Самый страшный кошмар лета (сборник) - Щеглова Ирина Владимировна

– Чаю очень захотелось, – признался Костян.

Мы напоили «чертей» чаем с пирожками. Дашка, естественно, стала приставать с расспросами: а почему они сами не искали цветок папоротника, а видели ли они настоящих нечистых, а правда ли, что в полночь ведьмы и колдуны отправляются в лес искать волшебные травы…

– Я лично цветок никогда не видел, – признался Костян, – мы с парнями тут всю округу исходили, все проверили, и на кладбище ночью были, никто на нас не нападал.

– А я в прошлом году оборотня встретил, – признался Серый, – как раз в это же время, тут народ тоже приехал, костры жгли, прыгали, венки, то-се. Ну, я неподалеку тусовался, поглядывал за ними, интересно, как городские дурака валяют. Потом надоело, домой пошел, вон по той дороге, что в горку, видите, – Серый указал направление, – иду, а навстречу мне колесо катится, огненное, я едва успел отскочить, подумал, вот придурки, лес можно запалить, пожар будет. Оглянулся, а вместо колеса заяц сидит, уши торчком, здоровенный такой и на меня пялится. Я его шуганул, он с дороги в кусты прыгнул и исчез. Тут мне не по себе стало, даже хотел на берег вернуться, к людям, смотрю, женщина из леса вышла, высокая, рубаха длинная, белая, волосы распущенные. Я к ней – здрасте, потому что решил, что она из этих, что на берегу гуляли. А она – ни слова, прошла мимо, как будто меня и нет вовсе.

– И чего? – переспросил Костян насмешливо.

– Ничего, понял я, что она и есть оборотень, – заявил Серый.

– Это тебе голову напекло, – сказал Сашка.

И тогда все заговорили одновременно, заспорили. Юрка вдруг вспомнил, как видел русалку и, пытаясь перекричать всех, рассказывал, как ночью пошел к колодцу, а она сидела на бортике, спиной к Юрке. Он ее и не заметил бы, но луна очень яркая светила.

– Мне сначала показалось, что там что-то светится, вроде дыма или сгустка тумана. Потом присмотрелся – вроде женщина сидит спиной ко мне, а ноги в колодец опустила. Прыгнуть, что ли, захотела. Я ее окликнул, она и сиганула прямо в колодец.

– Юрка, не гони, тебе приснилось, – хохотал Сашка.

– Да ни фига не приснилось, я ж тебе уже рассказывал! – не отступал от своего Юрка.

– Кто поверит в эти бабкины сказки, – Сашка как будто специально подначивал его. А Дашка вдруг вспомнила старую историю о ведьме, которую я рассказывала ей давным-давно.

– Ребята, – воскликнула она, – почему вы спорите и сомневаетесь? Вот, Василиса лично видела вашу ведьму, правда, Лис?

– Это которую? – заинтересовался Сашка. – Трындычиху, что ли?

– Наверно, вроде бы ее, – ответила я, – я еще маленькая была, мы с Натусей из магазина возвращались и увидели, как простоволосая босая женщина без музыки, молча отплясывает на перекрестке, знаете, так упорно бьет пятками по земле, кружится в облаке пыли. Я спросила у Натуси, чего это она, а Натуся недовольно так взглянула, схватила меня за руку и увела прочь, только бросила на ходу «ведьма она». И без объяснений. Дома я стала у Клавдии расспрашивать, она мне объяснила, кто такая ведьма. Рассказала, как Трындычиха порчу насылала и как потом ее другой колдун победил.

– Да, было у нас тут такое, – согласились ребята.

Мы веселились от души. Через костер прыгали неоднократно, сначала я побаивалась, напрягалась очень, а потом страх прошел, адреналин, азарт, сигали и с Глебом, и с Дашкой, и по трое, и вчетвером, и по одному. Устав и запыхавшись окончательно, сожгли ведьму и напоследок запалили колесо. Когда старое дерево занялось и заполыхало, стащили с шеста и с криками покатили по склону в реку. Подпрыгивая и швыряясь огненными искрами, колесо-солнце со всего маху ударилось о воду, зашипело, окуталось паром и дымом, закружилось на стремнинах и поплыло, увлекаемое течением, кое-где еще поблескивая слабыми язычками пламени. Мы, притихшие, смотрели ему вслед, потом сняли свои венки, привязав к ним свечки, зажгли и аккуратно опустили в реку. Вереница мохнатых травяных венков поплыла, покачиваясь, огоньки свечей красиво отражались в воде.

