Багрянец - Нэвилл Адам

Где же полиция?

На дороге ворота зазвенели, цепь ударилась об асфальт, петли застонали, и ворота распахнулись. Мотоциклист вернулся на место, мотор проснулся, и мотоцикл с ревом понесся дальше.

Хелен выдохнула, обмякнув от облегчения, и попыталась перелезть через ограду на случай, если кто-то еще пойдет по дороге.

Сделать это было нелегко: проволока впивалась в ладони и тряслась под ее весом, стремясь скинуть женщину в ожидавшую ее крапиву. Наконец Хелен удалось схватиться за ближайший деревянный столб и скорее упасть, чем перелезть.

Она присела на корточки в крапиве и колючках по другую сторону, а кожу под волосами головы кололи ледяные иголки пота.

Мотоциклист спешил: он дал полный вперед в сырую даль, где теперь раздавался свист. Должно быть, от кого-то убегал. Неудивительно – ведь приехала полиция.

Хелен вгляделась в лес перед собой – кустарники редели и уступали беспорядочно разбросанным деревьям.

Она углубилась в толстые колючие ветви, чтобы лучше скрыться. Хелен присядет здесь на корточках и спрячется, а скоро из полиции прибудет подкрепление. Она видела, как констебль позвонила по рации, прежде чем гнаться за Ричи и красномордым клоуном.

Но этот крик? Его словно вырвали из чьего-то горла, пока вокруг почему-то играли и пели. Что за чертовщина здесь творилась?

Вдали продолжалась игра дудок и вой, приглушенные деревьями и густым подлеском. Хелен не могла подавить подозрение, что прибыла на жуткую ферму в самом разгаре некоего события; даже лес сохранял загадочную зловещую тишину, словно остановил все свои дикие дела и следил за ее неловким появлением.

Брикбер, Редстоун и места вокруг с самого начала показались ей странными – очаровательными, безумными, зловещими и враждебными. Конечно, городская девушка Хелен не могла не оказаться в подобной среде чужой, не в своей тарелке; но глубочайший инстинкт говорил ей, что это место было неправильным на более фундаментальном уровне, не просто из-за сумасшедших в красной краске и убийц на лодках.

Хелен ждала, прикусив губу, как загнанный зверь. С навеса над ней капала вода; влажный, темный, пахнувший перегноем воздух вокруг если и прятал, то никак не успокаивал. Невозможно было даже представить, что земля здесь бывает сухой. С полей в долине доносился запах звериного навоза; над ними нависла грозовая туча, и с ней, невзирая на полдень, совершенно точно наступили сумерки. Под листвой деревьев свет стал еще слабее – Хелен пригодился бы фонарь. Она отгоняла детский страх того, будто проклятие этой земли не поддавалось разумению.

Хелен продолжила углубляться, переходя от одного ствола, покрытого скользким лишаем, к другому, по колено в крапиве и сухостое, чтобы лучше спрятаться. Тут раздался рев второго приближающегося по частной дороге мотоцикла, и она пригнулась.

Этот мотоцикл не стал останавливаться у открытых ворот, а только чуть затормозил и, как и его предшественник, повернул на запад. Хелен смогла разглядеть только желтые вспышки между ветвей и зелени – ни мотоцикла, ни наездника. Но они ее не искали.

За мотоциклами последовал другой транспорт – через ворота прошла одна, две, три машины, одна из них – полноприводная. Вскоре за ними протарахтел белый фургон «Лутон». Полиция явно что-то разворошила: здесь оказалось слишком много людей, чтобы всех их арестовать или контролировать, и многие из них сейчас, должно быть, бежали от закона.

Шум моторов затих, и на смену ему в пустом сером воздухе над фермой пришел другой: глухой мужской голос издавал примитивные звуки, имевшие своеобразный ритм, будто заклинание. Женский голос выл, как ближневосточная плакальщица, собаки не переставали злобно лаять.

Там было двое полицейских – почему они это не прекратили?

«Полицейских меньше».

Перед глазами Хелен встал образ молодых аккуратных, опрятных констеблей, которых окружили. «Хотя кто или что?»

