– Вряд ли это надолго. Если Павлик станет орать, как в роддоме, соседи полицию вызовут. Правда, соседей у нас мало, – вспомнил Игорь. – Говорят, не все квартиры распроданы. У старого мистера Кейна не все дома, знаешь ли.
– Все у него в порядке. Два «Оскара», между прочим. И вообще, никто ничего не услышит, – уверила Оленька. – Чувствуешь? Мы здесь как будто в другом измерении.
– В далекой-далекой галактике?
– Да! И здесь будет наша планета, наш маленький мир, отдельный от всех. Уютный и тихий, где есть только ты, я и Павлик. Идеальный мир для идеальной семьи.
– Давай же его изучим, малышка. Держи мою руку, я покажу тебе чудеса. – Кончики ее пальцев нежно касались кожи, прячась в его ладони. – Наша кухня. Как тебе?
– Большая, как ты и говорил.
– Всегда о такой мечтала, не правда ли?
– Буду тебе готовить все, что ты любишь.
– Ты же не умеешь.
– Я научусь.
– Ловлю на слове! Далее, как видишь, удобства. Ванная. Ну здесь еще не все так совершенно. Но мы сделаем ремонт.
– Мы сделаем ремонт, – хихикнула Оленька, передразнивая мужа.
– Двигаемся дальше! Из этой комнаты, подозреваю, получится неплохая гостиная.
– Будешь здесь пиво пить с друзьями. С Мишкой своим.
– И с твоим батей, любимая. Иногда.
– Только если иногда!
– Даю тебе слово.
– Беру его. А еще бабушка с дедушкой могут играть тут с внуком, места всем хватит.
– Ну, если Джабба Павловна скинет килограмм двадцать, то, наверное, поместится.
– Прекрати. – Она пихнула его кулачком в бок. – С ней тяжело, но она все-таки моя мама.
– Прости, Ольчик, не удержался… Александре Павловне я буду вечно признателен уже за то, что она тебя на свет родила, поверь. Так, а здесь у нас будет спальня.
– Но тут даже кровати нет!
– Я уже заказал, как и еще кое-что из мебели. Прежний хозяин спал в другой комнате.
– А что с ними стало, кстати, с хозяевами?
– Ну… – Игорь осекся, думая над ответом. Вряд ли стоило вываливать на жену небылицы, рассказанные девчонкой-риелтором. По крайней мере сейчас.
Беременность проходила тяжело, пришлось делать кесарево. Врачи советовали маме и новорожденному задержаться в больнице чуть дольше положенного, но Оля уверяла, что чувствует себя прекрасно, и горела желанием скорей оказаться в их новом доме. Тем не менее она до сих пор принимала витамины пачками, и он вовсе не хотел лишний раз ее волновать. Поэтому соврал:
– Я точно не знаю, малыш. Вроде как в Израиль на пэ-эм-же перебрались.
– То есть это у нас по-настоящему кошерная квартира.
– Была, но теперь-то здесь русский дух. Чуешь?
– Мы оба его почуем, когда придется менять пеленки…
– К слову, о наследнике. – Он толкнул еще одну дверь, открывая перед женой самую важную, по его мнению, комнату. – Как насчет того, чтобы обустроить тут детскую? Павлу Игоревичу будет комфортно…
– Обои надо бы поменять, – заметила она, придирчиво осмотрев помещение. – И еще. Под этим старым-престарым диваном наверняка прячутся злые-презлые буки.
– Никак нет, я проверил. А рухлядь эту все равно придется отправить на свалку.
– Ну вот, чуть что, так сразу «рухлядь», «на свалку»… – Оленька провела ладонью по пыльному подлокотнику. Затем присела на краешек дивана, утянув мужа за собой. – По-моему, старый тюфяк еще способен нам пригодиться. Как минимум его надо достойно проводить в последний путь.
– На что это ты намекаешь…
– Почему нет? – извернувшись, она ловко оседлала Игоря. Его руки оказались у жены на бедрах. – Ты ведь этого так долго ждал… Ждал ведь, ждал? Признавайся!
– Само собой. Но разве нам уже можно?..
– Существуют разные способы, мой падаван, – шепнула Оленька, прижав губы к его уху.
Воздержание затянулось, в этом Оля была права на все сто. От еле сдерживаемого желания кружилась голова. Почувствовав ее пальцы у себя в паху, он громко застонал и откинулся на спину. В воздух взметнулась пыль, защекотала в носу, попала в глаза. Пахнуло чем-то приторно-сладким.
