Постчеловек (СИ) - Стацевич Алексей

Ученый дрожащими руками вытащил из кармана пузырек с таблетками. Закинул одну в рот.

— Лекарство мое, — пояснил он очевидное. — Приходится ежедневно принимать или начинаю сходить, так сказать, с ума. Вчера утром вот не выпил… Забыл, представляешь? И ты видел, что со мной было! Бросало то в жар, то, так сказать, в холод. Это я в фигуральном плане, если ты не понял. До сих пор перед вами стыдно! Хвала всем богам, что скоро вы забудете мое нелепое фиаско!

Беляков выудил из ящика стола шлем. В другой ситуации Костя мог бы подумать, что мужчина собирается на велосипедную прогулку… если бы не россыпь торчащих из шлема проводов.

— Не знаешь, кстати, куда делась твоя подруга? Екатерина Сапрыкина? — вдруг спросил Петр Иванович. — Да не мычи ты, как недоношенная, так сказать, корова, а просто кивни или помотай головой… Не знаешь, значит. Жаль, жаль, — расстроился ученый и попробовал надеть на Костю шлем: — Да не дергайся ты, в конце-то концов, мне же неудобно!.. О, отлично сел, прям твой размерчик!

Пока Беляков продолжал настройку прибора, Костя пытался сообразить, что означает фраза «куда делась твоя подруга?» Разве можно «куда-то деться» из лаборатории, где военных андроидов и персонала столько, что не то что девчонка — микроб незамеченным не проскочит⁈

Петр Иванович, словно прочитав Костины мысли, резко оборвал их:

— А насчет Екатерины… Вот веришь, нет — пропала она, подруга-то твоя! Когда вас газом, так сказать, одурманили, то затем по комнатам всех разнесли и спать уложили. А утром ее и след простыл! Куда делась, неизвестно. Пытались по чип-айди отыскать, а фигушки — по ее номеру местоположение не обнаруживается, как будто и нет никакой Сапрыкиной в нашей базе данных! Вот как так, Костя? Не знаешь?.. Вот и я не знаю, как подобное вообще возможно, что за сбой такой в системе… Возможно, что сбой и рукотворный, ведь все на это указывает! Мы даже твоей Екатерине новое имя придумали, точнее, научный термин — «криптоним»! То есть человек, осознанно или нет, но скрывающий, так сказать, подлинное имя! Здорово звучит?.. Что «м-м-м»? Слово-то какое красивое — криптоним!

Беляков дернул рычажок, включая прибор на столе, и тот загудел. Сначала тихо, неуверенно, а потом, будто набирая силы, все громче и громче. За полминуты достигнув наивысшей точки звучания, гул пошел на спад и установился на одном, почти неразличимом, уровне.

Петр Иванович удовлетворенно потер руки:

— Приступим!

Яковлев почувствовал, как шлем начинает слегка вибрировать и, словно пылесос, еле заметно втягивать в себя воздух. В первые секунды это не приносило никакого дискомфорта… но затем появилась боль. Слабая, едва различимая, пульсирующая где-то в «подлобье» и неторопливо перетекающая в глаза и уши, с каждым мгновением она становилась все резче, все пронзительнее, все отчетливее. Все сильнее.

Костя застонал.

А Беляков, казалось, только этого и ждал!

— Сейчас, пока воспоминания стираются из твоей глупенькой головки, а черепная коробка наполняется, так сказать, болью и страданиями, — торжествующе проговорил он, — я хочу тебе кое-что рассказать. То, что ты никогда и нигде больше не услышишь — наш истинный план! — Глаза его забегали из стороны в сторону, пальцы судорожно заскребли по столу, но Беляков, ускоряя слова и обрубая фразы, даже и не подумал остановить свой монолог, вдруг превратившийся в истерические крики: — Хочу посмотреть! Посмотреть на лицо! На твое лицо! Когда ты поймешь! Осознаешь! Какая ты пешка! Маленькая пешка! Пешка-марионетка! Слушай! Слушай, говорю! Хватит мычать! Боль будет только нарастать! Терпи!

Петр Иванович глядел на Костю бешеными глазами и безумно улыбался. Выглядел ученый настолько пугающе, что парень на миг даже забыл о разрывающей голову боли…

Глубоко и часто задышав, Беляков вновь вытащил из кармана пузырек. Щелкнув крышкой, закинул в рот таблетку и откинулся на стуле, в спокойном блаженстве прикрыв веки и рассасывая лекарство.

