На полпути в ад - Кольер Джон

Тут я не выдержал и разрыдался.

Харрингей, этот удивительный, похожий на сову человек, повел себя великолепно. Он изложил мне свою философию и наполнил меня воодушевлением.

– Отправляйтесь как есть, – сказал он. – Возможно, любовь настигнет ее. К счастью, ваши глаза от природы немного стеклянные. Вам нужно всего лишь выдерживать позу.

– Думаете, любовь придет сама собой?

– Она наверняка признает в вас дивного неподвижного спутника для – как ее там, на языке вертится – этой штуки на дереве, с которой стреляют дичь.

– У меня тоже на языке вертится. Рискну. Харрингей, вы настоящий друг.

– Нет-нет. Вы станете мне рекламой.

– Нет-нет. Вы настоящий друг. Я буду готов через минуту.

Так и было. Он доставил меня к ней в квартиру.

– Брунгильда, вот еще экспонат в ваш музей естественной истории.

– Ой, да это же Белка! Он стал чучелом?

– Из-за любви к вам, Брунгильда.

– Прямо как живой! Харрингей, вы прямо король таксидермистов.

– Да, но мне надо обслуживать его каждый день. Это новый метод. Все обговорено. Поставить его вон в ту нишу?

– Ставьте. И мы устроим вечеринку с коктейлями. Прямо сейчас. Прийти должны все. Козявочка, позови всех.

– Даже капитана Феншо-Фаншо?

– Да, разумеется, капитана тоже.

И, взревев от хохота, рухнула на яркую тигровую шкуру. Когда начали собираться гости, она все еще смеялась. Гигантского роста капитан Феншо-Фаншо, мой соперник, с моноклем в глазу и габсбургским выпяченным подбородком, возвышался над остальными – даже над Брунгильдой.

Все смеялись, болтали и восхищались новым экспонатом.

– Чудесная работа, мистер Харрингей! Когда умрет наш милый Понго, я пошлю его вам.

– Надеюсь, вы поработаете с нашим Фифи, мистер Харрингей.

Харрингей кланялся и улыбался.

– Говорят, он пошел на это из-за любви.

– Из-за любви! – прогремел капитан, щелкнув меня по носу.

Я задрожал от ярости и унижения.

– Осторожнее! Там очень нежные связки, – предупредил Харрингей.

– Из-за любви! – снова прогремел капитан. – Белка! Ха-ха! Для должного количества любви нужен мужчина в полный рост. Какое вы у него обнаружили сердце, Харрингей?

– Просто великолепное, – ответил Харрингей. – Разбитое, конечно же.

Смех Брунгильды, который до того звучал без остановки, вдруг смолк.

– Белка! – фыркнул капитан. – Не знал, что вы охочи до мелкой дичи, Брунгильда. Пришлю вам на Рождество чучело мыши.

Он не заметил выражения ее лица. А я заметил. Оно напоминало съемку мира с огромной высоты, которую показывают перед киножурналом, где все вертится: облака, континенты, моря, все одно за другим. Она внезапно и судорожно вскочила с яркой тигровой шкуры и растянулась ничком на траурно черном меху пантеры.

– Оставьте меня! – задыхаясь, прокричала она. – Уходите прочь, все! Уходите! Уходите!

Гости почувствовали, что что-то не так, и потянулись к выходу.

– Это и ко мне относится? – спросил капитан.

– Уходите! – вскричала она.

– И я тоже? – спросила Козявочка.

– Все, – всхлипнула Брунгильда.

Тем не менее, у женщины должна быть подруга, и она схватила ее за руку.

– Брунгильда! В чем дело? Ты плачешь. Я никогда не видела, чтобы ты плакала. Скажи мне. Мы здесь одни.

– Козявочка, он сделал это из-за любви.

– Да.

– Я только сейчас поняла, что это значит, Козявочка. Раньше я этого не знала. Всю свою жизнь я охотилась, убивала и делала из жертв чучела. Теперь с этим покончено, Козявочка. Он для меня все. Я выйду за него замуж.

– По-моему, это нельзя, Брунгильда, милая. Он же чучело.

– Тогда стану с ним жить.

– А что скажут люди?

– Люди не могут сладострастно насмехаться над девушкой, живущей с чучелом, Козявочка. Но я буду сажать его за стол и говорить с ним, как будто бы он живой.

– Брунгильда, ты просто чудо!

