Талтос - Райс Энн

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146

Я сразу же послал за отцом Нинианом и положил книгу перед ним. Пока Ниниан рассматривал мою работу, я сидел молча.

Я был безмерно горд тем, что сделал, и слишком уверен в том, что теперь каким-то образом и наша история обретет некий оправдательный контекст в огромных библиотеках церковных доктрин и истории. «Что бы ни случилось, – думал я, – я поведал всю правду. Я рассказал, как все произошло и чему Жанет предпочла смерть».

Ничто не подготовило меня к появлению такого выражения на лице Ниниана, с которым он закрыл книгу.

Довольно долго он не говорил вообще ничего, а затем рассмеялся и никак не мог остановиться.

«Эшлер, – сказал он, – похоже, ты утратил рассудок, если думаешь, что я отвезу вот это отцу Колумбе!»

Я был ошеломлен. Но все же тихим, срывающимся голосом объяснил, что отдал книге все свои силы.

«Эшлер, – ответил он, – это прекраснейшая книга из всех, которые я когда-либо держал в руках: рисунки выполнены великолепно, текст написан на безукоризненной латыни и изобилует множеством трогательных выражений. Просто немыслимо, чтобы человек смог создать такую вещь даже за три или четыре года в тишине библиотеки на Айоне, а уж представить, что ты создал это здесь, в тесной клетушке, всего за один год… Да ведь это не что иное, как чудо!»

«Так в чем же дело?» – недоуменно спросил я.

«В содержании, Эшлер! Это же богохульство! На латыни Священного Писания и в стиле алтарной книги ты написал безумные языческие стихи и сказки, полные похоти и чудовищные по сути! Эшлер, такой стиль больше подходит Евангелиям или Псалтири!»

«Я хотел, чтобы отец Колумба прочел мои слова и осознал их истинность!» – заявил я.

Но я уже понял бессмысленность своих объяснений. Моя защита не имела никакого значения. Увидев, что я совершенно раздавлен, Ниниан сложил на груди руки и посмотрел мне прямо в глаза.

«С первого дня, как только я вошел в твой дом, – сказал он, – я осознал твою бесхитростность и порядочность. Только ты смог совершить такую глупую ошибку. Отложи книгу в сторону и выкинь из головы всю эту историю раз и навсегда! Посвяти свой необычайный талант надлежащей тематике!»

В течение целого дня и всю ночь я думал обо всем случившемся.

Тщательно обернув книгу, я снова отдал ее Ниниану.

«Я являюсь твоим аббатом в Доннелейте, – сказал я, – по официальному назначению. Так вот, это последний приказ, который я отдаю тебе. Передай эту книгу отцу Колумбе, как уже было сказано. И сообщи ему от моего имени, что я решил уйти и совершить паломничество. Я не знаю, сколь долго буду отсутствовать и куда направлюсь. Как ты мог понять из этой книги, продолжительность моей жизни уже многократно превысила обычную для человеческих созданий. Может статься, я никогда не увижу снова его или тебя, но мне необходимо уйти. Я должен посмотреть мир. И вернусь ли когда-нибудь сюда или к нашему Богу, ведомо только Ему».

Ниниан пытался протестовать. Но я был непреклонен. Он знал, что должен будет так или иначе скоро уехать на Айону, и потому сдался, напомнив напоследок, что я не получил от Колумбы разрешения на отъезд. Конечно, он понимал, что это обстоятельство меня не заботит.

Наконец он отбыл в сопровождении сильной охраны из пяти человеческих созданий, забрав книгу с собой.

Я никогда больше не видел эту книгу, до тех пор пока Стюарт Гордон не выложил ее на стол в той башне, в Сомерсете.

Добралась ли она до берега Айоны, мне неизвестно.

Подозреваю, что все-таки она там побывала и, возможно, оставалась на Айоне многие годы, пока все, кто знал о ее существовании, о ее содержании и авторе, не ушли в мир иной.

Мне так и не довелось узнать, видел ли ее отец Колумба. В ночь после отъезда Ниниана я решил покинуть Доннелейт навсегда.

Я созвал священников-Талтосов в церковь и предложил закрыть двери. Люди могли думать что им заблагорассудится. Они и в самом деле взволновались и что-то заподозрили.

