Некоторые не уснут (ЛП) - Нэвилл Адам

            Вдруг миссис Ван ден Берг поднялась на ноги. И выбежала из гостиной на длинных коричневатых костях, которые служили ей ногами.

            Я увидел ее краем глаза, невероятно высокую и тощую с маленьким высохшим черепом, ухмыляющимся над узкими плечами. Я повернулся, тут же вырвавшись из болезненного ступора. И увидел, как она убегает, кривоногая, с тонкими, как куриная кость руками, вскинутыми к потолку. Кисти у нее почему-то напоминали мужские, а верхние части запястий были тонкими, как духовые инструменты. Длинные ноги шлепали по коридору к входной двери.

            - Нет! - воскликнул я. Или прошептал. Возможно, это просто была мысль, которая так и не выбралась из моей головы. Но я двинулся в коридор, на нетвердых ногах, где янтарные светильники были заключены в настолько грязные плафоны, что у меня возникло впечатление, что я застрял в старой фотографии. Но все же я мог различить фигуру миссис Ван ден Берг, царапающую дверную щеколду, из ее пестрой головы вырывалось причитание. Шум трансформировался в рычание, после чего сорвался на вой.

- Флорина! Флорина! Боже милостивый, выпусти их! Флорина! Я слышу их!

            Я направился к ней, но едва я подошел к потертому коврику к прихожей, как миссис Ван ден Берг открыла дверь и выскользнула. Наружу. Внезапно. Под яркие лампы, совершенно голая. Она бросилась через площадку на своих тощих конечностях с такой скоростью, что мне захотелось забиться в какой-нибудь темный угол и не шевелиться. А когда она подскочила к лестнице, прежде чем начать свой неуверенный спуск, мое внимание привлекло нечто куда более ужасное. Из выступающих лопаток свисало два плоских бурых отростка. Похожих на крылья, только безволосых, и сморщенных, как сушеная рыба.

            Что я мог сделать, кроме как последовать за ней? Я слышал, как подо мной миссис Ван ден Берг кричит, перебегая с этажа на этаж:

            - Флорина! Я слышу их! Флорина! Флорина!

            Хотя невозможно было понять, кричит это она от радости или от горя.

            Я перепрыгивал по три ступени зараз. Галстук хлопал по лицу. Хватаясь за латунные перила, я следовал за производимыми ею звуками.

            Где-то внизу быстро открылась дверь. Затем еще одна и еще.

            Другие жильцы, похоже, были потревожены. Что они думали, когда подходили в ночном белье к своим дверям и видели изможденную фигуру миссис Ван ден Берг, проносящуюся мимо и зовущую какую-то Флорину? Не будь она такой страшилой, я, возможно, добавил бы к этому шуму собственный истерический смех. Весь эпизод был не только абсурдным, но и шокирующим. И мой здравый смысл отчаянно пытался заявить о себе, говоря мне, что этого не может быть. Этой женщине было более ста лет, двадцать из которых, как утверждалось, она не ходила. Но тогда, возможно, причина была в Хельме. Хельма наверняка знала, что это случится. Она намеренно оставила свою подопечную непривязанной к креслу, и подставила меня. И теперь моей задачей было поймать немощную, полуспятившую жительницу. О, как они все будут смеяться. Миссис Гольдштейн, те немые сестры Хуссейн, маленький Мануэль и полуулыбающаяся Олив. На меня донесут. И меня уволят.

            Ну и пусть. Мне не достаточно платят за это. За все это. И в мои обязанности не входит входить в 17-ую, 15-ую или 14-ую квартиру. Я не должен входить в какие-либо апартаменты без сопровождения владельцев. Но теперь двери в эти квартиры были раскрыты. Настежь.

            Я видел открытые двери, как только сходил с лестницы на соответствующих этажах. Так почему же они были открыты, будто жильцы только что вышли в общие помещения? Неужели меня дезинформировали? Неужели информация в регистрационной книге устарела? Затем я вспомнил об отчаянных ветрах и стуках, доносившихся из тех темных и пустых пространств, и на несколько секунд задумался, что, если это мой последний шанс сбежать из здания и никогда не возвращаться.

            Я звал миссис Ван ден Берг, мой голос исчезал во тьме каждой квартиры, которую я миновал. Но никто не отзывался.

            12-ая квартира на пятом этаже, где я остановился, тоже значилась нежилой собственностью и должна была быть опечатана. Другие квартиры с открытыми дверьми были неосвещены и источали запах пустоты, но не 12-ая квартира. Эта была другой.

