Песня кукушки - Хардинг Фрэнсис

Она чуть не выпрыгнула из кожи, когда из дома послышался громкий крик отца.

— Я нашел ее! — В голосе угадывалось напряжение и едва сдерживаемый гнев.

Сердце Трисс упало. Но отец вынес на свет солнца не Ангелину. Это оказалась залитая слезами Пен. Девочка вопила и пыталась ударить отца пятками по коленям.

— Она пряталась на чердаке.

— Я не поеду! — Слова Пен можно было понять с трудом. Ее приступы ярости сопровождались гримасами и топаньем ног. Обычно она кричала до хрипа, и ее неразборчивые слова терялись в торнадо ее злости. — …Увидите, она лжет… вы не заставите меня сидеть с ней… всех вас ненавижу!

Трисс скользнула на заднее сиденье через одну дверь, а Пен засунули через другую. В машине Пен с враждебным видом свернулась в тугой клубок и прижалась к двери, чтобы оказаться как можно дальше от Трисс. «Она считает, что я притворяюсь больной, — вяло подумала Трисс. — Притворяюсь, чтобы привлечь внимание. Внимание, которое хочет заполучить она. Если бы только она была права». Отец Трисс сел на водительское сиденье и повернул ключ. Раздался негромкий визг, потом двигатель фыркнул и заурчал. Наконец, наконец-то они поехали.

Семейным автомобилем был блестящий «санбим» мятного цвета с фарами, похожими на удивленные круглые глаза. День был ярким, поэтому крышу машины опустили, и Кресченты ехали под открытым небом и солнцем. С почти болезненным облегчением Трисс наблюдала, как их коттедж исчез вдали, и вот они уже неслись по дорогам на головокружительных тридцати милях в час. Волосы Трисс развевались вокруг лица, и по мере того как место преступления оставалось все дальше, узлы в ее желудке ослаблялись. Может быть, болезнь тоже можно оставить позади, точно как плохо припрятанный трупик.

Холмы вставали под ними дыбом, словно дурные ослы, а дорога извивалась, будто пытаясь их сбросить. Склоны изгибались, вздымались и опускались по бокам машины. Потом промелькнул написанный белой краской знак. Оксфорд туда, восемьдесят пять миль, Элчестер сюда, двадцать миль. Трисс прислонилась щекой к прохладной деревянной панели на двери автомобиля, цепляясь за знакомые ощущения. «Я в безопасности. Я еду домой, в Элчестер».

Первое, что бросается в глаза на подъезде к Элчестеру, — это мосты под общим названием «Три Девы».

Самая впечатляющая из Дев пересекает широкое устье реки Эл одним длинным элегантным пролетом, изящная арка моста, покрашенная в песочно-золотой цвет, на фоне сверкающей голубой воды видна на мили вокруг. Второй мост вытянулся высоко над городом, поддерживаемый восемью элчестерскими холмами, один из которых недавно был увенчан зданием из бледно-розового камня в форме пирамиды — строящимся вокзалом. Последний мост соединяет город с противоположным склоном долины. Все три моста поддерживают в воздухе недавно построенную железную дорогу.

Все сходились на том, что до сооружения Трех Дев Элчестер был «на спаде», что означало медленную и печальную гибель — так разрушается замок из песка под каплями дождя. Потом Пирс Кресчент выступил со своими планами по строительству Трех Дев и продемонстрировал, что, несмотря на наступающую реку и неудобные холмы, в Элчестер можно проложить железную дорогу. Все называли мосты чудом инженерной мысли. Они всё изменили, деньги поплыли в город рекой, и теперь Кресчент был одним из самых известных и уважаемых людей в Элчестере.

При виде Трех Дев Трисс всегда охватывала гордость. Когда «санбим» повернул на широкую магистраль, идущую вдоль сверкающей глади Эла в сторону нахохлившейся серо-черепичной громады Элчестера, она вертелась до тех пор, пока могла держать в поле зрения мосты. Но сегодня ощущение теплоты сменилось горьким послевкусием, когда она вспомнила подслушанный разговор и газетную статью. Если кто-то действительно пытался напугать отца, имеет ли это отношение к его работе?

Отец Трисс не поехал в суетливое холмистое сердце Элчестера с его лабиринтом мостов и зигзагами лестниц. Вместо этого он свернул в более спокойные районы, где аккуратными квадратами стояли большие трехэтажные дома и у каждого был маленький парк. «Санбим» въехал в один из таких парков, и Трисс на заднем сиденье медленно выдохнула. Дома.

