Танцующая с бурей - Кристофф Джей

Буруу. Ее отец. Ее собственная жизнь.

Полагаться на всех этих чужаков слишком рискованно.

Мичи внимательно наблюдала за ней, словно читая ее мысли.

– Однажды я спросила у Аиши об этом. Почему она рискует всем и где она берет для этого силы. Она ответила, что со стороны ее выбор кажется огромной странной жертвой. Как могут выбрать борьбу те, у кого нет шрамов? Они смотрят по сторонам, видят довольные лица людей, равных себе по положению, и с готовностью делают шаг за пределы этого удобного для жизни, но довольного маленького круга. Она сказала, что сначала каждая клеточка ее тела восставала против этого. Потому что все мы склонны подчиняться импульсам толпы, Юкико-чан. Испытывать комфорт, плывя в одном потоке со своими собратьями. Это затягивает.

Она, не отрываясь, смотрела на отражение Юкико, но по глазам было видно, что сейчас она где-то далеко-далеко в зазеркалье.

– Но с приближением заката все, что нужно, – это смотреть вперед, следить, куда нас несет этот поток. Осознать, что мы плывем по течению в пропасть. Мы все знаем это. Знаем точно так же, как знаем звук нашего голоса. Мы видим это, когда смотрим в зеркало. Мы слышим это, когда просыпаемся среди долгой тихой ночи. Это голос. Который говорит нам, что с этим миром, который мы сами и создали, происходит что-то ужасное, что-то глубоко неправильное. – Голос Мичи опустился до шепота. – Аиша сказала, что после этого все стало просто. Так же просто, как говорить. Как будто оттачиваешь свое умение произносить всего одно крошечное слово.

– Какое слово? – почему-то прошептала Юкико.

И Мичи выдохнула один лишь краткий слог – хрупкий, как стекло.

– Нет.

– Говорят, обучение идет хорошо, – сказала Аиша, делая глоток чая.

Солнце уже скользнуло за горизонт, сменившись прохладными сумерками. Над удушающей вонью залива Киген тихо веял легкий морской бриз, изгоняя палящую жару и даря благословенную прохладу. Самая жаркая часть лета закончилась. Уже скоро наступит осень, расстелит ковер из сухой желтой листвы. Юкико гадала, вернется ли она к тому времени в Йиши, чтобы посмотреть, как деревья сбрасывают свои зеленые наряды. Последний раз она видела, как мир меняет свои цвета на желтый, оранжевый и красный, когда была маленькой девочкой.

– Хай, госпожа, – ответила Юкико. Она сидела на шелковой подушке перед низким полированным столом. Служанки Аиши снова играли на сямисэнах – бледные пальцы ловко порхали по туго натянутым струнам, извлекая из инструментов достаточно громкие звуки, чтобы уши любопытных людей, проходящих мимо двери из рисовой бумаги, могли слышать только навязчивую мелодию сямисэна.

– А вам нравится, какое внимание оказывает вам лорд Хиро?

Юкико глотнула чаю и ничего не ответила.

– Он такой красавец. Верный до безобразия.

– Госпожа, простите меня. Но я пришла сюда не для того, чтобы поболтать о лорде Хиро.

– Вас смущают разговоры о любовнике?

– Что? – Юкико чуть не подавилась чаем, бросив укоряющий взгляд на Мичи. – Он не… Я бы никогда…

Аиша рассмеялась громким переливчатым смехом – прекрасные зубы, рубиновые губы. Юкико почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Она опустила глаза и уставилась на свои колени и пальцы, подрагивающие под вышитым шелком.

– Вас так легко прочитать, Юкико, – все чувства написаны у вас на лице, а на рукав вы вывесили сердце – зачем? Берегите его. Иначе его могут вырвать. Люди в нашем дворце любят забирать то, что другим дороже всего.

– Я не люблю лорда Хиро.

– Ну, может, вам следует его полюбить, – Аиша приподняла бровь. – Порадуйте себя, пока можно. Боги знают, как мало радостей в этом мире.

– Мичи сказала, что у вас есть новости о моих друзьях? – сменила Юкико тему. – Акихито и Касуми?

Аиша долго смотрела на нее, все еще улыбаясь, затем наконец кивнула.

– Акихито-сан в безопасности. С моими друзьями, в доме в Доктауне.

– Слава Аматэрасу, – вздохнула Юкико. – А Касуми?

– Она здесь.