— Ты думаешь, наша главная цель — перенести в тот мир все население Северогорска? — равнодушно-усталым голосом поинтересовался он. — Ну да, наверное, думаешь, ведь именно это я вам и говорил! Но посуди сам, зачем вы, обычные люди, нам сдались? Большинство из вас, так сказать, мусор, хотя мусор иногда и полезный… Но все равно нет! Туда попадут лишь избранные, лишь самые богатые и влиятельные персоны города! Чиновники, олигархи, актеры, писатели… Ученые!.. Все выдающиеся умы!.. Ну и ты, Костя, тоже можешь попасть, если будешь хорошим и послушным мальчиком. Видел же сегодня, как многие взъерепенились после участия в задании? Вот им дорога туда теперь закрыта. А ты… ты можешь попасть, если будешь хорошим и послушным мальчиком! — повторил Петр Иванович. — Если честно, я даже немного завидую! Ведь тебе повезло, что ты — постчеловек, способный перекинуться в любое, так сказать, тело! Ты полезен нам сейчас, да и в будущем, когда все закончится… все равно будешь нужен для различных поручений! Ты и тебе подобные. Те, кто безоговорочно слушаются приказов… Но не все! Мы отберем… человек десять! Самых преданных! Готовых пойти на все! Или двадцать? Пока не знаю. Слишком много тоже плохо! — Он замолчал, равнодушно глядя в ошалелые глаза парня.

А Костя испытывал сильнейшую боль, от которой мутнело в глазах, а звуки превращались в неразборчивый шум, задававший ритм каждому новому всплеску боли.

Боль была везде — в руках, груди, ногах, на кончиках пальцев.

Боль пронзала тело раскаленными шипами и жгла кожу пламенем гончарных печей.

Боль парализовала сознание, мысли и все прочие чувства.

Боль тонкой нитью высасывала из мозга невидимую эфемерную субстанцию под названием память…

Петра Ивановича Костя уже не слушал. Он сидел прямо, «прикованный» ремнями к стулу, и, уставившись в одну точку, беззвучно мечтал, чтобы муки, которые, казалось, вот-вот перейдут в агонию, наконец-то закончились. Конечно, он с удовольствием бы орал во все горло, но кляп и онемевшие язык, челюсть и легкие были против криков.

Беляков, казалось, был в курсе, что парень сейчас находится в прострации и вряд ли способен в полной мере воспринимать его слова, но это не останавливало ученого от дальнейших рассуждений:

— Хочешь знать, что будет, так сказать, с остальными? С обычными, так сказать, людьми? Теми, что не помрут от хвори и перемещений? Они останутся здесь, в Северогорске… и сдохнут, когда планета все же врежется в другое космическое тело! Вот и сказочке конец, хе-хе! А ты как думал? Все это стадо, которое мы привозим сюда для испытаний… идет обкатка системы, понимаешь? Мозг является самым эффективным вычислительным устройство на планете, но как сделать так, чтобы человек с поражением мозга смог переместиться туда и не умереть? Ты знаешь? Нет. И мы не знаем. А среди наших господ таких персон, с поражением, так сказать, мозга, много. Очень много! И им всем нужны положительные результаты нашей деятельности! Поэтому мы работаем над этим. Экспериментируем. Экспериментируем над стадом!

Петр Иванович глубоко вздохнул. Со стороны могло показаться, что сказанное вызывает в нем печаль, но нет!

— Да, люди, бывает, умирают от наших испытаний! Но это не люди, а так, биомусор. Жертвы, так сказать, научного прогресса и экспериментов! А мы любим экспериментировать!.. — воодушевленно воскликнул он и заговорщически понизил голос, переходя чуть ли не на шепот: — Кстати, Костя, ты у нас тоже прошел, так сказать, боевое исследовательское крещение, пока был в отключке, хе-хе! О-о-о, представляю, как же ты удивишься, когда узнаешь, что мы сделали с твоей рукой! Точнее, если узнаешь! Мы ее отрезали, представляешь…

Яковлев не отреагировал. Он сидел на стуле и по эмоциям напоминал скорее амебу, чем человека. Воспоминания покидали его. Где он находится? Что происходит? Кто этот странный человек? Он отрезал ему руку? Почему же она на месте? Столько вопросов!

— … и поставили вместо нее биоимплантат! Когда мы успели, если собрание было вчера? Хе-хе, а вот и нет! Ты здесь неделю торчишь! Вот и провели тебе операцию! Но, согласись, твоя новая рука ничем не отличается от настоящей, старой! Ты даже можешь чувствовать боль! Да, да, сейчас это прозвучало, так сказать, иронично… Зато теперь ты сможешь гордо и смело называть себя биоником! Хотя нет, не сможешь… Ты же все забудешь! Ха-ха!