Исход. Том 2 - Кинг Стивен

— Спасибо, — поблагодарил Ллойд. — Выглядит здорово.

— Это домашний хлеб, — с гордостью ответил Уитни.

Ллойд стал есть.

— Кто-нибудь видел его? — наконец спросил он.

Кен покачал головой.

— Мне кажется, он снова уехал.

Ллойд попытался поразмыслить над этим. Снаружи завывал ветер, одинокий, затерянный в пустыне. Динни на мгновение поднял голову, а потом вновь принялся за игру.

— Я думаю, он где-то поблизости, — наконец произнес Ллойд. — Не знаю почему, но думаю, именно так. Я думаю, он где-то поблизости и ждет, что вот-вот произойдет нечто. Не знаю, что именно.

Уитни тихо произнес:

— Думаешь, он добился от нее признания?

— Нет, — глядя на Динни, ответил Ллойд. — Не думаю. Каким-то образом все вышло не так. Она… ей повезло либо она перехитрила его. А такое случается не часто.

— Я не думаю, что это сильно повредит, — сказал Кен. Однако вид у него был встревоженный.

— Конечно. — Ллойд прислушивался к завыванию ветра- Возможно, он вернулся в Лос-Анджелес. — Но Ллойд сомневался в этом, и это сомнение отразилось на его лице.

Уитни принес еще пива. Они молча пили, в голове у них проносились тревожные мысли. Сначала Судья, затем эта женщина. Оба мертвы. И ни один не заговорил. И никто не остался нетронутым, как приказывал он. Словно «Янки» проиграли два матча подряд на чемпионате мира. Им трудно было поверить в это, и они были напуганы.

Всю ночь дул сильный ветер.

Глава 3

Ближе к вечеру десятого сентября Динни играл в маленьком парке, удаленном от отеля и от многочисленных казино. Его «мама» на этой неделе, Ангелина Хиртфилд, сидя на скамейке, разговаривала с молоденькой девушкой, прибывшей в Лас-Вегас около пяти недель назад, дней через десять после того, как сама Анги появилась здесь.

Анги Хиртфилд было двадцать семь. Девушка была лет на десять моложе, одета в плотно облегающие джинсовые шорты и короткую маечку, абсолютно ничего не оставляющую воображению. Контраст между ее вертлявым, упругим телом и детским, надутым, бессмысленным выражением лица был почти непристойным. Речь ее была монотонной и, казалось, бесконечной: рок-звезды, секс, ее нудная работа в «Индиан-Спрингс», секс, ее бриллиантовое кольцо, секс, телепрограммы, по которым она так скучает, и снова секс.

Анги хотела, чтобы девушка убралась заниматься сексом с кем угодно и оставила ее в покое. И она надеялась, что Динни будет, по крайней мере, лет тридцать, когда дойдет очередь до этой девушки заменять ему мать.

В этот момент Динни отвлекся от своих игрушек, улыбнулся и крикнул:

— Том! Эй, Том!

На другой стороне парка появился мужчина с соломенными волосами. Он шел, пошатываясь, с большой корзинкой еды в руке.

— Похоже, он пьян, — заметила девушка.

Анги улыбнулась:

— Нет, это Том. Просто он…

Но Динни уже бросился вперед, крича что есть мочи.

— Том! Подожди, Том!

Том, улыбаясь, обернулся:

— Динни! Эгей!

Динни бросился к Тому. Том выронил корзинку, подхватил мальчугана на руки и подбросил его вверх.

— Покружи меня, Том! Покружи!

Том обхватил запястья Динни и закружил, все ускоряя и ускоряя движение. Центробежная сила подняла тело мальчика вверх, пока его ноги не оказались параллельны земле. Он зашелся смехом. После-двух или трех кругов Том аккуратно поставил малыша на нога.

Динни зашатался, смеясь и пытаясь восстановить равновесие.

— Еще, Том! Еще немного!

— Нет, у тебя закружится голова. Том идет домой. Да.

— Холосо, Том. Пока!

Анги сказала:

— Мне кажется, Динни любит Ллойда Хенрейда и Тома Каллена больше всех в городе. Том Каллен прост, но… — Она взглянула на девушку и замолчала. Та, задумавшись и сузив глаза, смотрела на Тома.

— Он пришел с еще одним мужчиной? — спросила она.

