Что касается внешности, то это был довольно противный тип.
Маленький, плохо сложенный, с желтой, словно лимон, физиономией.
Он продавал с тележки всякие мелочи в Сохо, а вечерами добирался до театров на Друри-Лейн, где открывал и закрывал дверцы автомобилей и подбирал брошенные в грязь монетки.
И вот, Перлмуттер, слабый, больной, трусливый, первым получавший от кого угодно тумаки по любому поводу, вздрагивавший, если рядом с ним пролетала ночная бабочка и до полусмерти боявшийся муравьев, разработал великий проект, сотканный из фантазий и жутких снов, заполненных кровью и огнем: он решил отомстить за Теда Соумза.
Потому что этот пария имел одно божество, и этим божеством был Соумз.
Однажды он встретил человека, никогда не избивавшего его: это был Соумз! Человека, который иногда спасал его от голодной смерти, а то и вытаскивал из воды, когда хулиганы хотели утопить его, словно запаршивевшего кота. Это был Соумз! Кто праздничными вечерами мог налить ему стаканчик джина или виски? Соумз! Кто время от времени обращался к нему с грубым, но ласковым словом? Соумз!
Его божество было убито; кто, как не он должен был отомстить за него?
Кто, кроме Сола Перлмуттера был способен отомстить за Теда Великолепного?
Вероятно, в редкие часы кратковременной расслабленности, карлик Сол становился доверенным лицом бывшего каторжника. Во всяком случае, многое из случившегося позднее позволяет допускать это.
Когда в газетах появилась новость об аресте Джека-полуночника, Перлмуттер позволил себе покупать ежедневно одну-две газеты.
Он просматривал их с необычным вниманием, отмечая и даже комментируя отдельные статьи понятными только ему значками. Он часто по несколько раз перечитывал то или иное фантастическое сообщение с непонятным упорством.
Через две недели, когда лондонцы окончательно увенчали лавровым венком Ярд и его агентов, когда во всех головах в качестве преступника утвердился Харлисон, уже безоговорочно осужденный, повешенный и выброшенный в яму с негашеной известью, Сол Перлмуттер закончил чтение последней газеты, свернул скопившуюся за это время стопку в большой ком и поджег его. Потом он, понаблюдав некоторое время за торжествующим огнем, пробормотал с неприкрытым презрением, имея в виду журналистов и полицейских:
— Нет, все-таки они ничего не понимают. Или почти ничего.
Из уничтоженного огнем архива у него сохранилась только одна страничка с фотографией австралийского инженера. Сделанная в полиции, в отделе антропометрии, бледная и нечеткая фотография Харлисона, сидящего на стуле ростомера.
«Бедный дурачок, — подумал Перлмуттер с некоторой симпатией к обвиняемому. — Подумать только, что сам Тед встрял в это дело…»
И он погрузился в мрачные мысли.
«Это был человек с добрым сердцем, хотя и не слишком проницательный, — заключил он, думая о своем благодетеле. — Если бы только он послушался меня… Он получил бы свои пять тысяч фунтов, или даже, кто знает, гораздо больше… Но с чего бы он стал слушать меня? Я же был для него жалкой гусеницей, а он был божеством… Но это не повод для того, чтобы те, кто убил его, не поплатились шкурой…»
Так выглядели мысли, еле слышно высказанные вслух Перлмуттером, потому что даже у плохо побеленных стен мансарды есть уши.
Потом он покопался в древнем комоде и извлек из него старинные медные часы.
Положив забавную реликвию в карман, он направился в Чипсайд.
Лавочка, выбранная им, на одной из новых улиц, проложенных через старинный квартал, была насыщена духом обновления и соответствовала современному стилю.
Когда-то привлекавшая посетителей вывеской «Часы из Женевы», она теперь гордо называлась «Выставка-продажа швейцарских часов».
Перлмуттер некоторое время наблюдал за суетой вокруг прилавков продавцов и покупателей, рассматривавших дорогие хронометры.
— Нам ничего не нужно! — сообщил ему один из продавцов, поморщившись при появлении убого выглядевшего посетителя.
— Но мне нужно кое-что, — вежливо возразил Перлмуттер.
