Новые исследователи взялись за работу со скептическим прищуром и быстро пришли к выводу, что бо́льшая часть материалов – полная туфта. Атланты и нибелунги, свастика и руны, Шамбала, Копье Судьбы, культ Хель и попытки ее воплощения – все это было любопытно, но совершенно ненаучно. А вот исследования арийско-скандинавского мифологического пространства и попытки проникновения в него заинтересовали ученых куда больше.
«Наследие предков» сумело создать технологию объединения коллективного сознания, а точнее, коллективной веры. И чем больше прибывало носителей этой веры, чем мощнее становился инструментарий, тем ближе подходили исследователи к прямому взаимодействию со всеми персонажами мифологии – богами, героями и прочими сказочными существами. Генрих Гиммлер, курировавший проект, ставил невыполнимую задачу извлечения легендарных артефактов из мифологического пространства в реальность. Для этого и работала пропаганда всей страны, рекрутируя все новых и новых последователей и «германизируя» захваченные территории. Однако Третий рейх пал раньше, чем «Аненербе» удалось воплотить хоть какое-либо древнее сверхоружие.
Зато осталась технология. И светлые умы из «Культурного кода» сосредоточились на том, чтобы, как и немцы, создать мифологическое пространство и проникнуть в него. Главной проблемой стало, как ни смешно, отсутствие в стране по-настоящему верующих людей. Лезть в пространство христианства руководители проекта по понятным причинам опасались, а исконно русской, славянской мифологии у нас просто не сохранилось.
Проект уже собирались сворачивать, однако вспомнили, что в глухомани за Северной Двиной до сих пор существуют старые деревни родноверов, хранящие славянские языческие традиции. Организовали несколько экспедиций, собрали фольклор и сказания. Хотели договориться об участии в экспериментах, но деревенские старейшины отказались наотрез.
Пришлось привлекать передовую микроэлектронику и внедряться в мозги родноверам с помощью наноботов через пищу. Эксперимент оказался удачным, и спустя всего несколько месяцев первое русское мифологическое пространство было готово принять исследователей. Тогда-то Славка и привел Ивана, чей мозг показал лучшие результаты во всех тестах. Он и был назначен первым «мифонавтом»-испытателем.
Иван зачарованно глядел на голубоглазую девушку.
– Ну чего ты замерз? – чирикнул снегирь. – Надо ее откопать, что ли.
Края обломков черепов оказались неожиданно острыми. Иван успел сломать пару ногтей, но продвинулся не очень далеко – очистил лишь часть шеи девушки с амулетом, висящим на грубой льняной нити. Амулет был в виде косого креста с перпендикулярной перекладиной на конце каждого луча. Чтобы извлечь девушку из завала полностью, потребовались бы часы тяжелой и грязной работы.
Лицо Марьи еще более порозовело, однако сохраняло и мертвенную бледность. Увидев, что ее спаситель утомился, она слегка улыбнулась:
– Спасибо тебе, добрый молодец. Но дело твое пустое. Я все равно не смогу встать.
– Почему? – удивился Иван.
– Нужна мне мертвая вода. И живая вода. Сможешь добыть, принести – я и встану. А нет – останусь здесь навсегда.
– А где ж их добыть-то?
Марья прикрыла глаза и заговорила размеренно, будто в полусне:
– Мертвая вода – в тридевятом царстве, за рекой Смородиной, за Калиновым мостом…
Снегирь на плече восхищенно пискнул. Иван недовольно дернул плечом, успокаивая напарника.
– И как туда добраться?
Девушка приоткрыла веки, посмотрела куда-то мимо.
– Видишь марь? Она и приведет.
Иван огляделся. Туман как будто стал плотнее.
– Ну хорошо… А живая?
– А живая понадобится после. Принеси для начала мертвую.
Марья закрыла глаза, щеки побледнели, снова делая ее похожей на покойника. Иван понял, что разговор окончен, и поднялся.
– Странно все это, – шепнул он снегирю.
– А ты думал? – щебетнул тот. – Это же пространство фольклора, сказки.
– И что делать? Ты хочешь, чтобы я в самом деле поперся в это тридевятое, прости господи, царство?
– Конечно. Разве в сказке герой может отказать в помощи? Даже странному на первый взгляд персонажу? Я уж не говорю о симпатичной деве.
