Материнский инстинкт (СИ) - Грачева Татьяна Васильевна

***

Яна летала между пузатых ватных облаков, расправив руки, словно крылья. Спокойный тихий сон излечивал, успокаивая израненное сердце. Постепенно небо потемнело, подул ветер, и уже через секунду краски начали привычную бешеную пляску. Полёт оборвался падением на ромашковую поляну. Яна зажмурилась, не желая смотреть на очередного просящего о помощи. Лёгкий сквозняк коснулся плеча, влажный ветерок облизал руки и живот, трава колола спину. Яна не открыла глаз, но по ощущениям догадалась, что её тело полностью обнажено. Как ни странно, она не почувствовала смущения, не возникло желания прикрыться.

— Можешь открыть глаза. — Голос гостя звучал звонко, словно колокольчик и одновременно размыто, не выдавая эмоций.

Яна приподнялась на локтях и, наконец, решилась осмотреть поляну. Ярко-оранжевые ромашки с фиолетовыми лепестками выглядели дико на фоне вполне обычной зеленой травы. Всего в метре от неё зависло облако тумана, постепенно оформившееся в трёхлетнего ребёнка.

Девочка слегка шевельнулась и печально выдохнула.

— Ты знаешь, зачем я пришла. Моя сестра умрет, если ты не вмешаешься. — Говорила она на удивление по-взрослому, не коверкая и не искажая слова.

Яна сосредоточенно кивнула.

— Я не хочу больше никому помогать. Я устала.

— Ты должна.

Женщина встала и решительно повернулась спиной к маленькой гостье.

— Не должна. Не знаю, откуда вы приходите, как обо мне узнаете, но передай всем, что я отказываюсь от этого дара.

Яна сделала шаг и замерла, оторопело всматриваясь вдаль. Там, где заканчивалась поляна, начинался редкий сосновый лесок с задранными вверх ветками. Из-за стволов выглядывали знакомые уже старики. Вместо глаз — провалы, лица искажены в крике. Стоило только моргнуть, и они исчезли, оставляя после себя тёмную дымку.

— Ты видишь меня такой, но я умерла в тот же день, когда родилась. В раю все дети растут до возраста Христа, и все взрослые, когда бы они ни скончались, возвращаются в этот же возраст. Я умерла три года назад.

Яна обернулась и ошеломлено уставилась на девочку.

— Как это произошло?

— Это же случится с моей сестрой. Мать родила меня втайне ото всех, замотала в простыню и выкинула в мусорный бак около котельной.

На какое-то время Яна полностью лишилась дара речи. Скинув оцепенение, она шепотом переспросила:

— Что сделала?

Образ начал рассеиваться, последние слова призрака прозвучали как удаляющееся эхо.

— Её зовут Марина Шалюкова. Дом сорок два по улице Батарейной. Спаси мою сестру, пожалуйста.

Поляна поплыла под ногами, земля и небо одним рывком поменялись местами, Яна снова почувствовала, что летит, но в этот раз в пустоту. Не успев испугаться приближающегося падения, она открыла глаза и проснулась.

Быстро натянув первую попавшуюся под руку одежду, женщина схватила с тумбочки пистолет и вбежала в кухню.

— Папа, ты на машине?

Григорий Николаевич недоуменно пожал плечами.

— Ну, да.

— Отвези меня на улицу Батарейную, дом сорок два. Это далеко? — Задавая вопрос, Яна на ходу надевала куртку.

Мужчина не стал уточнять причины странного поведения дочери, быстро накинул пальто и вышёл из квартиры вслед за ней.

Ехать оказалось недалеко, но город как назло выстроил преградами пробки даже на тех улицах, где они редко встречались. Яна нервничала, кусала ногти и теребила плечо отца, уговаривая поторапливаться.

Едва машина затормозила во дворе дома, Яна толчком открыла дверцу и кинулась к ряду баков, сиротливо прижавшихся к стенке котельной. Запах гниющего мусора ударил в нос, едва Яна приоткрыла крышку первого контейнера. Пальцы дрожали, быстро перебирая шелестящие пакеты, сердце тарахтело в основании шеи, мешая дышать. Бумага, очистки, старые вещи, коробки: руки машинально откидывали мусор, без всякой брезгливости копаясь в зловонной куче. Яна с содроганием ожидала прикосновения к телу ребёнка и даже не заметила, как по лицу заскользили слезы.

