Непроявленные пленки (ЛП) - Харди Камрин

Юэн усмехнулся. Почему-то он даже не был удивлён, услышав от Бернарда подобную историю. Наверное, удивился если бы было иначе.

— Некоторые люди до старости не могут разобраться в собственных чувствах и живут в созависимых отношениях, а ты сделал это в столь юном возрасте...

— Я всегда был склонен к рефлексии, как ты мог уже заметить.

Юэн улыбнулся и подвинулся ещё ближе. Теперь ему казалось, что обстановка стала менее напряжённой.

— Что было дальше?

— Дальше я рассказал ей о своих умозаключениях и предположил, что она тоже всё перепутала. Конечно, она не хотела мне верить, потому что в подростковых сериалах и книжках всё иначе, а на что ещё равняться, когда у тебя нулевой опыт? Она считала, что я её «тот единственный и неповторимый», что она моя «единственная и неповторимая». Ей казалось, что наши «отношения» — это серьёзно и на всю жизнь, и что иначе быть не может...

— Как часто и кажется в подростковом возрасте, и многие раздувают проблемы до вселенских масштабов.

— Да. Возможно, из-за того, что я часто был наедине с собой, самостоятельный с детства, я и повзрослел раньше своих сверстников. Само собой, Лиз на меня обиделась. Даже предположила, что я нашёл другую. Но мне не хотелось разрывать с ней дружбу, я пытался ей доходчиво объяснять и постепенно она всё меньше на меня злилась, начиная воспринимать как друга, а не как «парня, который бросил». После окончания школы она переехала, поступила в университет, какое-то время мы ещё переписывались, но потом я сам выпустился из школы и занялся своей студией, и общение само сошло на нет. Дальше ты уже и сам всё знаешь.

Юэн задумчиво постучал пальцами по своей коленке. Ничего сверхъестественного в рассказанной Бернардом истории не было. Подростковые отношения в принципе часто заканчиваются именно потому, что когда гормоны утихают, появляется ясность ума и становится понятно, что всё действительно было не тем, чем казалось. История с Лиз лишний раз доказывала доброту и мягкость Бернарда, те качества, которые он несёт в себе, но проявляет из-за своей репутации крайне редко и осторожно.

— Получается, расстались вы не на негативной ноте?

— Какую-то обиду она наверняка всё ещё таила в себе, но да, пожалуй, расставание было скорее тёплым.

— Однако же, ты был будто не сильно рад её встретить...

Бернард пожал плечами. Вид у него уже был более расслабленный.

— Интересно было её встретить вновь в Сент-Брине, увидеть через столько лет, но не более.

— Спасибо, что в итоге рассказал.

— На самом деле это было намного легче, чем рассказывать о призраках и об отце с матерью.

Юэн улыбнулся и погладил Берна по плечу.

— А ещё, — добавил Бернард, — я не хочу, чтобы ты считал меня дикарём, только-только вышедшим из пещеры и не умеющим контактировать с людьми.

— Я не считаю тебя дикарём, вышедшим из пещеры. Скорее уж дикарём, вышедшим на свет из проявочной комнаты, — засмеялся Юэн.

Теперь улыбнулся Бернард. В голове у Юэна вилось ещё несколько вопросов, однако он расслышал звуки открывающейся входной двери.

— Мать пришла, — сказал он и хлопнул себя по щекам. — Так, каменное лицо и невозмутимая улыбка. А то у неё будет много вопросов, почему мы вместе выходим из ванной.

***

Юэн долго не мог заснуть. Он прокручивал в памяти встречу с подругой Бернарда в кафе и его последующий рассказ. Возможно, в этом рассказе кое-какие детали об отношениях с Лиз Берн всё-таки предпочёл скрыть. Почему Юэну так казалось, он не знал. Какое-то зябкое предчувствие, в котором он однако не был уверен. Выуживать подобную информацию он не хотел. Это было не так важно, как например видения призраков или навязчивые и истязающие кошмары. Если что-то Бернард возжелал оставить при себе, так тому быть. Он имел на это полное право.

