И очнулся.
Оля по-прежнему лежала рядом. Где-то около них в своей переноске мирно дремал, объевшись печеночным паштетом с общего стола, новый член их семьи, которому еще только предстояло дать кличку. И Павлик – Павлик наверняка спал… в своей комнате.
На улице уже светало. Взглянув на экран айфона, Игорь понял, что проспал на работу.
Электронный будильник звонил и звонил, но звука все не было.
Хлестов (I)
– В вашем доме на первом этаже человека убили.
– Прикалываешься? – не поверил своим ушам Игорь.
Но Хлестов настаивал:
– Да, убили, пару лет назад. Изрядно порезали прямо в квартире. Об этом они тебе ничего не сказали?
– Кто «они»? – Из-за недостатка сна соображал Игорь туго.
Он весь день возился с планшетом от «Эппл», который принесли в мастерскую утром, – плевое вроде дело, разъем поменять, но в последнее время у него все валилось из рук, и простейший ремонт занял несколько часов. Когда позвонил Хлестов, он уже собирался закрывать контору и двигать домой. Впереди еще сорок минут в подземке, которых он ждал, по которым томился: там, в метро, можно чуток вздремнуть.
– Не тупи, чувак. Ребята из конторы, что продали вам эту квартиру. Они ничего тебе не сказали об этом происшествии?
– Нет, только о самоубийце… Ну бывшем владельце, – слово «хозяин» Игорь теперь старался не использовать. – В общем, я не в курсе, поясни.
– Да я тоже всех деталей не знаю. Только то, что писали в криминальных сводках. Сам понимаешь, окраина – не столица. Мало кому интересна чья-то смерть в жопе мира, когда тут под боком каждый божий день случаи пострашнее. Если б поп-звезда какая откинулась или теракт, тогда другое дело, поднялась бы шумиха. А тут – убили и убили. Похоже на бытовуху – много ранений, резаные раны… Так это в прессе описывали.
– Убийца. Его нашли?
– Неизвестно. В смысле, новостей об этом нет. Но, сам понимаешь, прессу интересует чернуха, сам факт убийства, а не то, чем следствие заканчивается через год-другой.
Игорь устало вздохнул:
– Окей. Я позвоню этой Корост, риелтору. Видал ее, кстати, на днях, трется у дома. Словно что-то высматривает тут у нас, черт ее знает что.
– Даже так? Интересно… Но ты погоди, не звони никуда.
– Почему?
– Пока не звони, да и вообще не говори с ней об этом, даже если встретишь. Еще наговоришь лишнего, дров наломаешь… Мало ли какие у дамы дела? Ты же сам рассказывал, что в доме не все квартиры проданы, вот и суетится процента ради. Лучше дай мне ее номер, я сам и звякну попозже. Только сначала инфы еще нарою. Глядишь, компромат какой всплывет.
Игорь усмехнулся:
– Тебе там со скуки заняться нечем, что ли? Эркюль Пуаро питерский…
– Не ради тебя стараюсь, муфлон. Ради Ольги. Она, кстати, всегда говорила, что я похож на Дауни-младшего в «Шерлоке».
– Если только ты его съел целиком.
– Хорошего человека должно быть много. Тебе, доходяге, не дано, вот и завидуешь.
– Спасибо, хороший человек, – искренне поблагодарил Игорь. – Как нога-то, заживает?
– Скоро бегать на спринтерские дистанции буду.
– Похудел на больничных харчах?
– Не дождетесь. У меня, чтоб ты знал, и без того идеальная фигура. Врачихи без ума.
– Ты любого с ума сведешь.
– Я ж говорю, хорошего человека… Ладно, ты-то сейчас куда?
– Домой, – почти простонал он.
– Что-то не слышу особого энтузиазма в голосе. У вас все нормально?
– Да так… Малой спать не дает. Ни мне, ни матери.
– Так почему бы на время не вернуться к ее родителям?
– Чтоб и они не спали? Пожалей стариков.
– А ты себя пожалей, пацан. И жену, – тяжело засопел Хлестов. – Уезжали бы вы из этой квартиры… Сам же видишь, не все там чисто.
– Ты опять? Хлестов, я думал, мы эту тему за крыли.
– Мне так тоже казалось, но… Удалось выяснить кое-что еще насчет вашего дома.
– Что же?
– Пока рано рассказывать. Я тебе говорил, что скоро уже на ноги встану?..
– Да, обещал выйти на беговую дорожку.
– Вот первым делом побегу к одному гражданину из отставных. Пообщаться о тех ребятах, что строили ваш райский уголок. Помнишь, я говорил, что дом отгрохали в девяностые?
