Вопль кошки - Заппиа Франческа

Не успеваю я и на секунду задуматься, оглядеться, сориентироваться, как маленькая рука хватает меня за ногу. Потом другая. Лазер взбирается на меня, и я пытаюсь схватить его, сбросить, но он скользкий, как угорь, и проворный, как паук. Я прикрываю шею руками до того, как вокруг нее обвиваются Лазеровы ноги. Я чувствую, как его тело прижимается к моей голове, его слишком большой смокинг давит на мои волосы, его кукольные руки шарят по моим маско-ушам, по моему лбу.

– НЕТ! – кричу я – я полна ярости, полна ненависти.

Его руки нащупывают мои глазницы. Его пальцы проникают внутрь.

У меня нет глаз. Он не может управлять мною, потому что я не чувствую боли и не испытываю страха. Самое страшное со мной уже случилось.

Я самая быстрая среди преображенных.

Я самая сильная.

Я сжимаю его ноги. Дерево расщепляется под пальцами. Я вырываю его ноги из гнезд – правую, потом левую. Я бросаю их в огонь. Затем вырываю его руки из своей маски. Ничего сложного, если сначала раздробить ему запястья. Выдираю ему руки с плотным, округлым звуком ПЛОНК и тоже швыряю в огонь. То, что осталось, падает на пол само.

Я не знаю, боится он или злится. Он кукла, его сделала куклой та сила, которая сотворила это со всеми нами. И эта сила решила отнять у него все. Эмоции. Голос. Сочувствие. А теперь он не может пошевелиться – это у него отняла я.

Я стою над ним. Он убил Джеффри. Моего лучшего друга. Моего Джеффри.

Все мы отнимаем у всех. Отнимаем, отнимаем, отнимаем.

– Я не понимаю, зачем ты это сделал, – говорю я, – но и пожалеть я тебя не могу.

Он смотрит на меня не мигая. Я обрушиваю каблук на его голову, как поршень.

Хлоп! Его голова взрывается. Этот звук я уже слышала раньше, в воспоминаниях, которые еще не вернулись. Этот взрыв. Его лоб, крутясь, отлетает в одну сторону, челюсть – в другую. Зубы рассыпаются, как конфетки «Тик-так». Глаза закатываются, маленькие красные лазеры гаснут. В нем, как и во всех нас, течет кровь, и моя нога вся испачкана ею.

Я падаю на колени и замечаю свое отражение в полу.

Я вижу свое лицо. Свой рот. Рычащий. С клыками. Маленькие ножи, сверкающая сталь.

Кто сделал это со мной?

Ответ приходит, как удар бейсбольной битой по затылку.

33

Я под водой.

Я тону.

Когда я вернулась в школу, директор Митчелл и замдиректора Каур ждали меня в кабинете администрации. По их словам, видео было очень близко к порнографии с несовершеннолетними.

Они хотели знать, выложила ли это видео я. Меня охватила такая паника, что я не могла дышать, не могла думать. Наконец я сказала:

– Нет, не выкладывала, я бы никогда такого не сделала.

Тогда они спросили, знаю ли я, кто мог это сделать.

Я сказала: Джейк, Раф, Шондра и их друзья. Ну а почему нет?

Они сказали, что уже поговорили с Джейком, Рафом, Шондрой и их друзьями и все они ничего не знают, кроме того, что делились этим видео в сети. Их билеты на выпускной аннулированы за участие в травле. Ни отстранения от уроков, ни наказания. Просто никакого выпускного.

Разумеется, отсутствие выпускного останется с ними до конца жизни. Разумеется, отсутствие выпускного определит их будущее и станет преследовать их до конца дней.

Затем директор Митчелл спросил, понимаю ли я, что меня могут отстранить от занятий за непристойное поведение в публичном месте, за секс в школе.

Я сказала, что секса в школе у меня не было.

Они спросили, есть ли у меня склонность к рискованному поведению.

Я сказала, что совсем наоборот.

Затем явился школьный психолог. Мне пришлось отвечать на кучу вопросов о моей жизни дома и в школе, а также о моих отношениях с Джеффри. Директор Митчелл сказал, что сегодня утром о происшествии сообщили моим родителям. Мир расплылся в ужасе красок и звуков.