Вполне возможно, думал Юэн, что у Бернарда могли быть попытки в отношения и после первой подростковой влюблённости, может быть, с кем-то из другого города, кого не смущала его репутация. В конце концов, он хоть и носит гордое звание «странноватого фотографа из похоронного бюро», но как отшельник, отвернувшийся от мирских благ, вовсе не выглядит. Довольно симпатичный, с аккуратными привлекательными чертами лица, и в целом опрятный, ответственный трудоголик, так что даже не удивительно, что Эрика положила на него глаз. А небольшие странности даже привлекают. Об этом однако Юэн тоже не хотел знать. Он оставлял возможность, но не стремился подтвердить или опровергнуть свои предположения.

Но он точно знал, что Бернард больше никому не показывал отцовские снимки. Что никому, кроме Юэна, не говорил, как скучает по родителям. Никого, кроме него, не приводил в обклеенную фотографиями комнату отца и не рассказывал о детстве. Ни с кем больше не посещал такое огромное количество заброшенных местечек. Однако разговор их казался неоконченным. Из-за того ли, что вернулась мать и прервала их. Или просто Юэну необходимо было время, чтобы сформулировать кое-какие вопросы и выводы.

— Слушай, Берн, ты не спишь?

Бернард лежал на спине с закрытыми глазами, однако Юэн уже мог определить по глубине дыхания, спит тот или нет.

— Что случилось?

Юэн сглотнул, собираясь с мыслями. Их спальня с новыми обоями даже ночью теперь казалась светлее.

— Я просто хотел сказать, — начал Юэн, смотря в потолок на скачущие по нему пятна теней, — даже если у вас с Лиз было что-то. Ну... ты понял. Вполне нормально, если ты не захотел об этом рассказывать. И я не ревную тебя к прошлому или что-то вроде этого.

Послышался тяжёлый вздох, полный такого отчаяния, что, казалось, он отозвался эхом.

— Даже не знаю, что тебе ответить. Что ж, э-э... спасибо? Вообще-то, я думал, что ты уже давно спишь.

— Я размышлял над очередной песней и уговаривал себя не сорваться побежать играть на гитаре.

Бернард ткнул в экран смартфона на тумбочке.

— Сейчас половина третьего ночи. Ты думаешь о музыке?

— Обижаешь. Я круглосуточно о ней думаю. Часто даже во сне ко мне приходят мелодии и тексты. Жаль, не всегда удаётся их записать.

— И как твой мозг не устаёт от постоянных размышлений?

— А как твой не устаёт? — парировал Юэн. — Да ты сам спишь и видишь, как фотографируешь что-нибудь, или думаешь о том, как что-то сфотографировать.

Бернард рассмеялся.

— Ладно. Один — один. Только если мне не снятся кошмары. Давай спать. Хотя если у тебя так чешутся руки, можешь спуститься в гостиную и поиграть на гитаре, к сожалению, без публики в виде меня. Мне завтра очень рано вставать, а я что-то сильно за сегодня устал.

— Только не говори, что от нас с Джи.

— Нет. Когда вы вдвоём — это, конечно, взрывной коктейль, однако мне нравится.

Юэн заулыбался и закрыл глаза.

— Я, пожалуй, попытаюсь всё-таки уснуть.

Вместо ответа Бернард приблизился и, приобняв Юэна, положил голову ему на плечо. Сон по-прежнему не шёл. Они лежали молча, каждый думая о чём-то своём.

— Берн, можно задать тебе вопрос? — не выдержал Юэн.

— Настораживает, когда ты вдруг начинаешь проявлять тактичность. Обычно просто сеешь вопросами. Значит, тебя что-то беспокоит.

— Поразительные аналитические способности. Да ты талант во многих сферах! И фотограф, и гробовщик, и медиум, и...

— Задавай свой вопрос, хватит растягивать хронометраж как в плохом спектакле.

Юэн помедлил, размышляя, как более ёмко донести до Бернарда мысль, которая действительно не давала ему покоя.

— Берн, — начал он хрипло, прокашлялся и продолжил: — то, что ты просил тогда не спешить... это... как-то связано с прошлым твоим опытом? Может... ты не хотел спешить, потому что сомневался в своих чувствах?

Бернард ответил не сразу. Его дыхание углубилось, он сжал пальцами плечо Юэна, потом приподнялся.

— Ты головой не ударялся? — спросил Бернард без капли иронии.

— Вообще или конкретно сегодня?

— Откуда у тебя возникают такие странные мысли?