Дети, которые хотят умереть (СИ) - Гаd Григорий

— Агнец-кун, — сказал Лис, — как насчет сладкой шоколадной пасты?

— Лис-сан? — переспросила Лолита.

— Или сгущенное молоко с сахаром? Может, сочные ягоды, спелые персики?

Малышка сдула с лица снова упавший локон.

— Постелька с теплым одеяльцем и пуховыми подушками, в которых так приятно нежиться?

Малышка перевела непонимающий взгляд с Лиса на светлейшего истукана, которым притворялся Глеб.

— Сказка на ночь, — говорил Лис, — или горячая мокрая утроба. Или прозрачная река. Или… Или «принести кадило Боже наше»?

— Каждение? — выдохнула малышка и схватилась за сетку забора. Глеб едва не сорвался к ней, но устоял и сипел сквозь стиснутые зубы.

— Да, — улыбнулся Лис. Когда отец умер, мать полдня водила Лиса с братом смотреть, как бородатый служитель в золотой рясе разжигает душистую смолу и распевает странные протяжные песни. Череда бесконечных нудных молитв и земных поклонов — нет глупее жизни. Если эта скучная нудятина — самое драгоценное воспоминание малышки, то, когда Глеб вцепится в ее кудри, может, она не сильно расстроится.

— Вы проводите служение? — спросила Лолита.

— У господина есть кастрюля, уголь и смола, — сказал Лис, — светлейший Лютин-сан желает увидеть каждение, но нет слуги, способного исполнить ритуал.

— Прошу, прошу, прошу, — запричитала малышка, низко склонившись перед Глебом, — я могу провести служение, светлейший Лютин-сан. Я все-все знаю об этом.

Глеб смотрел, как ветер касался густых волос на опущенной голове и плечах малышки, и слюна текла с его нижней губы на подбородок.

— Достойна ли ты служить светлейшему-сан, он решит только после того, как ты докажешь, что способна провести ритуал, — сказал Лис.

Малышка сложила ладони перед грудью в молитвенном жесте.

— Доказать нужно сейчас же, — сказал Лис.

— Да… — произнесла девочка. Но не сдвинулась с места.

— Так ты докажешь? — спросил Лис.

— Да… — девочка неуверенно кивнула и переступила с ноги на ногу.

— Агнец-кун, — сказал Лис, — а ты знаешь, что такое «доказать»?

— Нет, — малышка стыдливо опустила голову.

Слюна капала с подбородка Глеба в траву, а Лис соображал, глядя на Лолиту. Либо дура, либо в самом деле поступила в школу совсем недавно. Ей еще не успели вдолбить в голову, что учиться здесь значит постоянно доказывать свою безупречность. Докажи либо пробудись от иллюзий.

— Перелезь забор, мы дадим тебе смолу, кастрюлю, уголь. Ты проведешь обряд, и господин решит, как с тобой поступить.

Малышка посмотрела на три ряда колючки на верху заборной сетки. Торчащие во все стороны шипы усеяли темные полоски металла.

— Господин, нам пора, — сказал Лис Глебу. — Пойдемте.

Белая девочка быстро полезла на забор. За пару вытянок она вскарабкалась почти на самый верх, белые ручки ухватились за первую проволоку, и темные капли брызнули из-под маленьких пальчиков на ржавую сетку.

Лолита закричала. Вся она затряслась, вытянулась, но не отпустила проволоку. Не прекращая кричать, малышка полезла дальше, кривые зубцы сдирали с нее одежду, волосы, кожу, мясо. Позади на темных колючках сверкали белоснежные хлопья вырванных локонов, реяли обрывки кимоно. Гляделки безразлично смотрели.

Если Господь Бог малышки и существует, то он лишь безучастно наблюдает за ней, как господа учителя.

Как наблюдала ведьма-мать Лиса, когда брат избивал его.

Тогда Лису было семь лет. Их с братом отца разбудил от иллюзий автобус — большой железный монстр снес его на огромной скорости. Так сказала мать.

Она была матерью только Лису. Брата Павла исторгнула щель другой женщины — первой умершей жены отца.

После того как автобус разбудил отца, брат бросил учебу и стал подрабатывать, чтобы помочь матери Лиса прокормить их. Павел пропадал сутками, а когда приходил, то похудевший, усталый, раздраженный, он срывался на Лисе, избивая до синяков. Иногда брат заставлял Лиса опускать голову в писельник и лизать изнутри мокрую чашу, пока его не тошнило. Мать Лиса не мешала Павлу.

