Скованные одной цепью (СИ) - "allig_eri"

Косто Лоринсон, стоявший рядом с ней, брызгая слюной, клялся и божился, что Милене нечего опасаться. Сами брызги, впрочем, свидетельствовали об обратном. Пылкие страсти всегда были грехом дураков, а война, как и азартная игра, дураков любит.

Вид приближающегося отряда Челефи зацепил её, а потом императрица увидела стяг — перекрещенные кривые сабли Кашмира. Под этим знаменем они шли в бой и умирали. Всегда. Что при завоевании, что при восстании.

— Они рискуют, — заметил Инар Моурен. — Идут к нам малыми силами.

Более остроглазый Дэбельбаф сдавленно охнул.

— Это не доверенное лицо Челефи или его переговорщик, это он сам!

Что же, это и правда многое меняло.

— Неужели этот предатель и правда желает переговоров? — нахмурилась Милена. — После всего им устроенного?

— Хорес даровал вам удивительную возможность, ваше величество, — гнусно прошептал ей Лоринсон.

Мирадель отмахнулась и взглянула на генерала Эдвена Летреча, единственного человека, обладающего реальным боевым опытом. Мужчина задумчиво смотрел за стены, непроизвольно выпятив нижнюю челюсть, словно верблюд, собравшийся как следует плюнуть.

Осознав, что на нём собралось чужое внимание, генерал покосился на императрицу и коротко кивнул.

— Согласен с министром, — не слишком довольным голосом проговорил он. — Хотя моё сердце протестует подобному поступку.

— Значит вы тоже за то, чтобы убить Челефи, — прищурилась Мирадель.

Летреч вздохнул и наконец-то повернулся, посмотрев на неё. Милена осознала, что он одобрял её нерешительность — почти в той же мере, в которой Лоринсон настаивал на своём.

«Как бы они вели себя с Дэсарандесом?» — задумалась женщина.

— Зато сколько жизней вы сумеете сберечь! — с толикой обиды воскликнул министр военных дел, обращаясь, как часто случалось, к её затылку, что свойственно людям, принимающим обиду за проявление разума.

Так или иначе он становился слишком фамильярным.

Вместо ответа она повернулась к ещё одному человеку, не так давно составившему компанию её совету, Саргу Кюннету, который покорно — слишком покорно, вдруг подумала Мирадель, — стоял в шаге от обступивших её мужчин.

Заметив взгляд императрицы, исполняющий обязанности высшего жреца склонил голову.

— Я бы пилпос… посту-посту… пил так, как сделал бы император, — размеренно, хоть и заикаясь, произнёс он, хоть голос и заглушал стук копыт приближающихся всадников.

— Именно! — воскликнул Лоринсон, совершенно отбросив сдержанность. Компанию ему, как ни странно, составил Мариус Дэбельбаф и Инар Моурен.

«Они боятся, — осознала Милена. — По-настоящему боятся», — и отметила, что сама она ничего не боится.

Эти дипломатические танцы, по мнению императрицы, были ни чем иным, как ловушкой. Причём такой, на чей успех мятежники даже не рассчитывали, однако и обойти стороной нужным не посчитали. У войны есть свои незримые правила и законы, которые нарабатывались и создавались столь долго, что превратились в традиции, нарушителей которых не любят ни враги, ни союзники.

Провести переговоры считалось правильным, а воспользоваться моментом, если он на них представится — ещё и успехом.

«Верно, — подумала она. — У войны свой этикет, в котором неумение дать врагу возможность выставить себя дураком само по себе уже неудача. Челефи просто забросил мне, как говорится, „пустой крючок“, рассчитывая, что я вдруг проглочу его».

В конце концов, она же женщина.

Однако тот факт, что он прибыл лично… Это меняло всё. Теперь получалось, что Челефи предоставил ей возможность сделать то же самое. А это означало, что приглашение не рассчитано на то, чтобы убить её. И в свой черёд указывало, что сам он едет не для того, чтобы погибнуть, то есть визирь Имасьял Чандар Челефи, прославленный кашмирский полководец и самозваный лорд, действительно хочет о чём-то договориться.

«Но зачем?»

— Приготовьтесь, — сказала Милена генералу Летречу. — Мы убьём его после того, как выслушаем.

