Приблизительно около сотни крепких парней приготовившись ждали сигнала к началу атаки. Капитан каравеллы поднес к губам серебряный свисток и серебряная трель прозвучала. Ей вторил рёв разгоряченных близкой победой, испанских головорезов, разгромивших уже не одну плавучую крепость. Галера им опасения не внушала.
Первая абордажная сотня уже вскарабкалась на скользкую палубу кадырги, когда с верхней палубной надстройки послышался какой-то шум. Впечатление было такое, словно сотни маленьких человечков, со всего размаха, лупили в сотни маленьких металлических наковален.
Но не это было самым страшным и непонятным на этом набитом платиной и серебром весельном суденышке, какие испанцы не раз и не два захватывали до этого.
Люди падали и умирали в конвульсиях, прямо на том же месте, где и перебрались на турецкую галеру, не успевая пройти и пяти шагов по палубе пиратского корабля.
Атака абордажной сотни захлебнулась, так и не начавшись, потому что большую часть людей скосила смертельная коса, невидимая и от того еще большее страшная.
На это было невозможно смотреть, потому что никто не понимал, в чем причина того, что люди корчатся, падают и умирают, хотя рядом с ними не было никакого противника.
За какое-то мгновение от сотни здоровенных рубак оставалось не более двух десятков. Это были те, кто догадался упасть на палубу и укрыться за каким-нибудь выступом или грудой тел своих же товарищей, убитых до этого.
Один из выживших рассказывал потом, что всё выглядело так, как будто бы огромный рой рассерженных металлических пчёл налетел на атакующих турецкую посудину кастильских солдат. Те, кого жалили эти пчёлы, тут же, падали замертво.
Турецкие моряки видя это, весело хохотали в своих укрытиях, наблюдая из-за мешков с песком за растерянностью и ужасом охватившем шедших на абордаж воинов.
Они оскорбляя умирающих на турецком и ломаном испанском, будто помешанные. Нехристи корчили им страшные морды и делали руками непристойные жесты. В руках у многих, были какие-то железные палки, которые плевались огнем и тоже издавали сильный шум, похожий на громкий треск.
Вторая сотня, бросившаяся на абордаж со стороны кормы, тоже потерпела неудачу и не смогла захватить проклятую кадыргу. И хотя это произошло с меньшими людскими потерями, но и её постигла такая же участь, что и первую абордажную группу.
В живых, от двух сотен человек, прыгнувших на турецкую галеру оставалось не более сорока. Но и они истекали кровью от многочисленных ран нанесенных стальными пчёлами чьи укусы были смертельны. Люди были испуганы, морально сломлены, и готовы сдаться и отступить, чего ранее с ними никогда не случалось.
Абордажные команды всегда были самыми опытными, жестокими и стойкими воинами. Состоящие из ветеранов, эти головорезы вырезали и захватили не одну посудину подобную этой.
На каравеллу «Морская Дева» набирались лучшие из лучших. Опытные, битые морские волки, готовые обеспечить охрану своих судов и борьбу с берберскими пиратами набиравшими силу и претендующими на безраздельное господство в Средиземноморье и водах Атлантики.
А на побережье северной Африки разрасталось отвратительное пиратское гнездо и в одиночку победить его пока не получалось ни у кого. Корсары терроризировали побережье захватывая целые острова, форты и тысячи жителей.
А Франция, Португалия и Испания делили власть, территории и договориться между собой у них пока что не получалось.
Глава 30 Берберские пираты.
Глава 30
Война не проиграна,
пока вы не считаете её
проигранной.
Эрих фон Манштейн
— Всё это очень интересно Дитмар, но что же далее произошло с этими кораблями? Неожиданно для себя, испанцы оказались в ловушке и проиграли? И что это за железные палки и железные пчёлы? Это аллегория или все действительно происходило именно так? — Довольный собственной проницательностью Настоятель монастыря презрительно усмехнулся. — Уж не хочешь ли ты сказать что и здесь была замешана магия? Не люблю турок, мавров и сарацин, но испанцев я не люблю ещё больше, чем всех нехристей вместе взятых.
— Полностью согласен, Ваше Преподобие, потому что сам не люблю ни тех ни других, но испанцы хотя бы являются христианами! Французы, вообще, не сильно жалуют кого-то ещё! А вы, хоть и скандинав по рождению, но слишком долго жили во Франции и порядком офранцузились за это время, — эконом сделал жест рукой останавливая дальнейшие возражения, — Дайте мне досказать и наверное пора уже отдохнуть. Мне кажется, что я не сплю уже целую вечность. Если и дальше так пойдет, то я просто потеряю сознание от усталости. — Дитмар потер рукой покрасневшие глаза. Его похудевшее лицо осунулось и как-бы немного заострилось, более резко обозначив скулы и запавшие щеки. Но эконом держался и старался не подавать вида, хотя наверное это давалось ему не легко.
На его долю выпало множество потрясений только за последние двое суток.
Надо признать, он достойно перенес все случившиеся с ним невзгоды и намеревался выйти победителем изо всех произошедших с ним передряг. С таким союзником можно было иметь дела, удовлетворенно сделал выводы настоятель.
— А ещё, я так сильно пьян, что даже и не припомню, когда последний раз напивался до такой степени. Но самое главное то, что сейчас мне так хорошо, как давно уже не бывало. — Хорошее вино незаметно делало своё дело. Оба собеседника расслабились, и хотя они не стали больше доверять друг другу, но напряжение в разговоре улетучилось. — Так давайте же выпьем за наш успех и пусть все будет так, как мы этого хотим, а не так, как этого желает старая шотландская ведьма! За вас, Ваше Преподобие! За Ватикан, Францию и наше взаимопонимание всегда и во всем!
Хорошее вино часто помогает найти общий язык даже с теми, кого ты по жизни считал своим личным врагом.
Но как оказалось, всё далеко не так плохо и у врагов могут быть далеко идущие общие интересы, которые совпадают практически во всем. Оставалось лишь составить план, как лучше осуществить задуманное и обсудить детали.
Сдвинув кубки эконом и викинг, бывший одновременно экзархом друидов и аббатом почувствовали взаимную симпатию друг к другу. Хорошее вино сближало, как и общая беда, ставшая их головной болью и проблемой. И эту проблему им предстояло теперь решать вместе, хотят они этого или не хотят, значения не имело.
— Раз уж мы с тобой заодно Дитмар, то надеюсь ты скажешь мне своё полное имя, чтобы я мог знать с кем приходится иметь дело! Этикет никто не отменял и если ты считаешь себя рыцарем и дворянином назовись как оно положено между благородными людьми! Или скажи мне, в чем я сейчас не прав? — Настоятель хотя и был в полтора раза больше иезуита, но уже был изрядно пьян и не церемонясь, в лоб спрашивал о том, что ему было интересно узнать. Родовое имя часто может сказать собеседнику гораздо больше того, что мы сами можем поведать друг другу о нас самих.
— Ты мне не доверяешь Аббат? И это после всего того, что я уже тебе рассказал?! — Дитмар озадаченно окинул взглядом громадную фигуру настоятеля. — Что опять не так с моим именем? Я же уже называл тебе свои имена! Разве этого недостаточно?
— Все хорошо, не переживай Дитмар! Просто я хотел уточнить, какое из твоих имён настоящее? Ты оба раза называл разные имена, вот я и не понял, какое из них твоё, а какое так, для прикрытия, — Видно было, что настоятель не хотел ссориться и это в какой-то мере смягчило ответ иезуита.
