Мертвая река (ЛП) - Кетчам Джек

Отец приручил ее. С помощью обжигающе горячей воды. Так держать, батя.

Лицо женщины все еще в разводах, но стало гораздо чище. Оно влажно и ярко блестит от жары. Мать просто стоит с мыльной тряпкой в руке и наблюдает за отцом. Он удивляется, почему она не помогает. Он бы точно помог.

Отец снова окунул тряпку и перешел к шее, усердно драя ее спереди и сзади.

Женщина свирепо смотрит на него. Он, кажется, ничего не замечает.

– Ну же, Белл, помоги мне.

Мать окунает тряпку в воду, но – и только. Как будто боится пошевелиться. Но дело не в этом. Брайан видит в ее позе что-то такое, что уже видел раньше, – очень знакомое. Что-то, чего отец тоже не замечает. Его мать злится. Она держит это в себе, но она злится.

Отец закончил мыть шею и перешел к плечам, опускаясь все ниже и ниже к...

...этим потрясающим сиськам...

* * *

Она знала об этом уже не первое время. Она это чувствовала, и не было никакой необходимости это проверять лишний раз. Малейшее движение руки внутри хомута убеждало ее в этом.

* * *

– Не сваливай все на меня, Белл, – говорит отец. – Делай хоть что-нибудь.

Плечи уже чистые. Он снова опускает тряпку в воду.

* * *

Он пытается скрыть это от своей женщины, и, возможно, ему это удается, но он не может скрыть это от нее. Его сердце бешено колотится. Пульс просто сумасшедший. Он сосредоточен на ее грудях. Он тянется к ним с мокрой тряпкой.

И как только он прикасается к ней, как только она чувствует тепло, она вырывает болт из стены, и ее рука устремляется к его шее, как атакующая змея, и тут же женщина испытывает такой подъем, что ревет от восторга. Ее пальцы глубоко впиваются в его шею, мужчина борется, пытаясь оторвать от шеи ее руку, но две его руки не идут ни в какое сравнение с ее единственной рукой, с давно накопленной в ней силой, а она ухмыляется прямо в его искаженное ужасом лицо, когда он корчится и задыхается, видя свою смерть в ее глазах.

В этом удовольствие от охоты.

В этом воля, сила и свобода.

В этом радость созидания.

Он опускается на колени под ее хваткой.

Затем дверь распахивается, и раздается гром.

* * *

Он помчался в дом за пистолетом, и все вокруг превратилось в размытое пятно, одно огромное алое пятно – кажется, всего мгновение спустя он пробегал мимо Пег и Дорогуши, стоящих в прихожей, и Пег спросила:

– Ты куда так несеш...

Но вот уже бежит вниз по лестнице, и он уже в подвале, смутно сознающий, что отец стоит на коленях, его руки безвольно опущены по бокам, женская рука сжимает его шею, а мать просто стоит столбом, зажав рот руками, и в следующее мгновение пистолет прыгает в его руках, и пуля отлетает рикошетом от задней стены, боковой стены и лестницы прямо у него за спиной. А потом он оказывается перед женщиной, направляя пистолет прямо ей в лицо, и слышит свой голос:

– Отпусти его!

Женщина колеблется, глядя ему в глаза, как бы проверяя серьезность его намерений. А потом роняет задыхающегося отца на пол. Тот сильно кашляет. Он слышит это сквозь гул от выстрела в ушах. Замечает движение позади себя, а затем твердая рука грубо отталкивает его в сторону.

Он восстанавливает равновесие как раз вовремя, чтобы увидеть, как мать, плотно сжав губы, со слезами на глазах, бьет толстой палкой женщину сбоку по голове.

Женщина обмякает.

Женщина отключается.

Он понимает, что едва дышит и делает глубокий вдох.

Его мать. Кто бы мог подумать? Это смешно – но в то же время не так уж смешно, учитывая обстоятельства, и ему на ум приходят слова старой песни, одной из любимых у отца: детка, поддержи своего мужчину...

Мама отбрасывает палку, с грохотом падающую на пол, подходит к мужу и помогает ему подняться.

