рог захрипел, покраснел, сделал несколько неуверенных движений рукой, затем глаза его закатились и он рухнул на пол.

— Врача! — Терри вскочил на ноги. — Проклятье! Врача!

* * *

— Вот уж не думал, что у меня возникнут подобные проблемы, — усмехнулся Кармини, услышав, что Джада вошла в гостиную. Он сидел в полюбившемся кресле и не оборачивался до тех пор, пока не понял, что девушка долго не отвечает. А когда обернулся — не поднимаясь с кресла, наткнулся на яростный взгляд и шипение:

— А следовало бы.

И громко расхохотался.

— Невероятно!

— Только не говори, что ты доволен, — с прежней яростью в голосе продолжила Джада.

— Я очень доволен, — подчеркнул Кармини.

Она слишком давно и слишком хорошо его знала и сразу поняла, что Габриэль честен. И, не удержавшись, выразила удивление: — Ты не врёшь… — А должен?

Она промолчала. Не успокоилась, просто не стала отвечать. И это заставило Кармини проворчать:

— Я хоть раз лгал тебе?

— Нет, — призналась Джада.

Она смутилась, этого было достаточно. Габриэль вновь откинулся на спинку кресла и с улыбкой произнёс: — Ты сорвала тщательно разработанный план.

— Но ты не злишься. — На этот раз Джада ограничилась констатацией. Никакого удивления.

— Ты знаешь, чем это может для тебя закончиться. — Он не угрожал, а напоминал.

Она молча закивала. Часто. Но не испуганно.

И опять промолчала.

— И всё равно сделала. — На этот раз констатировал он.

— Больше тебя ничего не волнует? — поинтересовалась девушка.

— Ты хорошо меня изучила. — Кармини предложил ей самой найти ответ.

— Да, тебя волнует только это. И ты ни о чём меня не спрашиваешь. Хотя очень хочешь.

— Ты сама решишь, рассказывать или нет, — ответил он грустно.

Джада знала, что грусть искренняя. И негромко спросила:

— Это значит быть отцом?

— Скорее всего, — обронил Габриэль.

— Ты не уверен?

— Для меня это впервые.

— Прости, я забыла.

— Ерунда.

Она подошла, села на табуретку, которую Кармини специально поставил рядом, и положила голову ему на плечо. Он почувствовал её тепло. И улыбнулся. Потому что полетевший к чёрту план — это всего лишь план, а решившая поступить по-своему дочь — это дочь.