В обед меня отпустили. Я побрела в столовую и села за стол, не взяв еды. Уставилась на столешницу. В конце концов рядом сел Джеффри. У него на подносе было только яблочное пюре.

Раф Джонсон прошел мимо и свистнул:

– Кис-кис-кис, киса и Джефферсон. Когда следующая серия? Хочу еще жарких историй из подсобки!

Несколько ребят засмеялись. Мое тело металось между жаром и холодом. Я цеплялась за край стола, пока Раф не ушел, затем встала и побежала из кафетерия по главному коридору к выходу. Я согнулась в кустах у входа, но блевать было нечем. Меня окутал морозный январь. Снег оседал на волосах. Кончики пальцев уже покраснели. Я прикинула, не пойти ли домой по снегу, а если я упаду замертво в канаву на обочине, то это будет, наверное, и к лучшему.

Позади меня захрустели шаги по снегу. Я подняла голову, ожидая увидеть Джеффри.

Это был Райан Ланкастер. Вечно перебинтованные руки он сунул в карманы порванной парки. Под паркой был смокинг, как будто он собрался в какое-то модное место. Каштановые волосы были аккуратно зачесаны набок.

– Чего уставился? – рявкнула я, прекрасно сознавая, что по моему лицу стекают сопли и слезы. – Тоже видео посмотрел? И как тебе? Понравилось?

Он ничего не сказал.

– Чего тебе надо, Райан? У меня никогда не будет нормальной жизни, потому что у меня в голове теперь это. Навсегда. Это говно никогда не закончится. Не будет такого, что в один прекрасный день я проснусь и все эти воспоминания исчезнут. Даже сменить имя и переехать в другую страну не поможет, потому что это всегда будет со мной. Я в жопе, навсегда. Пошло оно все. Пошел ты.

Я встала и отпихнула его с дороги. Я чувствовала, как его глаза следят за мной до самых дверей.

В тот день я просидела все оставшиеся уроки молча. Все было кончено. Было кончено все. Ни в чем больше не было смысла. Не было смысла в школе, не было смысла отправлять мою картину на конкурс. Не было смысла пытаться никого понять.

Мир не создан осмысленным, и искать в нем смысл я больше не хотела.

После уроков я отправилась в кабинет рисования, чтобы забрать картину, над которой работала. Когда я доставала из шкафчика кисти, одна зацепилась за угол простыни, которая все еще прикрывала мою испорченную прошлогоднюю картину. В воздух поднялась полугодовая пыль.

Я сорвала простыню.

Картина не изменилась. И никогда не изменится. Я могла бы показать маме и объяснить, что произошло, и они с папой отнеслись бы с пониманием, но все равно бы не поняли. И уж точно не поняли бы видео. Стали бы смотреть на меня по-другому. Навсегда.

Я уперлась лбом в край шкафчика, пока не отдышалась. Взяла свою нынешнюю картину и направилась к выходу.

Я уйду.

Я пойду домой.

Я попытаюсь объяснить родителям. Хотя бы попытаюсь.

Я… Я уже не знала, что мне делать.

Хлоп-хлоп

Странный звук. Далеко, но внутри.

Хлоп-хлоп

В коридоре было пустынно. Может, это из другого крыла. Я направилась к своему шкафчику, чтобы взять пальто.

Хлоп-хлоп

Ломающиеся предметы так не звучат. Так звучат маленькие взрывы.

Я услышала крики. Дверь кабинета миссис Ремли распахнулась. Оттуда кто-то вывалился. Джеффри. Волосы растрепаны, лицо раскраснелось. Он изо всех сил старался не упасть, а увидев меня, закричал:

– Беги!

Посреди его голубого вязаного жилета распустился большой красный цветок, а в центре – круглая темная дыра, гипнотическая, бездонная. Дежавю подсказало мне, что эту дыру я уже видела и увижу снова, я прожила всю жизнь, глядя в нее, наблюдая, как она появляется опять и опять, распуская красные и синие лепестки. Джеффри упал на колени. Затем ничком.

Позади него стоял Райан Ланкастер – он держал в своих пальцах-филе пистолет. Нет, это была штурмовая винтовка. Нет, это был пистолет. Нет, это была базука. Нет, это была игрушка.