            Я завис на пороге, до крови закусив нижнюю губу, грудь у меня вздымалась и опускалась слишком быстро. Я услышал их внутри. Их? Возможно, миссис Ван ден Берг. И других. Услышал приглушенный голос, или голоса, сквозь чье-то рыдание, доносящееся из темной прихожей, и откуда-то из глубин квартиры. Да, в конце прихожей из-под двери сочился жидкий свет. Главная спальня, если план этой квартиры соответствует схеме расположения апартаментов в этой части здания, которую я видел в регистрационной книге. Но почему тогда остальной свет в квартире был выключен?

            Я трепетал. Я колебался. Я не хотел видеть или знать, куда меня привели. Будто, мое участие в этом безумии было каким-то образом запланировано. Но из-за какого-то обманчивого чувства долга я пошел на тот неровный оранжевый свет, слабо сочившийся из-под двери в дальнем конце коридора. И пока я шел, включал в прихожей древние светильники, щелкая тяжелые фарфоровые переключатели на держателях размером с масленки. Я будто шел по музею - телефонный столик, вешалка из рогов, пыльные картины с крестьянами и нищими, вовлеченными, по-видимому, в какие-то странные и неприятные сборища. Заглянув на кухню, я увидел эмалированные приборы и желтый линолеум, который, вероятно, не меняли со Второй Мировой, деревянные шкафы, покрашенные в светло-желтый цвет, с маленькими стеклянными дверцами, защищавшими хрупкие фарфоровые сервизы. В столовой почти вся мебель была завернута в белые простыни, покрытые слоем пыли. Лишь люстра над столом, достойным зала заседаний, поблескивала в том тусклом свете, проникавшем из прихожей. В этом квартире не жили десятилетиями. Я сразу понял это. Хотя часть ее была в ту ночь занята.

            Я встал у дальней двери и прислушался. Снова услышал глухое бормотание голосов, и что-то еще. Что-то ритмичное. Похожее на хлопки. Осторожные хлопки рук. В комнате находилось несколько людей. Люди также издавали воркующие звуки, такие, которые взрослые обычно издают над младенцами. Я прочистил горло. Постучал.

            Никто не ответил. Не совершаю ли я несанкционированное проникновение? Не собираюсь ли вторгнуться в какое-то странное, но частное собрание, никак не связанное с моими поисками миссис Ван ден Берг? Я боялся, что так оно и было. И испытывал гораздо больше беспокойства, чем любопытства, по поводу того, что происходило по другую сторону двери.

            Я развернулся и начал медленно отступать назад по коридору, каждый мой шаг напоминал абсурдную пантомиму человека, пытающегося бесшумно ретироваться.

            - Флорина! Флорина! Флорина!

            После этого у меня не осталось никаких сомнений относительно присутствия миссис Ван ден Берг в этой комнате с грязным светом, тихими хлопками и нелепым воркованием. И ее восклицания указывали на то, что она находится в состоянии возбуждения, доселе мне не знакомом. Внезапно у меня появилось желание поверить, что Флорина сама появилась в той комнате.

            - Довольно! -  сказал я. Это не могло больше продолжаться. Мне необходимо забрать миссис Ван ден Берг из этого места, вернуть ее на ее кресло и привязать. Не раздумывая, я стал действовать. И открыл дверь.

            Они ходили кругами по большой спальне. Приседая и выпрямляясь в медленном танце, одна нога за другой, жильцы ковыляли в своем нестройном хороводе.

            Я не знал, куда смотреть в первую очередь, и видел все в дергающейся панораме, поскольку мои глаза не могли задерживаться подолгу на какой-либо одной детали. Не на крохотных сестрах Хуссейн, голых, как трупы и сморщенных как инжир. Или на бледной как червь миссис Гольдштейн, скачущей на своих палках. Ее волосы дико развевались, словно от штормового ветра, плоские груди с черными сосками болтались в разные стороны. Или на длинной и высохшей миссис Ван ден Берг, чьи глаза закатились так, что было видно одни белки, из тощего горла вырывался клекот, а большие руки были вскинуты к потолку. На других я тоже долго не смотрел. Раньше я их не видел, но сразу же догадался, что это были прикованные к постелям жильцы, каким-то образом собравшиеся здесь по этому случаю. Некое существо с кожей, как у ощипанной птицы приседало и выпрямлялось, приседало и выпрямлялось, переступало с пятки на носок, с пятки на носок, в исступлении потрясая прядями волос. Другие шатались, как раздетые деревянные куклы с обрезанными нитями, или внезапно ожившие окаменелые останки птиц. И они, похоже, были даже старее тех, кого я узнал. Но все они изо всех сил старались скакать и раскачиваться в этом кругу. И у всех из лопаток свешивались сморщенные отростки, с кожей, похожей на соленую треску, раскатанную на пласты, которую я однажды видел в Норвегии. Нелетающие птицы, - пришло мне в голову сравнение. Не вымершие, но почти.