Пойдем со мной - Малфи Рональд

– Привет, – сказала ты, врываясь в спальню. – Я тебя разбудила?

– Нет, мне пора вставать. А ты куда?

На тебе был алый берет, из-под которого выбивались угольно-черные завитки волос, обрамляя твое лицо, и пальто в клеточку, которое выглядело слишком теплым для такого приятного и мягкого декабрьского утра.

– В «Харбор Плаза», – ответила ты, роясь в вещах на комоде. – Мне нужно кое-что забрать. Мы сегодня вечером идем к Маршаллам на вечеринку с печеньками.

– А, точно.

Но к Маршаллам тем вечером мы так и не пошли.

– Если я, конечно, найду проклятые ключи…

– Посмотри на пьедестале, – предположил я.

Ты заправила прядь волос за ухо, пересекла спальню и скрылась в нашей гардеробной. Несколько лет назад, повинуясь внезапному порыву, ты вернулась домой с гаражной распродажи с мраморным пьедесталом высотой в два фута. Я помог тебе вытащить его из машины и поднять на три лестничных пролета – одному богу известно, как тебе удалось втащить его в машину самостоятельно, – и через некоторое время он каким-то образом поселился в гардеробной. Его основной функцией стало необъяснимым образом притягивать случайные предметы, которые казались нам утерянными, словно он был не куском мрамора, а сильной и таинственной черной дырой.

Ты вернулась из гардеробной, сжимая ключи в руке.

– Ты их туда положил?

Я покачал головой.

– Что ж, – сказала ты. – У меня от всего этого мурашки. Я никак не могла оставить их на этой штуковине.

– Да здравствует мраморный пьедестал.

Ты улыбнулась мне, стоя в изножье кровати в своем алом берете и пальто. Я чувствовал, что тебя что-то беспокоит, и это что-то стремилось вырваться на свет божий. В последнее время тебя тревожила какая-то мысль. Она выросла между нами, как невидимый столб. В последний месяц или около того ты отдалилась от меня, начала замыкаться в себе. Мои попытки выяснить, что происходит, наталкивались на отрицание с твоей стороны – все в порядке, просто у тебя сильный стресс на работе, это тоже пройдет. Но я знал, что это не так. Я знал тебя.

– Пойдем со мной, – сказала ты.

Я повернулся на бок и посмотрел на часы на твоем прикроватном столике. Четверть девятого.

– Слишком рано для меня, – признался я и откинулся на гору подушек. За окном птица, похожая на ястреба, кружила на фоне неба цвета обглоданной кости. – Кроме того, мне нужно немного поработать.

– Уверен? Мы могли бы вместе позавтракать в «Петухе».

Обычно я бы убил за тарелку французских тостов из кафе «Жирный петух» – два ломтика хлеба ручной работы толщиной с Библию, посыпанные сахарной пудрой, с кленовым сиропом, густым и ароматным, как древесная смола. Однако перспектива вести светскую беседу в окружении толпы покупателей, в последнюю минуту вспомнивших о рождественских подарках, отбила у меня всякое желание отведать французских тостов.

– Подлая искусительница, – сказал я. – Но я вынужден отказаться, любовь моя.

– Твой выбор. – Ты подошла к кровати и поцеловала меня в макушку, как мать захворавшего ребенка. – Внизу тебя ждет свежесваренный кофе.

– Ты просто прелесть.

– А я думала, что подлая искусительница.

– Ты многогранная личность. В этом весь твой шарм.

– Что верно, то верно, – сказала ты и вышла из комнаты.

Это был последний раз, когда мы разговаривали, Эллисон. В следующий раз я увидел тебя в окружном морге, твое тело лежало на стальном столе, простая белая простыня натянута до ключиц, а на пулевое отверстие в твоем черепе аккуратно положена учетная карточка. И, конечно, я все еще слышу, как ты повторяешь это снова и снова, словно проклятие или, может быть, молитву: Пойдем со мной. Кто-то может сказать, что наши судьбы высечены на скрижалях с момента нашего рождения, но я в это не верю. Я думаю, мы сами создаем нашу жизнь и выбор всегда остается за нами. Свобода воли означает, что все мы должны жить с последствиями своих действий… вот почему мне мучительно закрывать глаза и слышать эти твои слова, хотя сейчас они всего лишь воспоминание, Пойдем со мной, как будто чем больше я думаю об этом, тем ближе к тому, чтобы разгадать код всего пространства и времени и найти способ ускользнуть за окна, балки и перекрытия, из которых состоит осязаемый мир, и скрыться с тобой в этом загадочном, неспокойном море. Просто уйти. Если бы я пошел с тобой тем утром, все могло бы сложиться иначе.