Я был с этим согласен. В то же время мое положение оказалось весьма затруднительным. Не так-то легко притворяться чучелом, когда твоя любимая страстно и безоглядно восхищается тобой, сажает с собой за стол, говорит с тобой при свете камина, все тебе рассказывает и даже плачет. Но если бы я отбросил маскировку, если бы признался в обмане, то ее новорожденная любовь наверняка умерла бы в зародыше.

Иногда она гладила меня по лбу, целовала его горячими губами, убегала, прыгала на леопардовую шкуру и лихорадочно, безнадежно занималась гимнастикой. Мне требовалось все мое самообладание.

Харрингей, как и сказал, заходил каждое утро, чтобы меня «обслуживать». Он настоял, что Брунгильда должна выходить на час, делая вид, что тут имеет место профессиональный секрет. Он давал мне бутерброд, стакан молока, тщательно отряхивал меня от пыли и массировал затекшие суставы.

– Нельзя массажем разрядить напряжение этой абсурдной ситуации, – сказал я.

– Верьте мне, – ответил он.

– Ладно, – согласился я. – Поверю.

Брунгильда вернулась, как обычно, примерно на пять минут раньше обговоренного часа. Целый час она выдержать не могла.

– Я так по нему скучаю, – сказала она, – когда не дома. И все же, когда возвращаюсь, он остается чучелом. Это просто ужасно.

– Возможно, я смогу вам помочь, – произнес Харрингей.

– Я не смею в это поверить, – проговорила она, хватаясь за сердце.

– Что?! – вскричал он. – И это вы – та девушка, что охотится на тигров? Соберите всю свою волю. В ножной протез вам тоже духу не хватит поверить?

– Нет, – ответила она. – Это я смогу вынести.

– Самый современный, – продолжал он, – который ходит, пинается, даже танцует, но все это – силами механики?

– Да, – ответила она, – я в это верю.

– А теперь, – сказал он, – ради него поверьте в две ноги.

– Поверю. Верю.

– Наберитесь храбрости. И еще в две руки.

– Да! Да!

– И так далее. Я могу сделать так, что у него заработает челюсть. Он будет есть. Открывать и закрывать глаза. И все остальное.

– А разговаривать он со мной будет?

– Ну, может, выговорит: «Мама».

– Наука – это такое чудо! Но… что скажут люди?

– Не знаю… «Браво!» Или что-то в этом роде.

– Нет, начнутся сладострастные насмешки, если я буду с ним жить, а он станет говорить мне «мама». И замуж за него я выйти не могу, потому что он чучело. О, я так и знала, что ничего не получится.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее Харрингей. – Это просто технические детали. Я все решу. Продолжим завтра.

Брунгильда проводила его и вернулась, качая головой. Она была в отчаянии. И я тоже. Я знал о скрытой в ней Диане. И она тоже знала. Она провела день на шкуре огромного медведя-гризли. Я рвался быть рядом с ней. Чувство у меня было такое, будто бы я лежу на шкуре дикобраза.

Внезапно, когда за окнами огромной квартиры начало темнеть, раздался стук в дверь. Она открыла. Там стоял гнусный Феншо-Фаншо.

– Что вам угодно? – спросила она.

– Угадайте.

– И не подумаю, – ответила она.

– И не надо, – проговорил он, снимая пиджак.

– Что вы делаете? – возмутилась она.

– Я достаточно долго ждал, – ответил он. – Слушайте, мне не нравится эта ваша хламида. Она вам не идет.

Но Брунгильда вывернулась и, оказавшись у стены, где висело оружие, наставила на него винтовку.

– Назад! – крикнула она.

Капитан с ухмылкой продолжал надвигаться.

Она нажала на курок. Раздался сухой щелчок. Капитан ухмыльнулся и подошел поближе.

Она схватила карабин. Щелк! Потом винчестер. Щелк! Щелк! Щелк!

– Я вытащил патроны, – сказал капитан, – пока вы заливались смехом на вечеринке.

– О Белка! Если бы ты только мог мне помочь!

– Не поможет. Он чучело.

– Белка! Помоги мне! Белка! Белка!

В этот миг он схватил ее. Она вырвалась.

– Помоги!

– И помогу, так его растак! – крикнул я, неуклюже поднимаясь со своего места. Эффект в укрытой тенью нише вышел, по-видимому, невероятный. Капитан издал оглушительный вопль, потом развернулся и дернул к двери. Однако, несмотря на затекшие члены, кровь моя кипела, и я бросился за ним, на бегу схватив слоновий бивень. Пока он возился с засовом, я ему врезал. Он упал.