– Припоминаю… Хотели целый комплекс забабахать, но что-то там не срослось. Там что, криминал замешан какой-то?
– В правильном направлении мыслишь, чувак. Вот насчет того, почему не срослось, я и выясню. Чувак, – голос в трубке стал тише и серьезней. – Обещай, что будешь присматривать за Ольгой и сыном.
– Мне вообще-то работать нужно, пока ты в больничке прохлаждаешься. Теща кота подарила, вот он пускай и присматривает.
– Кот – это, конечно, хорошо. Это вот прям-таки панацея от всякой нечисти, – разочарованно прошипел динамик айфона. – Знаешь, Кривцов, а ты обезьяна.
– А ты козел. Старый одноногий козел.
– Спасибо. Только я не про настоящих зверей. Я про тех обезьянок, которыми раньше на Арбате торговали вместе с матрешками и прочим сувенирным дерьмом. Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле – это про тебя, чувак. Так что у вас там уже зверинец – коты, обезьянки, младенцы…
Звуки, которые были
Плач Павлуши разбудил Оленьку. В очередной раз.
В очередной раз она пожалела, что мужа нет дома. Пожалела, что они съехали от родителей, и едва ли даже не о том, что вообще согласилась рожать. Эта неделя стала для нее настоящим адом, хотя раньше ей казалось, что она к нему готова. Думала, сможет писать статьи о кино и сериалах в перерывах между кормлениями и сменой пеленок, что ей хватит на это сил, ну а если не хватит – всегда можно включить плеер в ноутбуке и в надцатый раз пересмотреть, как «Империя наносит ответный удар».
Не получалось. Получалось спать урывками, но это сложно назвать сном. Она проваливалась в дрему, как будто падала в обморок, чтобы через минуту-другую прийти в себя с больной, кружащейся головой и красными глазами, кожа вокруг которых постоянно чесалась. Оленька принимала успокоительное, пачками глотала витамины и обезболивающее, но лучше от этого не становилось, только во рту сохранялся горьковатый привкус лекарств, и все вокруг виделось в минуты бодрствования как в тумане.
Сын и кот не давали и получаса покоя. Чуба – они назвали котенка Чубаккой, и это, конечно, была ее идея – хотел жрать и гулять, мяучил и устраивал погромы в отведенной ему под игры гостиной. Но это-то как раз поправимо, муж уже записался на прием к ветеринару. Труднее с малышом – младенца не кастрируешь. Правда, Оленька уже несколько раз ловила себя на мысли (пускай и думала об этом не всерьез, но ведь думала же), что операция по удалению голосовых связок не помешала бы.
Павлик все время плакал. Вот и сейчас он не просто ревел. Он выл, истошно и заунывно, как какой-нибудь мстительный ирландский дух… как предвещающая смерть банши – она видала пару отвратительно дешевых фильмов на эту тему. Жуткий вой разрезал тишину квартиры, как нож бумагу, вгрызался в уши и буром ломил лобную кость.
– Тише, тише, я сейчас… – шептала Оленька, заставляя себя разлепить веки. Поднявшись с кровати, на ощупь нашла тапочки, сунула в них ноги. – Да ТИШЕ же, Господи!
Постродовая депрессия. Кажется, так это называется. Не слишком ли рано?.. Она понятия не имела. Все, о чем Оленька читала во время беременности, все, что учила, к чему себя готовила, – все пропало, увязнув в полуобморочном бреду, в котором она пребывала каждый божий день из-за постоянного недосыпа и поедаемых пачками таблеток.
Павлик не унимался.
– Ладно-ладно, миленький, сейчас мамочка придет, пеленочки поменяем, молочка нагреем, покушаем… – Бормоча под нос эти нехитрые заклинания, Оленька сделала несколько шагов из спальни к коридору, ведущему в детскую. Обрывки сна покидали голову, оставляя после себя болезненную, ноющую пустоту.
Боже, почему Игорь так долго торчит на работе?! Без него так пусто, так одиноко… Она чувствовала себя в квартире как в тюрьме, зверьком в ловушке. Хотелось отгрызть себе ногу и освободиться из капкана. Это старым девам, вроде той бабки, что где-то по соседству в доме обитает, кошки заменяют мужчин. Для нее же Чубакка, милый, глупый, лохматый Чуба, всего лишь дополнительная обуза. Будто еще один младенец, которого тоже нужно поить и кормить и который тоже действует на нервы. Надо, кстати, наполнить миску и вычистить лоток. И стоит принять еще пару таблеток обезболивающего, иначе она просто не выдержит. Но сначала Павлуша – прежде всего нужно позаботиться о ее маленьком плаксивом чуде.