Я сказал своим священникам, что уезжаю, и объяснил, чего опасаюсь:

«Не знаю, правильно ли я поступаю. Полагаю, что да, но не знаю наверняка. И я боюсь человеческих существ, живущих вокруг. Боюсь, что они в любой момент повернутся против нас. Грянет ли буря, или по стране пронесется чума, или какая-либо ужасная болезнь случится с детьми из знатных семей – любое несчастье может спровоцировать бунт.

Это не наш народ! Я совершил глупость, поверив, что мы когда-нибудь будем жить в мире с ними.

Каждый из вас волен поступить так, как сочтет необходимым. Но мой совет вам как Эшлера, вашего вождя еще с тех времен, когда мы покинули утраченную землю: уходите отсюда. Получите отпущение грехов в каком-нибудь отдаленном монастыре, где о вашем происхождении никому не известно, попросите разрешения нести свои обеты там. Но только бегите прочь из этой долины.

Я сам отправляюсь в паломничество. Сначала в Гластонбери, к источнику, где Иосиф из Аримафеи вылил кровь Христову в воду. Я буду молиться там о наставлении. Затем посещу Рим, а потом, возможно (пока не знаю), Константинополь, дабы увидеть святые иконы: там, говорят, словно по волшебству проявляется лицо Христа. После путь мой будет лежать в Иерусалим – я хочу увидеть гору, где Христос умер за нас. Торжественно объявляю, что отрекаюсь от обета повиновения отцу Колумбе».

Раздались громкие крики протестов, многие плакали, но я оставался неумолим. Это весьма характерно для Талтосов – именно так принимать окончательные решения.

«Если я не прав, пусть Христос приведет меня обратно к моей пастве. Да простит он меня. Или… может быть, я отправлюсь в ад, – добавил я, пожав плечами. – Я удаляюсь».

Я отправился готовиться к своему путешествию.

Прежде чем я обратился с этими прощальными словами к своей пастве, я взял из своей башни принадлежавшие мне вещи, включая книги, записи, письма от отца Колумбы, – все, представлявшее какую-либо ценность для меня, и спрятал в двух подземных камерах, которые построил несколько веков назад. Затем взял, что у меня осталось от прекрасных одеяний, и передал все церкви на ризы, а сам надел длинную тунику из толстой зеленой шерсти, отороченную черным мехом, подпоясался единственным сохранившимся у меня кушаком из прекрасной кожи, украшенным золотом, прикрепил к нему палаш в инкрустированных драгоценными камнями ножнах, натянул на голову старый меховой капюшон и бронзовый шлем почтенного возраста. И, одетый, таким образом, как бедный дворянин, все имущество которого умещается в маленьком мешке, я выехал из монастыря, чтобы покинуть долину.

Мое одеяние никак не походило на изысканно украшенное платье, которое следовало носить королю, но и одеждой смиренного монаха назвать его было нельзя. Скорее, это был добротный наряд для путешествия.

Я ехал примерно час лесом – по следам, оставшимся от старых колесных повозок. Этот лес был мне известен разве что тем, что когда-то я здесь охотился.

Я поднимался все выше и выше по густо заросшим склонам, добираясь до тайного прохода, который выводил на прямую дорогу в другую жизнь.

Наступал вечер, но я знал, что найду этот путь еще до ночной темноты. Сегодня должна светить полная луна, и я намеревался ехать дальше до тех пор, пока не устану.

В таких густых лесах уже к вечеру становится так темно, что, думаю, люди нашего времени просто не могут представить себе что-либо подобное. То были времена, когда огромные леса в Британии еще не были вырублены и деревья, стоявшие тесными рядами, были очень древними.

У нас существовало поверье, что эти деревья – единственные живые создания в мире, обитавшие в нем еще до нас. Ибо ничто другое не смогло жить так долго, как деревья и Талтосы. Мы любим лес и не боимся его.

Вскоре после того, как я углубился в глухой лес, я вдруг услышал голоса карликов – членов племени загадочного Маленького народа.

Я слышал, как они шипят, перешептываются и хохочут.

Сэмюэль еще не родился к этому времени, его там не было, но Эйкен Драмм и другие, живущие еще и теперь, были среди тех, кто кричал: «Эшлер, дурень ты христианский, ты предал свой народ!» или: «Эшлер, пойдем с нами, сотворим новое племя из гигантов, и мы будем править миром!» и прочие подобные глупости. Эйкена Драмма я всегда ненавидел. Он был очень молод в те времена, и лицо его еще не обезобразили жуткие наросты, которые теперь не позволяют разглядеть глаза. Когда он ринулся сквозь заросли, потрясая кулаками, лицо его перекосилось от злобы.

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146