Хелен мало чем могла им помочь – слабость от испытания морем до сих пор не прошла. Врачи решили, что сил ей хватит только на то, чтобы сидеть в машине с печкой и постоянно пить воду. Задача Хелен заключалась в том, чтобы определить место и указать пальцем на любого, как она подозревала, замешанного в ее похищении и покушении на ее жизнь, и это Хелен выполнила. Тем утром температура ее тела стабилизировалась, и все равно драться она бы не смогла.

Хелен слушала стук дождя по листьям и собственное хриплое дыхание под капюшоном. «Что делать?»

Потребность узнать, почему ее бросили в море и убили ее младшего брата, столкнулась с осторожностью.

Не нужно рисковать и слишком близко подходить к крикам и дыму: если Хелен будет наблюдать за происходящим из укрытия в лесу, то, по крайней мере, сможет стать свидетелем. Полицейские ведь помогли ей, а теперь и бросились на женский крик не задумываясь, рискнув собственной безопасностью. Хелен тоже должна была что-то сделать; она продолжала двигаться сквозь деревья.

Еще тридцать метров через заросли, и она увидела крышу грязной огромной фермы неподалеку оттуда, где ее задержали селяне с аристократическим акцентом и их псы.

Подкравшись ближе к дороге, Хелен обнаружила, что перед зданием не было ни людей, ни собак: все происходило гораздо дальше по частной дороге, там, куда взгляд не доставал, – возможно, в эпицентре раскатов под ее ногами.

Вскоре Хелен поняла, что с трудом может разглядеть что-либо на несколько метров в любом направлении, и испугалась, что сейчас солнце полностью погаснет. Подняв глаза, она вспомнила, как в 1999 году видела солнечное затмение во время отпуска в Фалмуте. Эпохальный миг, преждевременная ночь, мощный порыв холодного ветра, заставивший замолчать всю землю Корнуолла вокруг, – все это вызвало в сердце Хелен укол космического ужаса, сбив дыхание. Линкольна же эта мгновенная тьма посреди дня заворожила.

В отличие от того случая в Фалмуте, сейчас Хелен слышала среди внезапной неестественной тьмы в Редстоуне звуки с последней записи Линкольна.

Нечеловеческие вопли на этот раз гораздо громче: далекое «йип-йип-йип», почти похожее на речь, – пока не сменилось жутким хохотом. В определенно нечеловеческом голосе все же слышался некий смысл, и Хелен подумала о диких обезьянах. Пугающее лепетание заглушило человеческие крики и дудочки – они словно потрясенно замолкли перед этими экзотическими возгласами.

Там этих животных было несколько, и для таких криков они должны быть весьма крупны и иметь объемные легкие. Возможно, на ферме держали какой-то вид гигантских кошек?

Или все-таки огромную обезьяну, голос которой исказился и усилился в долине внизу, – по крайней мере, Хелен на это надеялась.

Взрывы хохота за деревьями перешли в постоянный рык, исходивший из глубин влажного от слизи горла.

Уверенность Хелен в себе, и без того шаткая, совсем завяла. Ее инстинкты или воображение снова соединили крики с гигантскими дикими кошачьими: она с легкостью представила, как они катаются по земле в отчаянной борьбе. Как внезапно звери перешли от неприятных «йип-йип» и демонического смеха к рыку!

Среди звериного гнева раздавались пронзительные человеческие вопли.

«И лошади?» Кажется, теперь среди людского переполоха еще и беспокойно ржали лошади, пронзая своими внезапными зовами о помощи воздух меж деревьев.

Собачий визг – и пугающая тишина. Еще визг – и снова тишина.

Хелен присела на корточки глубже в хлюпающий подлесок, папоротники и сухостой.

Уши ей резало злобное рычание; она стиснула зубы, представляя, как мощные челюсти трясут мясо жертвы, и наконец зажала уши ладонями. На сафари в Африке или возле зоопарка Хелен легче приняла бы подобное зверство; и все равно, что же это за животное и в каком зоопарке можно содержать таких тварей? Однако Хелен не сомневалась – на ферме сорвался с цепи некий опасный зверь.

Земля под ногами гудела от подземных толчков.

За чудовищными гневными воплями последовали далекие частые стуки о дерево – неравномерные и тошнотворные, точно тела бросали на стены. Несколько человеческих голосов взлетели последним отчаянным крещендо – один из них был полон такого ужаса, что Хелен заткнула уши указательными пальцами. Никогда она не слышала такого страшного крика.