Он протянул ей исписанный листок.
– Она спит, поэтому сейчас можно установить сустагенное питание.
– Хорошо, – кивнула Шарон. Я все сделаю.
Выгребая ложкой остатки супа, она придвинула к себе листок и проглядела список.
Каррас молча наблюдал за ней.
– Вы ее учительница?
– Да.
– Не учили ли вы ее латыни?
Она удивилась:
– Нет.
– А немецкому?
– Только французскому. И довольно серьезно.
– Но ни немецкому, ни латыни?
– Да нет же!
– А Энгстромы, они между собой иногда говорят по-немецки? – Конечно.
– Регана могла это слышать?
Шарон пожала плечами.
– Наверное. – Она встала и понесла тарелки в раковину. – Да, я даже уверена в этом.
– А вы сами никогда не изучали латынь?
– Никогда.
– Но могли бы отличить ее на слух? – Да, конечно.
– Она никогда не разговаривала по-латыни в вашем присутствии?
– Регана?
– С тех пор, как заболела.
– Нет, никогда.
– А на каком-нибудь другом языке? – пытался дознаться Каррас.
Шарон закрутила кран и задумалась.
– Может быть, мне это показалось, но...
– Что?
– Ну, мне показалось... – Она нахмурилась. – Я готова поклясться, что она разговаривала по-русски.
Каррас внимательно посмотрел на нее.
– А вы сами говорите по-русски? – спросил священник. В горле у него пересохло.
Шарон пожала плечами.
– Чуть-чуть. – Она сложила кухонное полотенце. – Я изучала его в колледже, вот и все.
Каррас обмяк. Она выбирала латинские слова из моей головы. Он сидел, опустив голову на руки и ничего не видя вокруг. Его терзали и сомнения и факты. Телепатия часто встречается в состоянии сильного напряжения. Человек начинает говорить на языке, знакомом кому-нибудь из присутствующих.
Что же делать? Надо немного отдохнуть. А потом еще раз попробовать... еще раз... еще раз... еще раз... Он встал. Шарон, прислонившись к раковине и сложив руки, задумчиво наблюдала за ним.
– Я пойду к себе, – сказал Дэмьен. – Как только Регана проснется, позвоните мне.
– Хорошо, я позвоню.
– И насчет компазина, – напомнил он. – Не забудьте.
Она кивнула:
– Конечно, не забуду. Я все сейчас сделаю.
Каррас пытался припомнить, не забыл ли он что-то еще сказать Шарон. Так всегда: когда надо сделать очень многое, обязательно о чем-то забываешь.
– Святой отец, что происходит? – спросила Шарон. – Что же это? Что случилось с Реганой?
Он поднял свои поблекшие от горя и слез глаза.
– Я не знаю.
Затем повернулся и вышел из кухни.
Проходя через зал, Каррас услышал шаги. Кто-то торопливо догонял его.
– Отец Каррас!
Он оглянулся. Карл нес его свитер.
– Извините, – сказал слуга, протягивая свитер священнику. – Я хотел это сделать раньше, но совсем забыл.
Пятна были выведены, и от свитера приятно пахло.
– Большое спасибо. Карл, – ласково сказал священник. – Вы очень заботливы.
– Спасибо вам, отец Каррас. Спасибо за помощь мисс Регане. – Карл повернулся и с достоинством удалился.
Каррас смотрел ему вслед и вспоминал о том, как встретил его в машине Киндермана. Еще одна тайна...
Он с трудом открыл дверь. Было уже темно. С чувством отчаяния Дэмьен шагнул вперед – из одного мрака в другой.
Он перешел улицу и заспешил навстречу близкому отдыху, но, войдя в комнату, увидел на полу у двери записку. Записка была от Фрэнка. Насчет пленок. Домашний телефон и «пожалуйста, позвоните...»
Дэмьен набрал номер и замер в ожидании. Руки его подрагивали.
– Алло? – зазвучал в трубке писклявый мальчишеский голос.
– Можно мне поговорить с твоим папой?
– Да. Подождите, пожалуйста. – Трубку положили и тут же снова подняли. Опять мальчик: – А кто это?
– Отец Каррас.
– Отец Каритц?
Сердце Дэмьена бешено стучало, но он спокойно поправил мальчика:
– Каррас. Отец Каррас.
Трубку опять положили, и через несколько секунд раздался голос:
– Отец Каррас?