— Кто? Том? Нет — насколько мне известно, он пришел один около полутора недель назад. Он находился среди тех, других людей в Зоне, но они прогнали его. Их потеря — находка для нас, я так считаю.

— И он был без глухонемого?

— Глухонемой? Нет. Я уверена, что он пришел один. Динни так любит его.

Девушка следила за Томом, пока тот не скрылся из вида. Она вспомнила о пузырьке пептобисмола. Она вспомнила о каракулях записки: «Ты не нужна нам». Это было там, в Канзасе, тысячу лет назад. Она хотела убить их, особенно немого.

— Джулия? С тобой все в порядке?

Джулия Лори не отвечала. Она смотрела на Тома Каллена. А немного погодя она начала улыбаться.

Глава 4

Умирающий открыл блокнот, снял колпачок с ручки, мгновение помедлил, а затем начал писать.

Это было удивительно: ручка касается бумаги, покрывая каждую страницу от начала и до конца, все это казалось волшебством, только слова теперь шли вкривь и вкось, буквы были большими и неровными, как будто он снова перенесся в первый класс школы на собственной машине времени.

В те дни отец и мать все еще любили его. Эми еще не расцвела, и его собственное будущее в качестве Оганквитского Толстяка и Потенциального Гомосексуалиста еще не было предрешено. Он помнил, как сидел за залитым солнцем кухонным столом и переписывал слово в слово одну из книг Тома Свифта в голубую тетрадь, а рядом стоял стакан с колой. Он слышал голос матери из гостиной. Иногда она разговаривала по телефону, иногда с соседкой: «Доктор говорит, что это просто детская полнота. Слава Богу, с железами внутренней секреции у него все в порядке. К тому же он такой смышленый!»

Наблюдать, как растут слова, буква за буквой. Наблюдать, как растут предложения, слово за словом. Наблюдать, как растут абзацы, каждый из них представляет собой кирпичик в огромной стене бастиона, который называется языком.

«Это будет моим самым большим изобретением, — увлеченно говорит Том. — Смотри, что случится, когда я столкну тарелку, только, ради Бога, не забудь зажмурить глаза!»

Кирпичики языка. Камень, лист, ненайденная дверь. Слова. Миры. Магия. Жизнь и бессмертие. Власть.

«Я не знаю, откуда он унаследовал это, Рита. Возможно, от своего дедушки. Тот был священником, и говорят, что его проповеди были просто восхитительны…»

Смотреть за буквами — прекрасное времяпрепровождение. Смотришь, как они соединяются друг с другом, писать наоборот, писать. Организованные мысли и идеи. В конце концов он приобрел пишущую машинку (к тому времени для него уже почти все было предрешено; Эми училась в старших классах, состояла в Национальном почетном обществе, в театральном кружке, кружке риторики, круглая отличница, с ее зубов сняли выпрямляющие пластинки, а ее лучшей подружкой была Франни Голдсмит… а детская полнота ее брата так и не прошла, хотя ему было уже тринадцать, и он стал использовать бранные слова в целях самозащиты, и с медленно расцветающим ужасом он начинал понимать, что такое жизнь, какова она на самом деле: огромный кипящий котел, и он был бесконечно одинок в ней). Машинка раскрыла перед ним остальное. Сначала это происходило медленно, настолько медленно, что печатание затягивалось на неимоверно продолжительное время. Как будто машинка активно — и отнюдь не беззастенчиво — сопротивлялась его воле. Но когда он поднаторел в печатании, он начал понимать, что такое машинка на самом деле: подобие магического посредника между его мыслями и пустым листом бумага, вставленным в каретку. Ко времени эпидемии он печатал со скоростью более сотни знаков в минуту, он был в состоянии поспевать за своими скачущими мыслями и запечатлевать их все. Но он никогда не прекращал вести записи от руки, памятуя о том, что «Моби Дик» был написал от руки, так же как и «Унесенные ветром», и «Потерянный рай».

Почерк, увиденный Франни в его дневнике, Гарольд развивал годами практики — ни параграфов, ни обрывов линий, ни одной зацепки для глаза. Это был труд — ужасный, до судороги в пальцах — но это был любовный труд. Он охотно и с благодарностью пользовался пишущей машинкой, но считал, что самое лучшее он оставляет для написания от руки.