– В Кигене?

– Во дворце. Я привезла ее контрабандой сегодня утром. Она хочет поговорить с вами.

Юкико не могла в это поверить.

– Почему вы мне не сказали?

– Только что сказала, Юкико-чан.

Юкико подавила гнев, пытаясь спрятать его за маской, как Аиша учила ее. В тот самый момент, когда она подумала, что уже понимает, кто такая Аиша и что она собой представляет, эта женщина тут же показала ей, как мало она на самом деле знает. Сестра Йоритомо была полной загадкой, головоломкой с недостающими компонентами. Все, что говорила Мичи, было теперь совсем неважно. Юкико поняла, что она не имеет ни малейшего представления о том, что происходит в душе этого человека, под маской гладкого лица с черными, как у гадюки, глазами, какие тайны скрываются в темноте под пластиковым алебастрово-белым фасадом. Все, что она знала об Аише, было рассказано ей другими, и она просто приняла все на веру. На самом деле, ей было неизвестно, действительно ли она подруга Каори? Действительно ли хочет освободить страну от ига Гильдии и сёгуната? Или просто разыгрывает свою пьесу, чтобы занять трон? Несмотря на заверения Мичи, на все ее разговоры о борьбе, может ли Юкико доверять этой женщине?

Аиша может легко откреститься от Юкико, если дела пойдут плохо. И даже если все пойдет по плану, то в финале она легко сможет превратить Юкико в козла отпущения.

Стараясь скрыть дрожь в голосе, она сказала:

– Можно ли мне ее увидеть? Пожалуйста.

Аиша хлопнула в ладоши, и в северной стене сдвинулась панель из рисовой бумаги. За стеной стояла Касуми в кимоно служанки – тело ее было напряжено, в глазах читалось волнение. Но когда она увидела Юкико, лицо ее озарилось радостью. Она бросилась в комнату, и крепко обняла Юкико, боясь отпустить от себя. Юкико закрыла глаза, чувствуя, как текут по щекам слезы.

– Я думала, ты погибла, – выдохнула Касуми в волосы. – Боги, я думала, мы потеряли тебя.

Они смеялись, крепко обнимая друг друга и покачиваясь в такт песне сямисэна, пока слезы не остановились. Наконец они опустились на колени перед столом, и принцесса Аиша молча передала Касуми чашку чая. Дрожащими руками женщина приняла чашку и поднесла дымящийся напиток к плотно сжатым бескровным губам. Она попросила Юкико рассказать ей обо всем, что произошло после бури на судне. Глаза Аиши сверкали в мерцающем янтарном свете, когда Юкико заговорила, начав с пожара и закончив ареной и грязной камерой в тюрьме сёгуна, где томился Масару.

– Значит, он в тюрьме, – произнесла Касуми. – По крайней мере он жив.

– Капитана Ямагату не пощадили, – пробормотала Юкико.

– Я не хотела покидать Масару, Юкико, – загорелись глаза Касуми. – Сказала ему, что никуда не пойду. Если бы он захотел умереть, я бы умерла вместе с ним. Акихито тоже отказался, пригрозил вырубить Масару, если тот отдаст такой приказ. А за три дня до нашего приезда в Киген он опоил нас черносном. Когда мы проснулись на следующее утро, они с Ямагатой ушли. Капитан – молить, чтобы сохранили жизни его экипажу. И Масару – чтобы молить о наших жизнях.

– Акихито угрожал вырубить его? – Юкико не смогла сдержать улыбку.

– Акихито любит Масару. – Касуми протянула руку, чтобы коснуться руки Юкико. – Я тоже люблю его. Очень сильно.

Юкико долго смотрела на Касуми, не произнося ни слова. Эта женщина предала ее мать, делила постель с ее отцом. И хотя Масару был неверен, Юкико считала Касуми хищницей, хитрой и ядовитой. Хоть она и была с ней вежлива, но никогда не уважала ее. Никогда не любила.

Сейчас Юкико взглянула на нее по-другому. Правда состояла в том, что Касуми, вероятно, знала Масару лучше, чем ее мать. Она всегда была с ним рядом, долгими ночами в пустыне, в походах через болота и джунгли, она вместе с ним проливала кровь и вместе проводила ночи под звездами.

Имела ли Юкико право злиться? Да. Но понимала ли она, что человек может сделать ради любви? Могла ли она сочувствовать?

– Я знаю, – прошептала она.