– Да. Здравствуйте, Фрэнк. Я тщетно пытался дозвониться вам.
– О, извините. Я занимался дома нашими пленками.
– Уже закончили?
– Да. Это какая-то чертовщина.
– Я и сам знаю. – Каррас пытался говорить ровным голосом.
– Так что же там, Фрэнк? Что вы обнаружили?
– Начнем с частности.
– Ну?..
– Здесь недостаточно примеров, чтобы сказать наверняка, вы понимаете, но выводы сделать можно. Эти два голоса на пленках, возможно, принадлежат разным людям.
– Возможно?
– Под присягой я не стал бы на этом настаивать, но ошибка почти исключена.
– Почти исключена... – автоматически повторил Каррас. Опять сомнения... – А что насчет бреда? – спросил он безнадежно. – Это какой-нибудь язык?
Фрэнк рассмеялся.
– Что тут смешного?
– Это что, психологический тест, святой отец?
– Я вас не понимаю, Фрэнк.
– Или вы перепутали пленки, или я уж не знаю.
– Фрэнк, это язык или нет? – перебил Каррас.
– Я бы сказал, что это язык. Да, именно язык. Каррас напрягся:
– Вы шутите?
– Вовсе нет.
– И что это за язык?
– Английский.
Несколько секунд Каррас молчал, а потом изо всех сил закричал:
– Фрэнк, или я вас не расслышал, или вы решили надо мной подшутить?
– У вас есть магнитофон? – спросил Фэнк.
Магнитофон стоял на письменном столе. – Да, есть.
– Там есть кнопка реверса?
– А в чем дело?
– Есть или нет?
– Подождите. – Каррас раздраженно положил трубку на стол и снял с магнитофона крышку. – Такая кнопка есть. Но что все это значит?
– Поставьте пленку и проиграйте ее в обратную сторону.
– Что?!
– Там какие-то злые гномы. – Фрэнк рассмеялся. – В общем, вы прослушайте, а завтра побеседуем. Спокойной ночи, святой отец.
– Спокойной ночи, Фрэнк.
– Желаю вам хорошенько развлечься.
Каррас повесил трубку, разыскал нужную ленту и вставил ее в магнитофон. Сначала он просто прослушал ее. Покачал головой. Ошибки быть не могло: бред – и все.
Дэмьен промотал пленку до конца и включил ее в обратную сторону. Он услышал свой голос, произносящий слова наоборот. А потом голос Реганы – или еще кого-то – говорящий... по-английски!
...Marin, Marin, Karras, be us let us. [11]Английский. Какая-то чепуха, но на аглийском! К а к она это делает, черт возьми!
Он прослушал пленку, перемотал ее и поставил снова. Потом еще раз. И только после этого осознал, что слова тоже шли в обратном порядке!
Взяв бумагу и карандаш, Дэмьен сел за стол и начал записывать транскрипцию слов. Он работал увлеченно, то и дело щелкая выключателем магнитофона. Когда с этим было покончено, на другом листке бумаги он записал те же слова, только меняя их порядок в предложениях.
Наконец откинулся на спинку стула и прочитал все, что у него получилось.
...опасность. Но не совсем, (неразборчиво) умрет. Мало времени. Теперь (неразборчиво). Пусть она умрет. Нет, нет так хорошо! Так хорошо в этом теле! Я чувствую! Здесь (неразборчиво). Лучше (неразборчиво), чем пустота. Я боюсь священника. Дай нам время. Бойся священника! Он (неразборчиво). Нет, не этот, а тот, который (неразборчиво). Он болен. Ах, эта кровь, почувствуй кровь, как она (поет?).
На этом месте Каррас спросил: «Кто ты?» и ответом было:
«Я никто, я никто».
Тогда Каррас спросил: «Это твое имя?» – "У меня нет имени. Я никто. Нас много. Дай нам жить. Дай нам согреться в теле. Не (неразборчиво) из тела в пустоту, в (неразборчиво). Оставь нас, оставь нас. Дай нам жить. Каррас. (Мэррин? Мэррин?)...
Он вновь и вновь перечитывал написанное. Его пугали эти слова, казалось, что здесь говорят несколько людей сразу. В конце концов от многократного перечитывания текст превратился в бессмысленный набор слов. Каррас отложил листок и закрыл лицо руками. Это не неизвестный язык. Писать слова наоборот не считалось сумасшествием, и такое явление часто встречалось, но говорить!
