И вот тут Очкарик, наконец, раскололся по-на стоящему. Подумал, помолчал и говорит:
– Я, – говорит, – знаю, почему. Я просто боялся раньше, что вы мне не поверите. Да и пугать вас не хотел. Но теперь, раз уж такое дело, слушайте и запоминайте. Я вам все расскажу. Я это однажды в одной очень старой книге прочитал.
Давным-давно, когда Земля еще только начиналась, на дне моря-океана выросло огромное чудовище: Кракен. Весь он полужидкий и прозрачный, как морская вода, и огромный, будто остров. Нет у Кракена ни рук, ни ног, а только щупальца и огромный мозг. Нечеловеческий и страшно злой.
Всю рыбеху на дне моря Кракен сожрал, но ему мало просто жрать. Ему еще надо, чтобы развлекаться. Поэтому придумал он питаться людьми. Сперва он притягивал к себе корабли и губил все живое на море. Потом стал выманивать людей поближе к берегу и поедал их души. Люди, которые ему попадались, становились без души пустыми, как тряпичные куклы, которых на руку надевают. Ими Кракен и стал играться. Души у него нет, поэтому он бессмертный. За миллионы лет все время одно и то же… Скучает Кракен, ему нужно все больше и больше людей. Они ж ему быстро надоедают, как старые игрушки.
Вот он и ловил людей, прилипал к ним и высасывал. А эти высосанные люди возвращались с виду такие же, как раньше. Зато внутри… Внутри у них у всех был уже Кракен. Он ими управлял, и продолжал играться, и приманивать других людей, все время свеженьких, и пожирать их для своего удовольствия. Давно уже весь наш мир принадлежит этому Кракену. Он везде. Везде высосанные им люди, его слуги. У всех у них нет души, одна черная бездонная яма – Кракен, жадная и жестокая сволочь. Сколько раз я здесь, на ферме, это видал. Приходит с виду обычный человек… Много их тут перебывало. Инспекторы санитарные. Случайные туристы. Полицейские. Приемные родители. Нормальные вроде бы люди. А потом – хлюп! Посидит на их кухне полчаса, и, глядишь, нет человека. Как устрицу они его вскроют, и дело сделано. Кончено. Только Кракен внутри сидит, от удовольствия раздувается. Так и с Принцем твоим было. Я просто тебе говорить не хотел. Знал, что расстроишься.
– А почему же, – спрашиваю, – почему с детьми так не бывает?
– А какой ему интерес тебя жрать? – Очкарик говорит. – Мелюзга она и есть мелюзга. Ни вкусу, ни смаку. Он ждет, когда ты подрастешь.
– А взрослые почему не убьют его?
– Сам рассуди, дурья твоя башка. Как они могут убить то, во что не верят? Ведь люди, когда вырастают, они уже много чего по-другому видят. Кому из взрослых про Кракена расскажи – только посмеется. Кракен этим и пользуется. Он, гад, страшно радуется, что его несуществующим считают. Так ему проще к человеку подобраться.
Да. Вот так Очкарик и открыл нам всем глаза.
Он умный, Очкарик. Книг когда-то уйму прочитал. Правда, ему самому это нисколько не помогло – уж больно он был хилый. И растяпа.
Спустя месяц после того случая споткнулся он в свином загоне, в ногу щепку какую-то вогнал, до крови. А потом у него нога почернела, запузырилась вся. Главное, он сразу понял, что помрет, Очкарик наш. До того умный был.
Сказал: ребята, это у меня гангрена, от этого, мол, помирают. И ведь так и случилось. Два дня всего в горячке пометался и умер, не приходя в сознание. Хозяин тогда кобеля Гектора на выставку куда-то возил, не было его на ферме. Хотя, кто его знает, – может, и Хозяин ничем Очкарику не сумел бы помочь.
В общем, сгинул наш Очкарик.
Но про Кракена он нам подробно рассказал. Спасибо ему. Лучше все-таки знать про мир, в котором живешь. А иначе свихнуться можно.
Ты реветь-то, малявка, перестань. Тебя еще никто тут не жрет. Научись быть тихим – дольше проживешь. Понял?
Не знаю, как ты, а у меня есть одна мечта. Я ведь как думаю? Вот взять, например, меня. Я про Кракена знаю. И ребята знают. И ты вот, хоть и малявка, тоже теперь в курсе его делишек. Если мы в живых останемся, вырастем, сил наберемся. Может, и получится у нас Кракена убить?