Иван опять хмыкнул:
– Ну ладно. Допустим. Вытаскивай меня, посидим, обсудим план.
Снегирь чирикнул и замер.
– Слав? Ты тут?
Птичка не реагировала.
– Славка? Алло? Что там? Разрыв связи?
– Да нет, я слышу тебя. Подожди. Тут, блин, что-то странное.
– Да что там?
– Я не могу тебя вытащить. Сигнал на пробуждение не идет… Похоже, твой мозг все еще там.
Иван огляделся. Он по-прежнему стоял на кургане из черепов над лицом бледной девушки.
– Я вижу, что я еще тут. Как такое может быть?
И тут Марья снова открыла глаза. И улыбнулась:
– Что, Вань, хотел сбежать, да не можешь? Это потому, что я держу тебя. Принесешь мне мертвой и живой воды – отпущу.
Грязь. Все та же холодная грязь под ногами, и некуда присесть. Иван стоял у подножия кургана, а на плече голосом Славки пищал снегирь:
– Никак! Понимаешь, никак! Перепробовал, блин, все – аварийный выход, перезагрузку, полную проверку системы – и никак! Не могу вытащить твое сознание. Застряли. Застряли, понимаешь?!
– Спокойно, спокойно. Давай думать, что делать.
– Я не знаю, Вань! Пора сообщать наверх. Это ЧП, да. Нас по головке не погладят, как ты понимаешь. Но сообщить, блин, надо по-любому.
– Подожди, Слав. Может, пока не дергаться? Сбегаю я за этой водой – и спокойно выйдем.
– Рискуем, блин.
– Рискуем. И сообщить все равно придется. Но, как говорил товарищ полковник, лучше принести не проблему, а решение, верно?
Снегирь раздраженно чирикнул. А Иван вдруг увидел, что плотный туман, окружающий их, в одном месте как будто разошелся, образовав проход.
– Похоже, я знаю, куда идти. А ты пока поищи, что за мост и что за река, ладно?
Реку он почувствовал раньше, чем увидел. И только тогда понял, что прежде почти не ощущал запахов. Грязь, холм из черепов – все это не пахло ничем. А от невидимой пока реки несло тухлятиной на всю округу.
– Слав, чего она так воняет-то?
– А ты думаешь, почему ее Смородиной назвали? По ягодам?
– Ну да, – пожал плечами Иван.
Снегирь зачирикал, изображая смех.
– Я думал, ты в курсе. «Смород» на древнерусском – это вонь, смрад. Вот она и смердит, оправдывая название.
Иван медленно выдохнул, пытаясь унять волну тошноты. Сама река все еще скрывалась в тумане, однако из дымного марева стали проступать вертикальные колья.
– А вот и мост, – чирикнул снегирь.
Вновь показался просвет в мареве, и Иван увидел его целиком, кроме дальнего конца. У входа на мост возвышались толстые остроконечные жерди, похожие на сторожевые башни. За ними по обе стороны вместо перил были натыканы жерди поменьше, неровные и точно обугленные дочерна.
Еще несколько шагов. Вонь усилилась, а вместе с ней стал ощущаться жар, словно они подошли к гигантской печи. Полотно моста было покрыто пепельно-черной окалиной, и сквозь нее едва проступало оранжевое свечение.
– Что это? – прошептал Иван.
– Калинов мост, – откликнулся Славка. – Я тут посмотрел, откуда такое название. И тоже, блин, не от ягоды-калины.
– Калить, каленый, раскаленный докрасна?
– В точку.
Иван поежился и посмотрел на ноги. Сапоги. Вроде из кожи. И на толстой подошве. Но перспектива прогуляться по пышущей жаром плите не слишком-то радовала.
Он осторожно ступил на мост. Казалось, он уже привык к вони, однако здесь смрад снова стал нестерпимым. От реки поднимались клубы пара, нагревались, смешивались с марью в воздухе – и невозможно было отделаться от мысли, что стоишь на раскаленной крышке котла, в котором кипит варево из гнилых кишок, экскрементов и падали.
Он не смог удержать новый спазм желудка, нагнулся и выпростал его содержимое. Блевотина густым комом плюхнулась на полотно моста и зашипела, поджариваясь.
