— Вы работаете у Святого Франциска? — спросил Ренни.
Субъект дернулся, словно мысли его были за тысячу миль отсюда. Он взглянул на Ренни и отвел глаза.
— В десятый раз — да.
Ренни уселся на стул напротив него и закурил сигарету.
— Из какого вы ордена?
— «Общество Иисуса».
— Я думал, Святым Франциском заправляют иезуиты.
— Это одно и то же.
Ренни улыбнулся.
— Знаю.
Субъект не стал улыбаться в ответ.
— Известно что-нибудь о Дэнни?
— Еще в операционной. Слышали когда-нибудь про отца Эда? Он был у Святого Франциска.
— Эд Даферти? Я с ним однажды встречался. В семьдесят пятом, на столетии Фрэнси. Он уже умер.
Субъект произнес волшебное слово — «Фрэнси». Только тот, кто там жил, называет его Фрэнси.
Ладно. Возможно, он в самом деле отец Уильям Райан из «Общества Иисуса», но это совсем не значит, что он не имеет отношения к тому, что случилось с парнишкой. Священники тоже сбиваются на преступную дорожку. Этот был бы далеко не первый.
— Послушайте, детектив Ангостино, — сказал отец Райан, — не можем ли мы побеседовать попозже?
— Аугустино меня зовут, и в таком деле не может быть ни «бесед», ни «попозже».
— Я уже вам сказал, это Герб. Муж. Герберт Лом. Это он. Вам надо...
— Мы его уже взяли, — сообщил Ренни. — Сейчас привезут сюда на обследование.
Сюда? — переспросил Райан. Усталость слетела с него в мгновение ока. В глазах появились признаки жизни. — Сюда? Оставьте меня наедине с ним в этой маленькой комнатке на несколько минут. Только на пять минут. На две. — Небьющаяся чашка вдруг разлетелась в его руках, выплеснув на него горячий кофе. Он этого даже не заметил. — На одну минутку!
Ладно. Возможно, священник не имеет отношения к тому, что случилось с парнишкой.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне всю историю целиком, — сказал Ренни.
— Я уже рассказывал дважды. — В голосе Райана опять зазвучала усталость. — Трижды.
— Да, но другим людям, не мне. Не мне лично. Я хочу сам услышать то, что вы расскажете. Прямо с того момента, как эти люди пришли к Фрэнси, и до того, как вы приехали сюда в «скорой». Все целиком. Ничего не упускайте.
И отец Райан начал рассказывать, а Ренни слушал, просто слушал, перебивая, только когда требовались разъяснения.
Особого смысла не прибавилось.
— Вы хотите сказать, — проговорил он, когда священник закончил, — что они брали ребенка домой на уик-энд, иногда на неделю сряду, и никто никогда его пальцем не тронул?
Обращались как с королем, по словам Дэнни.
— А когда усыновление было оформлено официально, этот парень искромсал мальчика на куски. В чем тут дело?
— Что это значит?
Это значит, что я облажался, вот что это значит, Ренни видел страдание в глазах отца Райана и сочувствовал ему. Он мучится по-настоящему.
— Вы провели все полагающиеся проверки?
Священник вскочил с диванчика и принялся мерить шагами маленькую комнатку, потирая на ходу руки.
— Все и более того. Сара и Герб выходили чище снега что идет сейчас на дворе. Но, оказывается, этого мало правда?
— Кстати о Саре — не предполагаете, где она?
— Возможно, мертва, а тело спрятано где-то в доме. Проклятие! Как я мог это допустить?
Ренни заметил, что он не пытается увильнуть от ответственности, не винит никого, кроме себя. Парень вроде бы настоящий. Не часто такого встретишь.
— Идеальных систем не бывает, — сказал Ренни, сознавая, что это весьма жалкая попытка утешить беднягу.
Священник взглянул на него, снова сел на диван и закрыл лицо руками. Но не плакал. Так они и сидели в молчании какое-то время, пока не появился врач в хирургическом одеянии — седеющий пятидесятилетний мужчина, который, может, и выглядел бы здоровяком после пробежек на поле для гольфа, а сейчас был весь бледный, обмякший, как тесто, и в поту, как после недельной попойки.
— Мне нужен тот, кто привез Дэнни Гордона. Кто из вас?..
Отец Райан вдруг оказался на ногах прямо перед врачом.
— Я! С ним все в порядке? Он выжил?
Врач сел и вытер рукой лицо. Ренни заметил, что рука дрожит.
— Никогда в жизни не видел ничего подобного этому мальчику, — произнес он.
— Никто никогда в жизни не видел! — крикнул священник. — Но он будет жить?
— Я... я не знаю, — сказал врач. — Я имею в виду не раны. Я встречал людей, покалеченных еще хуже в автомобильных авариях. Я имею в виду, что он должен быть мертв. Он должен был быть мертв, когда вы его сюда везли.
— Да, но он не был, — сказал отец Райан, — так в чем же...
— Дело в том, что он потерял слишком много крови, чтоб выжить. Вы его нашли. Много там было крови?
— Сплошь залито. Я, помню, еще подумал, что никогда не воображал, что в человеческом теле столько крови.
— Правильно подумали. А когда вы его обнаружили, кровь еще шла?
— М-м-м... нет. Я тогда не обратил на это внимания, но теперь вспоминаю... нет. Кровотечения не было. Я решил, что из него вся кровь вытекла.
— Точно! — подтвердил врач. — Именно так и случилось. Из него вытекла вся кровь. Вы слышите, что я говорю: в теле мальчика не было крови, когда вы его сюда привезли! Он был мертв!
Ренни почувствовал, как спина у него леденеет. Этот док похож на свихнувшегося. Может, он в самом деле после попойки.
— Но он был в сознании! — крикнул отец Райан. — Он стонал!
Врач кивнул.
— Знаю. Он оставался в сознании в течение всей операции.
— Иисусе! — охнул Ренни, чувствуя, будто кто-то двинул ему кулаком в живот.
Отец Райан рухнул назад на диван.
— Мы не нашли ни одной вены, — говорил в пустоту доктор. — Все плоские и пустые. Такое бывает при гиповолемическом шоке [19] , но мальчик не был в шоке. Он был в сознании и плакал от боли. Так что я сделал разрез, обнажил вену и ввел катетер. Пытался добыть каплю крови для анализа, но вена была сухая. Тогда мы принялись быстро вводить декстрозу [20] и физиологический раствор и переправили его наверх, чтобы начать зашивать. И там уже развернулось истинное безумие.
Врач помолчал, а Ренни увидел на его лице выражение, которое замечал иногда у старых копов, оттрубивших лет по тридцать, вообразивших, что все уже повидали и больше ничто никогда их не удивит, а потом жесточайшим образом убеждавшихся, что город не обнажает до конца свою изнанку и всегда держит кое-что про запас для умников, вообразивших, что все уже повидали. Этот док наверняка воображал, что уже все повидал. А теперь убедился, что это не так.