– Спасибо, – говорит он. Голос у него слабый, глаза бегают, рука прижата к шее. Он поворачивается к Брайану. – Принеси молоток и дрель, сынок. Нужно вбить новый болт, но глубже, намного глубже.

Он тянется за пистолетом, и Брайан отдает его ему.

– Папа, прости. Я знаю, что не должен был... Но...

– Все в порядке. Ты правильно поступил. Ты молодец. А теперь принеси инструменты, ладно?

Он мысленно повторял слова отца, подымаясь по лестнице.

Ты правильно поступил. Ты молодец.

Он никогда раньше не слышал от отца таких слов.

Ни разу. Никогда.

Глава 16

Он может делать это практически с закрытыми глазами, как и большинство других фокусов, требующих физической сноровки и ловкости, но сейчас у него явные проблемы с концентрацией, и он думает, что даже Белл это видит. Белл стоит в стороне, приставив пистолет к голове женщины, чтобы та не напала, пока он загоняет болт в новое отверстие. Его он сделал более глубоким, но болтом дважды промахнулся, что, вообще-то, совсем на него не похоже.

Его беда в том, что он не совсем понимает, зачем он это делает. Почему бы просто не отпустить ее жить своей жалкой дикой жизнью так, как она считает нужным? И это тоже на него не похоже – испытывать неуверенность. Он ведь уверен в своем бизнесе, уверен в своей семье, друзьях и знакомых – это более подходящее слово, потому что на самом деле у него нет близких друзей, он никогда не хотел их иметь, никогда им не доверял. Он доверяет Белл и своим детям, вот и все. Другие люди ему не нужны.

Он обдумал, почему же он все-таки это делает, и не нашел иного ответа, кроме того, что он этого просто... хочет. Он знает, что это, вероятно, опасно, даже если забыть о том, что физически она – очень опасный зверь, и он знает, что, вероятно, нарушает дюжину или больше законов и подвергает всю семью опасности, но в качестве причины может придумать только то, что хочет довести этот свой маленький эксперимент до конца. Точно так же, как его веселая пьяница-мать называла Криса своим маленьким экспериментом, имея в виду, что у нее, конечно, будет один ребенок, но не больше, она никогда не родит другого.

Но видя в женщине эту дикость, распаляющую не только его похоть, но и разум, он сознает это – и действительно хочет обуздать ее нрав, приручить ее, хочет знать, возможно ли это в принципе. Видит Бог, себя он обуздал. И если он смог это сделать с самим собой, будучи подростком, то почему сейчас с ней не сможет? Раз у него хватило воли приручить себя, как приручают бешеную дикую лошадь, он может сделать то же самое и с ней.

Быть может, она – его сестра по духу. Это вполне возможно.

Быть может, он видит в ней то, что видит в себе – только в более чистом виде. Нечто более изящное в своем агрессивном воплощении. Ему нравится собственная агрессия. Она сделала его тем, кем он является сегодня.

Быть может, он делает это потому, что любит себя. Свое чистое «я». Себя без шелухи.

Это вполне возможно.

Он забивает болт до упора.

Глава 17

И вот они снова – сегодня, как и в любой другой день, – выходят из класса, искоса поглядывая на мальчиков, – все эти одурманенные гормонами счастья девочки-подростки, жующие жвачку, в узких джинсах, обтягивающих мягкие места, – и ей бы очень хотелось выглядеть так, как они, а у нее, по правде говоря, ушло целых четыре года аэробики, йоги, сжигания жира, диет, чтобы стать такой, как сейчас. И, признаться, выглядит она совсем неплохо. Но все же...

Вот они, все эти девочки. И Пегги Клик тут. Снова в своей выцветшей толстовке и спортивных штанах. Осанка ни к черту, как у некоторых девушек-первокурсниц, силящихся скрыть только что расцветшие груди, еще не понимая, какая это ценность, и что скрывать их не надо.

Внезапно Женевьеву озарило. Она слишком хорошо знала, как работает собственный мозг, чтобы заподозрить: тревожная догадка зрела уже довольно давно, а теперь оформилась окончательно.