Раньше он решил, что козел сбежал из соседней деревни, но теперь крепко задумался. Откуда тот взялся в лесу? И куда делись волки? Смятение не мешало Васе душой тянуться к странному зверю. Стоило погладить черную шерсть, и ладони слегка покалывало, но чувство то нельзя было назвать неприятным, скорее чудным, оно расплывалось по телу, прогоняя усталость, успокаивая.
Гадать пришлось недолго, вскоре заболела Марфа – любимая козочка с по-детски добрыми глазами и коричневым пятнышком за ухом. А за ней слегло еще несколько. Животные отказывались есть, даже не вставали, их шерсть оставалась в руках, стоило только потянуть, а глаза покрыла мутная пленка.
Вася не спал ночами и почти ничего не ел. В деревне ему никто не смог бы помочь, а ехать из города в такую глушь отказались все ветеринары.
И тогда он впервые услышал:
«Есть вариант. Отдай ее мне».
Вася понял, кто лезет ему в голову. Голос просил крови, совсем немного, и тогда все наладится. Одна жертва ради спасения других. Загон к тому времени грозил превратиться в кладбище.
Из Васиной головы начисто стерся день, когда он поднял нож над Марфой. И напоил черного козла еще теплой гранатовой кровью прямо из липких рук. А следующим утром козы разом встали на дрожащих от изнеможения ногах и бросились к бадье с кормом.
С тех пор их не брала никакая хворь, жизнерадостные животные наедали бока и поблескивали на солнце здоровой шерстью. И даже урожай со скромного огорода вырос таким, какого Вася до сих пор не видывал, а опушка разродилась ягодами по лету да грибами по осени так, что страшно ступать стало, чтобы не подавить лесные дары.
Голос остался с Васей: то кружил невесомо над самой макушкой, то вгрызался до зубной боли.
«Мы с тобой похожи уродством, – говорил он. – Наш Отец бросил нас, едва увидел».
Он редко просил – и всегда только одного. Раз в год Васе приходилось браться за нож. Мужчина долго собирался, рыдая в подушку несколько ночей кряду, тщательно мыл руки и шел за новой жертвой.
Раньше, если ему нужны были деньги, он мог продать козочку. Сердце скрипело, но терпимо. Сейчас все поменялось. За козлятину хорошо платили, гораздо лучше, чем за молоко и шерсть. Совсем без наличности не протянуть даже отшельнику.
Зато весь следующий год Вася был уверен, что с его подопечными ничего не случится. И плошка свежей крови совсем не цена.
«Отдай ее мне».
Голос вырвал Васю из размышлений. Из зеркала на него пялился все тот же урод, что и всегда.
«Она не испугалась. Не отвернулась. Значит, дело не во мне».
Вася спохватился – слишком надолго он оставил девочку одну. Вернулся в комнату и обнаружил Катю собранной на самом пороге. Высунув язык от усердия, она завязала последний шнурок. В блюдце остывал чай. Несколько малиновых капель упало на застиранную скатерть.
Девочка выпрямилась и внимательно посмотрела на Васины пустые руки. Нахмурила бровки:
– Телефон не принесли?
Вася покачал головой.
«Она что-то подозревает».
Зачем он только соврал про телефон? Отродясь его не было, да и не ловит здесь никакая связь. Ну не хотелось мокрого зайчонка оставлять мерзнуть на улице одного!
Катя отступила на шаг. Не сводя с Васи внимательных глаз, потянулась рукой к двери.
– Можно я пойду? – тихо спросила она.
– Темно уже.
– Мне домой надо.
«Решайся».
«Решайся!»
Вася поморщился от эха в голове и вздохнул.
– Раздевайся.
– Соскучился, козлина? – Макс плюнул, густая слюна повисла на краю кроссовки. – Ну епт!
Частое дыхание парня сбивалось на свист. Пахло кровью и немытым телом, а одежда в темных пятнах насквозь промокла. Он вытер лицо тряпкой, но на бровях и щеке осталось несколько багряных капель.
– Извини, что надолго одного оставили. Ну ничего, веселье продолжается! – Максим приставил к стене окровавленный колун.
Вася не слушал. Его голова моталась из стороны в сторону, норовя сорваться с шеи. Раны на лице горели от соленых слез. Рыдания вырывались из его обезображенного рта, меж разбитых зубов, и разлетались далеко за пределы сарая, разбивались о черную стену ночного леса.