Ведь он, зараза, тоже когда-нибудь… захочет вылезти на свет, поразмяться. Сунется – тут-то мы его и прихватим. Вызнать бы только в точности, какой он…
Если он мягкий, как дождевой червяк, так я с ним наверняка справлюсь. А если у него панцирь на теле, тогда что? Тогда глаза ему, например, выдавить можно. Представь себе, вот было бы здорово – Кракена уконтрапупить! Всю мировую порчу свиньям на хрен скормить и под стенами нашего свинарника закопать. Вот это было б дело, скажи?!
Вот. Не знаю, как ты, а я лично в себе уверен: даже если трижды взрослым я стану, про Кракена ни за что не забуду. Разве можно такое забыть?
Правда, иногда, в самые несчастливые дни или ночью, когда долго маюсь без сна, лезет мне в голову пакостная мысль. Я ее отгоняю от себя, а она лезет, и зудит, и чешется, как вошь под рубашкой…
Какая мысль? Да такая. А вдруг, думаю, нет никакого Кракена на самом-то деле? Что, если Очкарик всю эту бодягу просто из головы выдумал? Навалил врак до небес, только чтоб нас тогда успокоить.
И вот тут-то мне по-настоящему жутко делается, до самых печенок эта мыслишка меня достает. Самое это страшное на свете – когда я думаю, что Кракена никакого нет.
Потому что если его нет, значит, это сами люди такие. Сами по себе. А тогда… Как тогда вообще?
Ты-то что думаешь, а? Не знаешь?
Вот и я не знаю. Ну, ладно, не реви. А то Кракен услышит. Эх ты, малявка!
Игорь Кременцов
Уроженец Алексеевки, ныне проживающий в Воронеже Игорь Кременцов дебютировал рассказом «10 фунтов» в «Самой страшной книге 2014», а в 2015 году повторил успех с рассказом «Отличный способ скрыть убийство».
В том же году рассказ «Чайкины песни» вошел в антологию «13 маньяков», а «Пшеница» вышла в первом номере альманаха Redrum.
10 фунтов
Часть 1
Шел 1920 год, я устроился работать на верфи, и мы с Китти зарабатывали весьма неплохо. Нам хватало на съемную меблированную комнату, молоко и говядину к завтраку и на кое-какую одежду. Весьма недурно, когда есть возможность хорошо заработать. Еще лучше, если эта возможность существует постоянно.
Китти была моей сестрой. Ей еще не исполнилось шестнадцати, я же переступил порог совершеннолетия. Мы были очень похожи, я и Китти, как две капли воды из одного стакана. С тем лишь отличием, что во мне все-таки преобладали мужские черты, Китти же была воплощением юной женственности.
Мы снимали комнату в доме неподалеку от вокзала Сент-Панкрасс. Не столь далеко, чтобы не слышать гулкого ворчания поездов, но и не так близко, чтобы оно мешало спать. По воскресеньям мы наведывались в церковь Святого Панкратия, но это к рассказу не относится, так как события того времени произошли на территории Сент-Панкрасс.
Если вам когда-нибудь доводилось побывать на этом вокзале, впрочем, как и на любом другом вокзале Лондона, то вы должны были видеть множество нищих, которые, будто мухи, во множестве кружат близ лавок на перроне и выпрашивают подаяние. Согласитесь, не слишком приятное зрелище, особенно для человека чувствительного.
Должно быть, в моих словах присутствует определенная толика жесткости к этим беднягам, обездоленным бессердечной судьбой, но, поверьте, я имею полное право так говорить. Впрочем, как и моя сестра. В свое время мы сами были нищими. После того как отцу всадили нож между ребер в одном из кварталов для черни, нам троим, мне, Китти и матери, пришлось продать почти все. Мать оставила лишь отцовские часы на цепочке, которые впоследствии перешли ко мне и сыграли значительную роль в этой истории.
Я знаю, что такое просить подаяние, потому что мы жили этим больше восьми лет. Думаю, это дало мне право судить о нищих на перроне Сент-Панкрасс. Уверяю вас, это весьма скверные люди, готовые толкнуть вас под поезд только ради того, чтобы занять более выгодное место. Можете не сомневаться лишь в одном – большинство из них невероятно голодны и хотят спать. Проверено на собственном опыте.