Мысль о необходимости убийства смутила её лишь на мгновение — не больше.

«Там, за холмами, спрятались тысячи кашмирцев, — подумала императрица. — Какие мерзости они готовят? Какую тактику разработали? Какое место в ней занимает их предводитель?»

Это уже не важно. Мирадель решила, что убьёт Челефи — здесь и сейчас, а потом разобьёт всё его войско, сбросив обратно в море, откуда они и приплыли.

Она сделает это. Милена ощущала это с беспощадной уверенностью. После стольких лет кровопролитий, устроенных её мужем, она имела право на собственную меру чужой крови.

Женщина вспомнила Лотти и её веки затрепетали.

«За Челефи последует и Кашмир. Но на него обрушится не вода, а кровь, в которой захлебнутся они все — до последнего, — прикинула императрица. Она не намеревалась более сталкиваться с такой угрозой. Тем более когда она повторялась раз за разом. — Не верю, что даже думаю о таком, но Дэсарандес обошёлся с ними слишком мягко. Кашмир следовало наказать не убийством знати, а уничтожением всех и вся».

Аристократию, как осознала Милена, наказывать нужно иначе.

«Я займусь этим после войны. А лучше оставлю на попечение мужа», — подумала она. Однако, будь у неё возможность, она провела бы чистку знати, разгребая эту помойную яму, которая сказывалась на всех направлениях: от её министров, до армейских офицеров.

Знатные лорды легко и непринуждённо покупали должности для своих сыновей — третьих, четвёртых и далее по списку. Почти все из них были сионами, а потому пользовались властью, не особо заморачиваясь наличием или отсутствием командирских умений.

Мирадель мотнула головой. Рано думать о чистках (не зря её прозвали «Кровавой»), следует сосредоточиться на текущей ситуации.

— Когда я скажу: «Благослови нас, Хорес»… — обратилась она к генералу и посмотрела на кашмирцев, как бы ожидая с их стороны некоего мистического подтверждения. Дыхание её, всё это время чудесным образом остававшееся непринуждённым, напряглось, так как всадники уже почти завершили свой путь, — … тогда убейте его.

Уже через пару минут кавалеристы преодолели последние участки пути и замедлились. Милена отметила, что одеты они были разнородно и не имели единой формы. Более того, всадники казались дикарями, будто варвары из Тразца. Часть конных могла похвастать трофейными доспехами Империи, чужими плащами, элементами экипировки и даже сёдлами. Имелись среди их амуниции и чисто кашмирские, покрашенные в светлые цвета, традиционные для жаркого климата. Жилистые кони явно изголодались, рёбра тигриными полосами проступали на их боках.

«Они гнали коней, — припомнила Мирадель слова Дэбельбафа, — это значит, животные утомлены и ещё не в должной мере пришли в себя, даже несмотря на тот факт, что осада длится не первый день».

Сомнения читались на лицах новоприбывших. Милена легко разглядела их под притворными ухмылками победителей. Восставшие не были уверены, что сумеют взять Таскол.

Кашмирцы доехали до маленького столика, стоящего в тени величественных стен. Копыта их коней окружала поднятая пыль. Мирадель, отчего-то уверенная, что кто-то из всадников непременно перевернёт столик, даже опешила, когда все они дисциплинированно остановились.

Огромное, но неплотное облако пыли поднялось перед кавалерией, угрожая перехлестнуть через бойницы, у которых стояла императрица, однако вечный ветер, дующий от Аметистового залива, немедленно утащил его в глубь суши.

Перед глазами Милена предстали кашмирцы, превратившиеся из тонких силуэтов в живых людей. Женщина внимательно разглядывала их, разыскивая лидера.

Вот он. Челефи. Смуглая кожа, большой нос, аккуратная бородка клинышком, успевшая слегка запылиться. Этот человек не производил впечатление опасности. Он казался простым. Обычным.

И всё же, украшения, осанка, надменность во взгляде, рунный плащ, тонкая кольчуга и изысканные ножны, в которых торчал его клинок, не дали бы ошибиться.

«Мой враг».

— Возмутители спокойствия! — громко прокричала Милена, поддавшись припадку ярости. — Убирайтесь обратно, в свои нищие дома и скудную землю! Или я засыплю окрестности костями ваших соплеменников!