Что-то заставило меня вскочить с постели вскоре после того, как ты ушла. Словно призрачные руки приподняли меня с матраса, заставляя принять сидячее положение. Я выбрался из постели и стоял в оцепенении, пока остатки этого ощущения не покинули меня. Проведя руками по волосам, я подошел к гардеробной и выключил свет. Ты всегда оставляла свет включенным, Эллисон. Все время, черт возьми.

Протирая заспанные глаза, я подошел к окну, из которого открывался вид на наш скромный уголок в этом мире – тупиковая улица Арлетт-стрит, вереница однообразных таунхаусов цвета опилок, коричневые холмы за ними, ощетинившиеся голыми, похожими на скелеты кронами деревьев. Я видел, как ты вышла из дома и помахала рукой Грегу Холмсу, вышедшему на утреннюю пробежку с повязкой на голове и в серой толстовке с темными пятнами в области подмышек. Ты сказала что-то, что рассмешило его, и потом он, пыхтя, направился к перекрестку в конце нашего квартала. Я наблюдал, как ты садишься в «Субару» (который ты всегда называла «Субэ»), заводишь двигатель и выезжаешь на улицу. Ястреб, мой новый знакомый, все еще описывал круги на фоне серебристых облаков, из-за которых с трудом пробивалось утреннее солнце. Я наблюдал, как моргнули задние фары «Субэ», когда ты переключила передачу. Наблюдал, как ты пристегнула ремень безопасности (ты всегда делала это, когда выезжала на улицу, и никогда на подъездной дорожке, как будто пристегнутый ремень безопасности мешал вести машину задним ходом). Я видел, как ты поправила свой берет, глядя в зеркало заднего вида, прежде чем уехать. Я наблюдал за всеми этими простыми движениями, которые я видел бесчисленное количество раз, даже не подозревая, что все это время великие и ужасные космические часы тикали, тик-так, тик-так, безжалостно приближаясь к тому, чтобы прекратить нашу совместную жизнь в этом мире.

4

Помнишь статью, которую о тебе опубликовал «Геральд»? Когда тебя назвали репортером года? В качестве рождественского подарка я заламинировал ее и вставил в деревянную рамку, чтобы ты могла повесить ее на стену в нашем общем домашнем офисе. Ты не любила выставлять свои достижения напоказ, но я гордился тобой. На первой странице раздела «Сообщество» поместили твою фотографию, увеличенную версию той, что обычно сопровождала статьи твоего авторства. На этой фотографии ты выглядишь хитрой и загадочной; это непритязательное розовое шарфообразное нечто на шее не в силах скрыть твою глубину. Тебя наградили за работу с девочками-подростками, интересующимися журналистикой, за то, что в рамках своей колонки ты предоставила им возможность высказывать свое мнение по важным вопросам. В основном это были де вочки из неблагополучных семей, которые совмещали учебу в школе с работой, чтобы помогать своим родителям – как правило, матерям-одиночкам – оплачивать счета. Конечно, они не проживали в районах для среднего класса и не являлись основной аудиторией «Геральда», но это не помешало тебе дать этим девушкам возможность высказаться. Ты была очень тронута, когда тебе вручили награду на банкете в Чесапикском клубе, но потом призналась мне по дороге домой (и после изрядного количества джина с тоником, если уж быть честным), что деньги, потраченные на банкет, можно было бы направить на помощь тем самым девушкам, за работу с которыми тебя назвали репортером года. А еще ты сказала, что репортеры должны делать репортажи, а не быть их героями.

– Но иногда они правда герои, – парировал я.

После того, как ты уехала из дома тем утром, я отыскал в шкафу в прихожей упаковочную бумагу с Санта-Клаусом и оленями и завернул в нее рамку. Потом украсил сверток красным бантом. Вуаля!