Игоря замутило. Рассредоточенный взгляд остановился на дальнем верхнем углу комнаты. Там, под потолком, раскинул тенета паук. Игорь с детства терпеть не мог пауков. Хотел было указать жене на неприятного свидетеля их любовных затей, потянулся вперед рукой, но тут в спину острым когтем вонзилась старая пружина. Ладони жены давили на него сверху, ее рот пожирал его. Он подумал о черной вдове, паучьей самке, убивающей самца сразу после совокупления. Опустил взгляд на Олю, затылок которой плавно покачивался у него над животом. Обычно она стриглась коротко, но, пока лежала на сохранении, надолго забыла про парикмахеров и стилистов. Волосы отросли, и теперь непослушные длинные пряди, светлые у корней и темные на окрашенных кончиках, свободно спускались вниз, закрывая от него лицо любимой.
«Эта квартира принадлежит вам», – сказала Ирина Корост напоследок, прежде чем сунуть в руки Игорю экземпляр договора.
На мгновение показалось, что он снова слышит ее голос, будто прорывающийся сквозь деловитое сопение Оли. Будто это не Оленька, а Корост уткнулась лицом в его чресла. Меж длинных прядей мелькнула серая ниточка паутины.
Неожиданно накатила волна мощного, едва ли не животного возбуждения. Игорь, стиснув зубы, глухо застонал.
«Эта квартира принадлежит вам».
Женщина у него в ногах подняла голову и широко улыбнулась, демонстрируя неестественно острые, акульи зубы.
«А вы и ваша семья принадлежите ей».
Он зажмурил глаза, чтобы избавиться от морока. Одновременно внизу живота словно что-то взорвалось. Игорь задрожал в конвульсиях и кончил, бурно и обильно, но без какого-либо удовольствия. Во время оргазма ему казалось, что из него извергаются клейкие ленты паутины. Пружины старого дивана, как жадные паучьи лапы, царапали спину в кровь.
Старая рухлядь (I)
Через неделю он заглянул в дом уже без жены. Новоиспеченная мама и сын продолжали гостить у ее родителей, а Игорь, предпочитавший как можно реже видеться с тещей, решил пока навести в жилище порядок. Хлестов, добрая душа, изъявил желание помочь, но освобождался лишь вечером, когда заканчивал работу маленький сервисный центр, принадлежавший им обоим. Игорь, чтобы не терять время, воспользовался такси и явился раньше, по дороге заскочив в магазин «Все для дома».
На район опускались сумерки. Тень от здания накрыла маленький дворик, лишь в паре окон на четвертом этаже горел свет. Их квартира была выше и левее, ближе к растущим в торце дома березам. На лавке у входа, как сторожевая собака возле будки, сидела, опершись обеими руками на клюку, древняя на вид старуха. Глубокие морщины рассекали суровое лицо с крупными, будто вырезанными в камне, чертами. Глаза соседки покрывала белая пленка.
Игорь встал рядом, чтобы перевести дух. Поставил пакеты с инструментами на лавочку. В темное время суток здесь было еще по-мартовски прохладно, и он снова хотел курить.
Просто чтобы отвлечься, Игорь сказал старухе:
– Доброго вечера.
Если бы та ответила ему жестом из старого кино про индейцев, подняв ладонь, он бы воспринял это как должное. Как, бишь, назывался тот фильм с Гойко Митичем?.. Оля бы вспомнила наверняка. Однако смахивающая на индейский тотем старуха не двигалась, продолжая пялить зенки в сторону белеющих в сумраке березовых стволов.
– Мы здесь новенькие, – сказал Игорь. Извиняющийся тон собственного голоса показался ему донельзя глупым. – Скоро въезжаем.
Не выдержав, он достал сигарету, принюхался. Услышав шорох, старуха, которую он уже готов был счесть не только слепой, но и глухой, ожила. Отлепила тяжелую сухую ладонь от навершия клюки, вытянула в его сторону:
– Подкури.
Простенькую газовую зажигалку Игорь хранил внутри пачки. Чиркнув для проверки, сунул ее и мятый цилиндр «Винстона» в грубые, скрюченные артритом пальцы.
– Раскурите сами, я бросил.
Старуха жадно пихнула в пасть сигарету, нащупала колесико зажигалки, высекла со второй попытки искру. Глубоко затянулась, выпустив белесую, цвета ее зрачков, струю в его сторону. Интерес к Игорю у нее на этом иссяк. Сам он отвернулся, чтоб лишний раз не дышать дымом, окинул взглядом темную громаду здания в поисках окон своей квартиры.