Когда она передвинулась ко второму баку, сзади приблизился Григорий Николаевич.

— Что мы ищем?

— Ребёнка.

Мужчина сначала решил, что ему послышалось, но увидав, как сосредоточенно его дочь копается в контейнере, не обращая внимания даже на потревоженных крыс и облезлых котов, понял, что она говорит совершенно серьезно.

Не успел он приступить к поискам, как Яна сдавленно крикнула и аккуратно приподняла окровавленный сверток. Непутевая мамаша замотала новорожденную в простыню, на которой рожала. Яна отогнула складки ткани и замерла. Девочка не двигалась, плотно прижав к груди маленькие кулачки, глаза плотно закрыты. Влажные тёмные волосики облепили вытянутую голову. Из свертка выглядывали острые синие коленки и часть пуповины.

Григорий Николаевич наклонился над плечом дочери и боязливо взглянул на шокирующую находку.

— Он жив?

— Звони в скорую. Она дышит. Повезло, что мусорные баки полные, не успела замерзнуть.

Пока ждали врачей, Яна замотала ребёнка в куртку и укачивала, напевая песню, которую когда-то пела своему сыну. Малышка хныкала, ворочалась, водила носиком в поисках еды, её маленькие пальчики обхватили указательный палец Яны, и она, посасывая его, немного успокоилась. Жестокость молодой матери, выкинувшей новорожденную в мусорный бак, словно тухлую рыбу или дырявый ботинок, никак не укладывалась в голове Яны. Каким нужно быть чудовищем, чтобы пойти на такое? Содрогнувшись, она прижала ребёнка к груди и вновь расплакалась. В годовщину смерти сына она спасла другого маленького человечка, возможно, подарив миру нового учёного или изобретателя, а может просто хорошего человека.

5 глава

Демьян всегда с удовольствием ходил на работу. В отличие от многих несчастных, вынужденных просиживать время на нелюбимой должности, он выбрал профессию по сердцу.

В третьем классе маленький Дема с серьезностью, не свойственной возрасту, объявил родителям, что станет сыщиком, будет носить револьвер и широкополую шляпу. Ещё у него обязательно будет боевой конь и верный товарищ. С возрастом мечта обрастала новыми деталями, видоизменялась, но сердцевина осталась прежней. Больше всего Демьяна увлекали погружения в человеческую натуру. Ещё не окончив школу, он постиг истину, перевернувшую его сознание — внутренняя жизнь людей интересней большинства увлекательных приключенческих книг, которыми он зачитывался с детства, игнорируя телевидение.

В старших классах он уже не мечтал о карьере доморощенного детектива и трезво оценивал сложности содержания коня в городской квартире. Товарищ у него, правда, появился. Правда, не особенно боевой. Как и Кеша, Демьян служил постоянным предметом насмешек, но его это не волновало. Ему даже не приходилось делать вид, что обидные прозвища и шутки не тревожат. Злые насмешки на самом деле отскакивали от него как мячики для пин-понга, не задевая чувства. Будучи школьником, Демьян не был задирой, много читал, занимался в самой непопулярной секции в школе — лёгкой атлетики, носил очки. В общем, представлял собой эталон заучки-зануды.

Демьян знал о большинстве одноклассников то, в чем они никогда не признались бы даже самим себе, их слабости, их проблемы и заранее прощал им глупое поведение. Очень быстро он догадался, что многие люди, в том числе его ровесники, носят «маски» и являются заложниками ожиданий других. Крайне редко встречались те, кто охотно ломал стереотипы и отвергал устоявшиеся рамки. Большинству было вполне уютно и удобно прятать своё «я» за привычным образом. На каждого ученика Демьян составил анкету, где подробно расписал особенности характера, склонности, фобии и причины носить «маску». Позже он решил своё хобби превратить в профессию и не прогадал. Навыки «раскопок» в людях, приобретенные ещё в школе, обросли научным скелетом и стали для него способом существования.

Демьян поднялся по лестнице, вежливо кивая на приветствия студентов, и на мгновенье замер перед дверью. Карина не особенно беспокоила и грубила намного реже, а вот «оплот женской справедливости» во главе с Диплодоком регулярно портил настроение. Преподавательницы восстали против него, объявив молчаливый бойкот, а сама предводительница накатала несколько докладных, забыв на время о великой миссии по выживанию лаборантки.