Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ) - Скидневская Ирина Владимировна

В случае наступления указанных обстоятельств срок выполнения сторонами своих обязательств по настоящему Договору отодвигается соразмерно времени, в течение которого действуют эти обстоятельства и их последствия.

4. Особые условия

4.1. В случае, если в процессе исполнения настоящего Договора здоровью Агента, по не зависящим от Принципала причинам, будет причинен какой-либо вред, Принципал не несет ответственности за наступление подобных последствий.

5. Заключительные положения

5.1. Настоящий Договор составлен в 2-х экземплярах и вступает в силу с момента его подписания обеими сторонами.

5.2. Договор может быть расторгнут досрочно лишь по взаимному согласию обеих сторон».

Вчера, ознакомившись с договором, Костромиров потребовал внести изменения в пункт 4.1. «А если вам потом крыша на голову рухнет или еще что, — заявил он — Такое бывает. А на Мальдивах и землетрясения случаются. Я не строитель и не могу ни проверить, ни тем более гарантировать надежность самого дома. Не-ет, давайте тогда запишем, что обе стороны не несут ответственности за возможный вред здоровью». Зять Сладунова резонно возразил, что в «особых условиях» речь идет о вреде, полученном во время исполнения договора, а не после. «Зачем вообще нужен этот пункт? — спросил тогда профессор. — Он мне не нравится». Раджиев спокойно пояснил, что это условие включено на случай аварии с самолетом и тому подобных обстоятельств, а также как страховка на случай неосторожных действий самого профессора. «Утонете во время купания. И такое бывает», — с холодной улыбкой предположил он. Но Горислав Игоревич заупрямился: «Не стану подписывать в этой редакции». Против его ожиданий Сладунов не послал все к чертям, а махнул рукой и велел Чингизу сделать так, как хочет профессор. И Раджиев послушно исправил договор прямо от руки; написал на полях «исправленному верить», и стороны поставили рядом свои подписи. Теперь пункт 4.1 звучал следующим образом: «В случае, если в процессе или сразу после исполнения настоящего Договора здоровью одной из сторон, по не зависящим от другой (противной) стороны причинам, будет причинен какой-либо вред, ни одна из сторон не несет ответственности за наступление подобных последствий». Прочитав это сейчас, на свежую голову, профессор осознал, что в результате правки пункт вышел еще более несуразным и даже двусмысленным.

Еще к договору прилагалась широкомасштабная карта Мальдивского архипелага, помеченная в правом верхнем углу как «Приложение № 1 к Агентскому Договору от 25.04.2012 г.»; остров Сладулин был обведен красным кружком; на нижнем поле карты имелась надпись: «Под объектом недвижимости, именуемым в настоящем Договоре «Домом», следует понимать как само принадлежащее Принципалу двухэтажное строение, общей площадью 660 кв. м, так и всю территорию острова Сладулин, входящего в состав островов Мальдивского архипелага».

«Ой, не нравится мне все это», — подумал Горислав Игоревич, и тут зазвонил телефон.

— Слушаю! — раздраженно рявкнул он в трубку.

— Здравствуйте, — ответил приятный женский голос. — Вы профессор Костромиров?

— Я-то профессор, а вы кто?

— Секретарь Бориса Глебовича Сладунова. Меня зовут Дина. Борис Глебович просил вам передать, что ваш самолет вылетает из аэропорта Домодедово сегодня в шестнадцать тридцать, рейс номер 9613 в Доху. Регистрация начинается за три с половиной часа.

— Почему в Доху? — удивился Костромиров. — Это же столица Катара.

— Все правильно. Просто вы летите на Мальдивы с пересадкой. Второй самолет рейса 8666 взлетает из Дохи в восемнадцать ноль-ноль по местному времени, и он доставит вас уже в Мале. Борис Глебович решил, что вам как человеку курящему будет тяжело лететь одиннадцать-двенадцать часов без пересадки. Хочу отметить, что оба самолета — повышенной комфортности, принадлежат авиакомпании «Катарские Авиалинии», так что полет не должен вас утомить. Билеты и письменные инструкции Бориса Глебовича вы получите непосредственно в аэропорту от Чингиза Тамерлановича Раджиева. Есть ли у вас вопросы?

— К вам нет, — только и нашелся ответить Горислав Игоревич.