– Ну тише-тише. – Максим обошел привязанного, крепко сжал его голову, чтобы та не дергалась. Наклонился к самому уху. – Ты ведь понял, да? Я их всех нахер порубал. Слышишь? Топором твоим. Головы одну за одной. Слышал, как они сдыхали?
Вася взвыл сильнее.
– Некого тебе больше трахать, да? Некого. – Максим похлопал пленника по плечу. – Не скучай, сейчас вернусь.
Вася задыхался. Мир обрушился на него темной громадой в алых разводах, придавил к спинке стула, пережал кадык.
Маша открыла дверь спустя минуту, пропуская парней вперед. Из десятилитровой кастрюли поднимался пар.
– Не отрезали яйца, так хоть сварим. – Сеня нервно хихикнул.
– Неси ровно!
– Так горячо же!
– Полотенце тебе на что дал? Так, раз, два. Три!
Васин крик ударил по ушам одновременно со звоном пустой кастрюли о пол. Вязкая масса дымилась на голых ногах, залила живот, комки свернувшейся крови стекали по ляжкам.
– Да! – Маша подпрыгнула на месте.
– Давайте скорее, пока не застыла! – крикнул Максим.
Перепачканные кровью, они веселились, как дети, которые впервые из любопытства выпотрошили голубя. Скакали вокруг, бросая на Васины ноги шерсть из мешков.
– Так-то, козлина! – смеялась Маша, размазывая по щеке засохшие капли.
– Ну чисто сатир, епта!
– Долго провозились, но оно того стоило. – Максим достал из пачки сигарету красными пальцами.
– Кровь с молоком, бабушкин рецепт! – Сеня прилепил к жертве очередной клок шерсти.
– Вы что, потом это жрали?
– Нет, конечно, это она из детства своего. Да и рецепт там маленько другой…
– Хватит про твою бабку, а то меня прямо здесь… Эй, а этот чего затих?
– Вырубился?
– Очухайте его, сейчас вернусь.
Маша подошла к Васе, ударила по щекам. Силой разлепила веко большим пальцем.
– Это еще не все, дружочек. Даже не надейся, сука. Ты. Убил. Мою. Сестру. – Ее оскал маячил в сантиметре от обезображенного лица. – И мы с тобой еще не закончили!
Макс вернулся, держа свою ношу за длинный рог.
– Ты пока еще преобразился только наполовину.
К Васиным ногам покатилась голова черного козла.
– Раздевайся. – Вася подошел к шкафу. – Твоя одежда плохо высушилась, а вечера холодные. И курточка у тебя… того, тоже холодная.
Катя замерла, шмыгая носом и не выпуская дверной ручки.
– Вон, сопливишь уже. – Мужчина зарылся в шмотки с головой. – Так, вот носки шерстяные. Теплые! И шарфик. Сейчас куртку дам.
Вася встал.
– По лесу одна опять заблудишься. Я провожу. У меня и фонарь хороший есть.
Катя какое-то время медлила, затем стала переодеваться, бросая на Васю короткие взгляды. Ее вещи он сложил в отдельный мешок.
– А вы меня точно домой отведете?
– Отведу.
Девочка пристально всмотрелась Васе в бороду и неуверенно улыбнулась.
До деревни даже коротким путем через лес было около шести километров. Шли молча, Вася по-прежнему стыдился своей лжи о телефоне и старался не смотреть на спутницу. Лес словно умер: свет фонарика выхватывал черные стволы, те мрачными надгробиями тянулись ввысь, кое-где лежал нерастаявший снег, будто припорошенные могильные плиты. Влажный воздух холодил лица.
Катя остановилась:
– Мне хочется…
– Чего?
– Я хочу… в туалет.
– Иди, – мужчина кивнул. – Только недалеко, чтобы видела свет.
Девочка смешно поковыляла за деревья, размахивая непомерно длинными рукавами. Край мужской куртки почти волочился по земле.
«Подумай».
«Нет. Я решил».
«Ее там не ждут. Она как мы с тобой. Будет только хуже».
«Ты ее не получишь».
«Спасибо не скажут. Не поверят, что не тронул. Оболгут. Загнобят».