Те, кто просто наблюдают, все и устраивают. Господь Бог создал этот мир без надежды. Господа учителя построили школу Катаны. Мать Лиса, беря деньги Павла, дала ему власть над сыном. И над собой.

Однажды поздней громовой ночью яростные раскаты за окном испугали Лиса, и он бросился из постели в комнату матери. Включив свет, Лис увидел, как нагая мать скрутилась вокруг нагого брата Павла. На кровати, на которой раньше она спала с отцом, мать терлась волосатой щелью об тыкалу брата, а Павел жадно мял ее большие белые груди, насасывая один из темных торчавших сосков. И оба стонали.

Мать увидела Лиса и с криком оттолкнула Павла. Ее здоровые груди тряслись. Брат вскочил, голый, разъяренный, слезы брызнули из его глаз.

— Ты ничего не видел! — вскричал брат. Лис посмотрел на вдруг обвисшую мокрую тыкалу Павла, и тут же удар в ухо повалил его на пол. Павел взобрался на Лиса и стал колотить его костяшками по лицу.

— Ничего не было! И ты ничего не видел! — слышал Лис сквозь звон в ушах. — Ничего!

Удары резко оборвались. Над лицом Лиса встала мать, узкая розовая щель с влажными от сока брата волосатыми губами нависла над ним. Белая капля упала с черного кудрявого завитка Лису на разбитый нос.

Мать ударила Павла и прошипела:

— Убирайся.

Мать снова ударила брата, и он выскочил из комнаты. Через пару минут, то есть через пару столовок наружная дверь громко хлопнула. Один стук, а затем только — плачь голой матери и тишина. Старший брат покинул Лиса и никогда не вернулся.

В единственный раз, когда мать Лиса не захотела просто наблюдать, братья расстались. Эта большегрудая ведьма разлучила Лиса с его ненавистным идеалом.

Пропасть времени между братьями ширилась. Невыносимая разлука тянулась годами. До тех пор пока Лис не встретил красноволосого Стаса.

Наконец малышка перелезла через все колючки и сорвалась с забора. Израненная, в крови, девочка плакала и силилась подняться.

Глеб схватил ее за шиворот и вздернул с земли на ноги.

— Благодар… — начала говорить малышка, но «светлейший» зажал ей рот ладонью и крепко прижал к себе. Девочка забилась в его руках, тут же кулак «блистательного отличника» ударил ее в живот, и она сникла.

— Увидимся завтра на уроках, — бросил Глеб Лису и уткнулся лицом в растрепанные белые кудри девочки. Круглые глаза малышки смотрели на Лиса.

— Подожди, — сказал Лис.

Истинный глава клана Охотникова подошел к намертво слипшейся парочке. Трехпалая рука коснулась оби малышки, пошарила вдоль ее левого бедра.

— Вот он, — Лис отнял у малышки танто в ножнах и улыбнулся. — Все же завтра поищи для меня нового мальчика. — Он помедлил. — Только не рыжего, а чернявого.

— Может, еще с синими глазами и вечно раскрытым ртом? — спросил Глеб.

— А что не так? — сказал Лис. — Да, с драными синими глазами.

Разоблаченный светлейший жадно вдохнул запах с загривка малышки.

— Драными? — переспросил Глеб, ухмыляясь. — А ты стал говорить как Сингенин-сан.

— Желаю приятной ночи страсти, — попрощался Лис.

Лютин и его добыча скрылись в высокой траве и ночной тьме. Подвальная комната с задушенным трупом на стуле ждала их. Малышка точно обрадуется, когда увидит на стенах темные пятна с распятыми руками и ногами — совсем как у ее Распятого Боженьки.

Ножны не снимались с танто. Чехол намертво прилепили к клинку. Лис подергал его вверх-вниз, размахнулся и выкинул бесполезную игрушку обратно за забор. И двинулся к притихшей роще.

Ученик школы Катаны живет ради достойной смерти. Ибо жизней сраная куча, а смерть одна.

Хотя не только ради смерти. Непокорный, властный, суровый Стас стал для Лиса старшим братом. Новым смыслом жизни. Хоть и лишил его двух пальцев.

Но Андрей отобрал родного человека у Лиса — да-да, у Лиса, а не у зеленоглазой ведьмы. Ибо дух Павла переродился Стасом, как и дух ведьмы-матери Лиса облачился в плоть недотычки Амуровой, чтобы снова разлучить братьев. Старая ведьма ради нежного юного облика ухлопала огромные дойки. И наверняка сузила раздолбанную родами щель между ног. Все ради того, чтобы снова поссорить братьев. Неугомонная тварь.