– Хорошо получилось, – вздохнула Валя, – ни одна свечка не погасла.

– Смотрите, смотрите, все вместе держатся, ах, как красиво, – умилилась Дашка.

– Теперь мы на всю жизнь друзьями останемся, – уверенно заявил Юрка, – а кое-кто и поженится, – он подмигнул мне почему-то, я покраснела. А Глеб держал меня за руку, и мы все смотрели и смотрели вслед уплывающим венкам, пока они совсем не скрылись из вида.

– «Ай, Купала наш веселый, князюшка наш летний, добрый», – запели девчонки. И мы все с разбегу, на ходу сбрасывая одежду, бросились в реку, подняли тучи брызг, хохотали так, что я чуть не захлебнулась. Вода теплее воздуха, в воздухе – ни ветерка, если бы не наши безумные крики, хохот и вопли, в мире стояла бы идеальная тишина, такая тишина, когда в травах поют ночные насекомые или изредка вскрикивает какая-нибудь птица, если бы мы замолчали и прислушались, то, наверно, услышали бы, как дышит во сне земля.

Вода лишь изредка поблескивала смоляным блеском, отсветами наших костров, она ласково качала разгоряченные тела, звала с собой, тянула течением. Что ни говори, колдовская ночь.

Мы вернулись на нашу поляну к кострам. Сели притихшие. Кто-то подбросил дров, кто-то поставил котелок с водой для чая. Костян, Серый и Леха заметно посветлели, река частично смыла сажу.

– Купальская свадьба, – вдруг произнес Глеб.

– Что? – переспросила я.

– Солнцеворот – это праздник любви, наши предки в эту ночь устраивали грандиозное празднество в честь небесной свадьбы.

– А, я помню, Перун и дева Заря-Заряница, так, кажется?

– По одной из версий, – отозвался Глеб, – богов у наших предков было великое множество, по-моему, они и сами в них путались, кто за что отвечает, кто в чем помогает… А теперь и подавно. Люди, увлекающиеся языческими обрядами, связывают праздник Купала с особым почитанием огня. Считалось, что связь огня и воды олицетворяла зависимость плодородия от яркого солнца и хорошего полива. Бог луны и огня и домашнего очага Семаргл Сварожич ночью стоит в небесах на страже с огненным мечом. Он не пускает в мир зло. Он так отвечал богине ночи Купальнице, которая звала его к Ра-реке на любовные игры: «Мне всю ночь до рассвета нужно не спать. / В небесах мне на страже нужно стоять, / Чтобы Черный Змей не приполз из тьмы, / Жито в поле широком бы не потоптал, / Молоко у коров бы не отобрал, а у матушек – малых детушек».

Лишь раз в году в день Осеннего Равноденствия он сходит со своего поста, откликаясь на зов Купальницы. И тогда ночь становится длиннее дня и в мир черным облачком проникает зло. А в день Летнего Солнцестояния, через девять месяцев, у Семаргла и Купальницы рождаются дети – Кострома и Купала. В этот день начинаются Купальские праздники. Вот такая вот история.

– Не, ну че, прикольно, ага, – произнес кто-то из наших гостей.

– Прикольно, но неправильно, – съязвила Дашка.

– Че это? – удивился Серый.

– А то это – никакого бога Купайлы не было и быть не могло, его совсем недавно придумали, как и богиню Купальницу.

– А ты откуда знаешь?

– Читала!

– Я же говорю, все это полная фигня, – подал голос Костян.

И снова заспорили, Дашка даже вспомнила о неоязычниках – современных мифотворцах, сочиняющих и придумывающих новых богов и богинь славянского пантеона.

– Вообще-то Даша права, – поддержал ее Глеб, – потому что с богами и богинями действительно большая путаница. Как и с календарями – юлианским и григорианским. Весь мир живет по григорианскому календарю, как более точному, но в России, Греции и некоторых других странах на этот календарь перешли только в начале двадцатого века. Хотя Европа живет по нему с середины шестнадцатого. Разница в две недели! Представляете! И она увеличивается, в конце нашего века будем Рождество праздновать в марте.

– Да при чем здесь март! – возмутилась Дашка. – Я про сейчас говорю, в Европе во многих странах празднуют Иванов день, костры жгут, прыгают через них, бочки и колеса жгут, все очень похоже. Так что мы все празднуем?