Трисс вошла следом за членами семьи в дом, и ее сердце упало. Она ожидала, что, как только она вернется, все сразу встанет на свои места. Переполненная вешалка для шляп, вощеный паркетный пол и приглушенно-желтые обои в китайском стиле были знакомы или казались знакомыми, но внутри ничего не щелкнуло.

— О боже, кто это натворил? — Мать Трисс указала на комья земли на гладком чистом полу. — Кто из вас забыл вытереть ноги? Пен?

— Почему ты смотришь на меня? — взорвалась Пен, однако ее яростный взгляд был направлен на Трисс, а не на мать. — Почему все всегда думают, что это я?

Она с грохотом взлетела вверх по лестнице, и послышался стук сердито захлопнутой двери. Мать вздохнула.

— Потому что это всегда так, Пен, — утомленно пробормотала она, потирая переносицу.

— Маргарет позаботится об этом завтра, когда придет, — сказал Пирс, успокаивающе кладя руку на плечо жены.

Маргарет — женщина, которая приходила к Кресчентам по утрам на пару часов, чтобы прибраться.

— О, надо предупредить Маргарет, что мы рано вернулись, — вздохнула мать. — Найти кухарку и сказать ей, что мы уже дома и она нам нужна. Я сказала, что она может взять отпуск на несколько дней, пока мы в отъезде, и если она уехала к сестре в Честерфилд, не знаю, что мы будем делать. Надо убедиться, что эта девушка, Донован, выехала, и написать в агентство по найму с просьбой найти другую гувернантку. И если я не пошлю весточку мяснику и пекарю, завтра нам ничего не привезут.

В памяти Трисс что-то шевельнулось. «Девушка Донован» — это мисс Донован, последняя гувернантка дочерей Кресчент, которую только что уволили за ветреность. Предыдущие гувернантки получали замечания за «молчаливую надменность», «излишнюю самоуверенность» и за то, что водили девочек в музеи и парки, где Трисс могла простудиться. Трисс больше не волновалась по поводу гувернанток. Если она позволит себе привязаться к кому-то из них или стараться хорошо делать уроки, она будет тосковать, когда они уйдут.

— Селеста, — тихо проговорил отец с нарочитым спокойствием, — может быть, первым делом ты хочешь посмотреть, не пришли ли новые письма, пока мы были в отъезде?

Мать бросила вопросительный взгляд в сторону пустой корзины, где собиралась домашняя почта, потом в ее весенне-голубых глазах мелькнуло понимание. Она облизнула губы и повернулась к Трисс с теплой мягкой улыбкой.

— Милая, ты не хочешь подняться наверх, разобрать вещи и прилечь отдохнуть?

Само воплощение покорности, Трисс кивнула и направилась к себе. Однако, выйдя на лестничную площадку и оказавшись невидимой для родителей, она остановилась. Опять это. Разговор за ее спиной. Жуя губу, она открыла и закрыла ближайшую дверь, изображая, что входит в комнату. Прислонившись к стене, она ждала и вскоре была вознаграждена звуком голосов.

— Пирс, ты имеешь в виду те письма? Я думала, мы договорились, что больше не будем читать письма от того человека…

— Я знаю, но прямо сейчас нам надо понять, это он напал на Трисс или нет. Если он пытается запугать меня, возможно, там будет письмо от него самого, а не как обычно. Если он отправил в наш адрес угрозы или требования, по крайней мере, мы будем знать.

Услышав шаги по ступенькам, Трисс собралась бежать, и ее охватила паника, просочившаяся в нее, словно холодная вода в туфли. «Какая из этих комнат моя?» Но нельзя было терять ни минуты. Шаги приближались к лестничной площадке. Трисс открыла ближайшую дверь, юркнула внутрь, быстро и аккуратно прикрыв ее за собой.

Темную комнату освещали только солнечные лучи, едва проникавшие сквозь плотные янтарно-желтые занавески. Воздух пах усталостью, как пахнут старые вещи, аккуратно сложенные в ожидании особого случая, который так и не наступает. Трисс затаила дыхание и прижалась ухом к двери. Снаружи донеслись звуки шагов, поднимавшихся по лестнице, тяжелых шагов, по которым она поняла, что это отец. Вскоре она услышала, как он разговаривает в кабинете своим громким, ясным «телефонным» голосом. Телефон в доме появился относительно недавно и все еще раздражал своей новизной и резкими настойчивыми звонками. Иногда было такое впечатление, будто отец Трисс считал, что должен подавить его силой характера, на случай если телефон захочет завладеть домом.