Самый черный день (СИ) - Адрианов Юрий Андреевич

А началось все после прошедших весной 20XX года «досрочных президентских выборов» (на деле: отработанной неоднократно схемы по легитимации навязанного узким кругом широким массам кандидата). С приходом в Кремль нового Президента прошла массовая зачистка всей горизонтали власти. На смену одряхлевшим паханам и царькам, урвавшим свой кусок пирога в лихие девяностые и «стабильные» нулевые, пришли патриотичные военные и фашиствующие «русские предприниматели». Многие, как среди военных, так и среди предпринимателей состояли в теснейших связях с Церковью и различных правого толка сектах, вроде неоязычников и трезвенников-фанатиков, видевших за каждым углом масонский заговор против Государства Российского.

Градус православного патриотизма повышался изо дня в день: в СМИ началась настоящая истерия против всего, что не вписывалось в рамки «русской культуры». Причем истерия была направлена как против влияния «бездуховного» Запада, так и против советского прошлого. Вождя мирового пролетариата таки вынесли из Мавзолея, и кремировали, на радость господам либералам, националистам и попам-олигархам с их паствой. (Впрочем, не все либералы были тому рады. Многие видели в этом прямой намек на то, что новая власть решила окончательно отказаться от тех прав и свобод, которые гарантировались гражданам этой страны законодательными актами за подписью кремированного. Россия стремительно возвращалась в свой «золотой век».) Переименовывались города и улицы, рушились памятники, закрывались музеи. На площадях и в парках ставились новые памятники — русским царям и их верным полководцам-палачам; церкви росли как грибы после дождя; на развилках автодорог, на въездах в города и населенные пункты поменьше, на улицах этих самых городов, в парках, в скверах, в больницах, в школах, в институтах, даже в детских садах… — везде кресты и кресты... Были приняты законы, запрещавшие массовую (всерьез поднимался вопрос и о частной) демонстрацию большинства кинофильмов, как западных, так и снятых еще во времена СССР (и даже детских мультиков), как «экстремистских», «русофобских» и «растлевающих».

Естественно, такие действия власти вызывали сопротивление в обществе. Народ выражал свое недовольство не только срыванием табличек с новыми названиями улиц. Получали кувалдой по каменным головам изваяния членов Дома Романовых и белых генералов; кое-где запылали церкви и поповские лимузины; то тут, то там появлялись все новые и новые «черноморские», «поволжские», «сибирские» и прочие партизаны. С большинством партизан довольно быстро разобрались спецслужбы и частные военные компании. Что и неудивительно, — ведь тем самым большинством были обычные граждане, в прошлом законопослушные отцы семейств и молодые парни и девушки (совсем не тот уровень, чтобы противостоять профессиональным наемникам). Но оставалось и меньшинство, объявленное властью «террористами», с которым до последнего дня боролись спецслужбы и прочие органы государства. «Терроризм» этих групп заключался ни сколько в силовых акциях против фашистской власти (если не считать таковыми ликвидацию заведомых ликвидаторов), сколько в информационных атаках на СМИ, в результате которых миллионы оболваненных граждан узнавали много нового об этой самой власти.

— Восемь минут. Примерно. Точнее не скажу. Спутники уже вырубились... — доложил твердым голосом лейтенант из старой смены, ни к кому конкретно не обращаясь.

Владимир перевел взгляд на интерактивную карту: новые точки перестали появляться. Уже отмеченные имели подписи, сообщавшие о том, что связь со спутниковой группировкой потеряна и предлагавшие ознакомиться с различными, близко вероятными вариантами развития событий, рассчитанными компьютером.

— Ростова и Краснодара больше нет, — доложил спустя минуту сидевший рядом с лейтенантом за соседним пультом старлей. Через одиннадцать минут и десять секунд над городом N, в районе центрального парка, загорелось маленькое солнце, от света которого воспламенилось все вокруг...

...в эпицентре взрыва испарилось все, от железа до бетона. Дальше от эпицентра на асфальте и фасадах домов мгновенно появились тени от шедших еще секунду назад по улице на работу, в школу, просто в магазин... уже исчезнувших, переставших существовать людей — после вспышки от них остался лишь прах и мелкие угли. Когда-нибудь, это жуткое зрелище будет наводить ужас на забредших сюда жителей нового, постъядерного мира.