Регистрация на рейс 9613 подходила к концу, и профессору вдруг чертовски захотелось плюнуть на все и уехать. Но природные обязательность и честность не позволили. Чингиз Раджиев явился, когда уже объявили посадку, извинился, сослался на «пробки» и вручил Костромирову два билета: один — до столицы Катара, а второй — из Дохи в Мале. И еще запечатанный конверт.

— В конверте письменные инструкции Принципала, — пояснил сладуновский зять-юрист, — ознакомитесь в полете.

Костромиров быстро прошел регистрацию и таможню, сдал багаж и, не заходя в дьюти-фри, погрузился на борт Боинга-777 катарских авиалиний. Самолет набрал высоту, улыбчивая стюардесса продемонстрировала, как следует себя вести в экстренных случаях. Когда разнесли прохладительные напитки, профессор решил, что пришло время ознакомиться с «инструкцией Принципала», и вскрыл конверт. Инструкция — четыре листа компьютерной распечатки — содержала следующий текст:

«Здравствуйте, Горислав Игоревич.

Если Вы читаете это письмо, значит, уже летите в сторону Мальдив, а потому имеете право знать некоторые специфические нюансы порученного Вам дела, о которых я (прошу простить) умолчал при заключении Договора. Нет-нет, не беспокойтесь, предмет Договора и общий характер Вашей миссии остаются прежними: Вам надо проверить, насколько приобретенные мною остров и усадьба пригодны для моего комфортного и безопасного проживания. И я по-прежнему надеюсь, что никаких особенных трудностей выполнение означенного поручения у Вас не вызовет, и Вы со всеми возможными удобствами сможете завершить свою монографию. Вот только в упомянутом выше предмете Договора акцент, пожалуй, следует сделать не на «комфортности», а на «безопасности». Однако все по порядку.

Дело в том, что у меня по жизни есть Враг. Этот Враг долгое время рядился в одежды друга, а может, поначалу и был таковым. Зовут его Муль Яков Семенович. Мы выросли вместе — в одном доме, в одном дворе Южно-Сахалинска; закончили одну школу. Потом наши пути разошлись. На долгих семнадцать лет. Жизнь снова свела нас, когда я, оставив пост в администрации губернатора Сахалинской области, только-только начал организовывать собственный бизнес по добыче трепангов. Так сложилось, что Муль уже некоторое время крутился в этой сфере, вот мы и решили организовать совместную компанию с долями участия пятьдесят на пятьдесят. В каких-то два года бизнес наш вырос, расширился, мы вышли на Китай, Японию и другие страны региона. А потом между нами пошли серьезные разногласия. Я полагал, что времена изменились, на Сахалине ловить больше нечего, и бизнес следует перепрофилировать и уводить на континент. Муля же все устраивало, и он не желал ничего менять. Тогда я предложил выкупить его долю по справедливой цене.

Он отказался наотрез. Короче, наши отношения — сначала деловые, а потом и личные — дали трещину. А тут еще, как на грех, в его семье случилось тяжелое несчастье: погибли жена и оба сына. После этой трагедии он совершенно забросил бизнес, но долю в компании отказывался уступать еще с большим, каким-то даже маниакальным упрямством. И вообще, я стал замечать, что с головой у него творится что-то не то. Поскольку все это реально вредило бизнесу, я вынужден был предпринять некоторые организационно-юридические меры и вывел Муля из состава участников компании. Не скрою, в результате этих мер (подчеркну, что с правовой точки зрения они были абсолютно безупречны, а с позиций бизнеса — совершенно оправданы) Яков потерял почти все. Но бизнес — дело рисковое.

Оставив компанию, Муль вернулся в свою изначальную профессию — пошел актерствовать в областной театр. Но вскоре запил, и его оттуда выгнали. Потом попал в «психушку», вышел и снова запил. По всей видимости, алкоголь окончательно доконал его психику, потому что в один прекрасный день он заявился ко мне и принялся угрожать, обвиняя во всех своих несчастьях, даже в смерти жены и детей. Разумеется, я выставил его за дверь. Тогда Муль среди бела дня, когда я выходил из офиса, бросился на меня с кухонным ножом. В присутствии кучи свидетелей. Охрана его, разумеется, скрутила. Суд признал его вменяемым (на мой взгляд, совершенно напрасно) и дал семь лет. Сам я, естественно, на том суде не присутствовал, но, как мне передали, в последнем слове Яков, вместо раскаяния, поклялся уничтожить меня и всех моих близких.