— Наверное, вам пригодился бы новый костюм и пара обуви без дыр, — проворчал продавец.
— Мне нужно починить часы.
— Наша фирма этим не занимается, — соврал продавец, торопившийся избавиться от непрезентабельного клиента, заполнившего помещение магазина запахом конюшни.
— Может быть, вы предупредите обо мне вашего шефа? — поинтересовался Перлмуттер с подчеркнутой вежливостью.
Продавец был готов возмутиться, но все же сдержался и спросил ядовитым тоном:
— И о ком же я имею честь сообщить?
— Ну… Можно назвать герцога Глочестерского или короля Марокко, если хотите. Но прошу вас, действуйте быстрее, друг мой, если вы не хотите получить расчет.
Разумеется, Перлмуттеру пришлось бы познакомиться с лакированным ботинком продавца хронометров, если бы полный низенький человечек, красный, словно рождественское яблоко, не появился за прилавком.
— В чем дело, Мэлоун? — поинтересовался он с недовольным видом.
Перлмуттер не позволил продавцу ответить. Он почтительно поклонился мистеру Далмейеру, директору и владельцу фирмы.
— У нас зашел разговор о часах, мсье.
И он извлек из кармана медную луковицу.
Электричество в магазине еще не включили, несмотря на начавшиеся сумерки, иначе продавец увидел бы изменившийся цвет лица своего шефа, лишившегося румянца, с посеревшими губами.
— Какой редкий образец! — воскликнул мистер Далмейер. — Ах, сэр, как я счастлив, что вы позволили мне увидеть его! Прошу вас, пройдемте в мой кабинет!
— Мистер должен был предупредить меня, что он принес к нам коллекционную модель, — поспешно сказал продавец, смущенный и одновременно испуганный, потому что кошмар немедленного увольнения мог сейчас стать для него реальностью.
Но Перлмуттер не воспользовался своей победой и дружелюбно сказал продавцу:
— Извините меня, но я хотел показать часы только патрону. Надеюсь, вы простите мне мою самонадеянность?
Мистер Далмейер отвел необычного клиента не в свой кабинет, а в соседнюю комнату, которую закрытые ставни и тяжелые шторы превратили в надежно защищенное место для важных переговоров.
Перлмуттер положил свои часы на стол.
— Они остановились в двадцать две минуты первого, — сказал он. — Я хотел бы, чтобы они пошли.
Далмейер вытер лоб огромным оранжевым платком.
— Ни одни часы этого типа никогда не смогут пойти, — с трудом произнес он.
Сол Перлмуттер пристально посмотрел на него.
— Если я хорошо понимаю суть происходящего, все часы этой модели, показывающие от одной до двадцати пяти минут первого, вернулись к вам и сейчас находятся здесь, в сейфе, обнаружить который было бы весьма затруднительно. Это так?
Директор магазина тяжело рухнул в кресло и ошеломленно уставился на собеседника.
— Да, это так, — наконец проговорил он непослушным языком.
— Тогда, Дали, нам придется сделать соответствующий вывод, что банда распущена и рассеялась по всем сторонам света.
— Ради Бога, не говорите так!
Перлмуттер ухмыльнулся.
На стене кабинета висела великолепная карта полушарий. Взгляд Далмейера некоторое время упорно блуждал по ней. Наконец, он сдержанно поинтересовался:
— Что вы думаете об Америке?
— Ах, да, конечно, я понимаю… Минуты взяли и смылись… Нет, дядюшка Сэм не скажет мне ничего толкового.
— Буэнос-Айрес? Я дам вам пятьсот фунтов мелкими купюрами.
— Слишком далеко и слишком жарко, — сухо бросил карлик.
— Барселона? Но там уже есть кто-то, и я не знаю, смогу ли я…
— Не говорите лишнего, мой дорогой друг, — слащавым голосом проговорил друг Теда Соумза. — Я назову Англию. И, более конкретно, Лондон!
Далмейер всплеснул руками.
— Несчастный, вы, значит, ничего не знаете?
— О, как же… Именно потому, что я знаю, я выбрал столь близко расположенное место для отпуска…
— Итак, чего вы хотите? Я не могу выделить вам большую сумму, если вы не удалитесь, как все остальные.