Спустя еще минуту вторая вспышка осветила промзону города N, и там все повторилось...

Огненные шторма, вслед за взрывными волнами, расходились в разные стороны; разрушенные здания горели как факелы, кипел асфальт, плавились трамвайные рельсы, горели продолжавшие ехать по ним трамваи. Горели автобусы и троллейбусы, горели юркие маршрутки и многочисленные легковые автомобили, — транспорт на улицах города корежился на ходу от высоких температур; внутри горели люди — тысячи людей, которые оказались слишком далеко от эпицентров, чтобы принять мгновенную смерть, испарившись, горели заживо, не имея никакой возможности спастись. За секунды центр города был обращен в руины.

Новые микрорайоны и пригороды пострадали меньше. Возможно, в этом был какой-то просчет или незапланированное отклонение траектории полета боеголовки, но сложилось, как сложилось: основной удар пришелся на административный центр города и промзону, а не на спальные районы. Новостройка, в подземном гараже которой пряталась Светлана с дочерью и еще две женщины с детьми, которых Светлана завернула прямо с лестницы, устояла.

Здесь взрывная волна, успевшая растерять большую часть своей сокрушительной силы, уже не смогла нанести существенных повреждений. Большая часть застройки микрорайона осталась стоять в виде выгоревших коробок с симметрично правильно расположенными в них черными квадратиками окон. Здесь на стенах домов уже не было причудливых и пугающих теней. Владимир видел эти тени, когда оборудованный по высшему уровню радиохимической и биологической защиты БТР объезжал один из эпицентров. Полностью лишенная оконных стекол новостройка продолжала стоять нетронутая огненным штормом (только с одной ее сторонысдуло часть выступавших из фасада балконов), — широкие проспекты новых районов стали для огненного шторма непреодолимым препятствием.

Прорезая пыльную темноту паркинга противотуманными фарами и низко урча дизелем, на второй уровень въехал БТР. Машина остановилась, и наружу выбрался человек в военной форме и противогазе и вышел на свет.

Поправляя ремень висевшего на его плече короткого автомата, Владимир резким движением оборвал с плеча один из погонов, повертел в пальцах, потом сорвал второй и зашвырнул их в темноту, в сторону от освещенного фарами участка стоянки, стараясь закинуть ставшие ненавистными знаки отличия как можно дальше от себя. Потом он снял противогаз и громко прокричал:

— Света! Анюта! Девочки мои!

Тишина.

— Света! — повторил он и закашлялся.

В этот момент Владимир услышал, как где-то рядом тявкнула собака. Сплюнув на пыльный пол, он обернулся к транспорту и подал знак сидевшим внутри.

На БТРе включили фару-искатель, и яркий луч принялся шарить по полупустой стоянке. На редко стоявших машинах лежал толстый слой пыли и куски штукатурки; из-под одной, в дальнем углу уровня, блеснули желтые испуганные глаза, — собака выглядывала из-за колеса внедорожника. Из пасти животного вырвался короткий скулеж, а за тонированными стеклами в салоне машины кто-то пошевелился.

— Саш, посвети-ка еще раз вон на тот джип... — попросил Владимир, указав рукой направление. Луч вернулся.

Поправив ремень автомата на плече, но, не беря в руки оружия, Владимир направился в сторону машины.

— Света! Анечка, доченька! — снова позвал он.

Задняя дверь джипа приоткрылась. Из-за двери выглянула чумазая девчушка, ровесница его дочери — Настенька из квартиры двумя этажами ниже. Владимир узнал девочку. Следом выглянул мальчишка постарше, тоже соседский, и только после — его жена и дочь…

Всего в машине оказалось восемь человек: три женщины и пятеро детей. Все, кого удалось встретить Светлане по пути на парковку (по счастью машина принадлежала одной из женщин, и двери открыли имевшимися ключами, сохранив относительную герметичность салона). В машине было темно — электромагнитные импульсы сделали свое дело, — запустить двигатель не удалось. Но это и к лучшему, — пожары и радиоактивный фон на поверхности не оставили бы им шансов.