Король сусликов - Николич Гоян

Я деловито поправил на плече винтовку и пошел к солдатам, утопая ногами в грязи. Вскоре я вернулся к лейтенанту с известием о том, что под брезентом лежат части тел и никто не знает, что с ними делать, потому что они от разных трупов и не подходят друг другу.

— Я знаю, что там части тел. Вот потому я тебя туда и отправил. И с чего эти шуты гороховые взяли, что они не подходят друг другу? — отозвался лейтенант. — Скажи, чтоб их тоже грузили.

Я снова отправился к солдатам и снова вернулся:

— Никто не хочет марать руки. Они все мокрые, сэр.

— А что здесь сухое? — пожал плечами лейтенант. — Так, скажи этим двум гениям, чтоб всё закидали в мешок.

И вновь я, чавкая ногами по грязи, пошел к солдатам, а потом вернулся.

— Сэр, они говорят, что сперва хотят перемолвиться словечком со своим командиром, а для этого им надо дождаться его возвращения, — сказал я. — Он пошел дальше по тропе на разведку.

— Чего там ему понадобилось разведывать? — Лейтенант глянул на часы.

— Не знаю, сэр. Передаю, что они мне сказали.

— Господи. — Лейтенант расстегнул молнию на рукаве гимнастерки и достал сигарету. Гимнастерка была неуставная, не как у нас, у пехотинцев, — поплиновая. Видать, одолжил ее у кого-то из вертолетчиков унтер-офицеров. Лейтенант чинно закурил, глубоко затянулся, кинул спичку под ноги и некоторое время смотрел, как она догорает.

— Передай тем говнюкам, что, если они не засунут останки в мешок, причем живо, я их в вертолет не пущу. Пусть сидят здесь хоть всю ночь и горланят песни у костра. Я вроде ясно все сказал, ясней у меня не получится.

— Так точно, сэр. — Я кинул взгляд на двух солдат. Парни нервно курили, явно пребывая в смятении. Они смотрели на меня, но тут же отвели глаза, как только лейтенант бросил взгляд в их сторону.

Один солдат был с желтыми кривыми зубами и кучей веснушек на обгоревших на солнце щеках. Второй — толстым краснолицым, с выбившейся сзади гимнастеркой. Оба — в чине рядовых. Возможно, сейчас они впервые оказались на боевом задании. Я решил общаться с ними повежливей. Меня самого совсем недавно произвели в младшие сержанты, и потому я еще не привык приказывать. Стоило мне приблизиться, они приосанились.

— Джентльмены, видите вон того лейтенанта? Он говорит, что не пустит вас на борт вертолета, если вы не соберете все эти останки в уставной мешок Вооруженных сил США.

— В мешок, — повторил толстяк.

— Ага, в мешок.

— А вы видели, сержант, что там под брезентом? — подал голос желтозубый и приподнял край покрывала, из-под которого полетели мухи.

Под влажным краем брезента я увидел кусок чьего-то бедра в обугленной изорванной штанине, из-под которой торчали пропитанные кровью трусы. Под ним валялось нечто, напоминавшее зеленый носок и ком холщовых шнурков, выдернутых из армейских ботинок. А поверх всего этого лежало человеческое лицо. Нет, не голова, а именно чье-то лицо, напомнившее мне маску с приделанным к ней париком. Веки были все в морщинах и крепко сжаты, и потому на лице, казалось, застыло выражение глубокой озабоченности. Все было покрыто запекшейся кровью. Затем на глаза мне попалось нечто похожее на пережеванный и выплюнутый кусок арбуза, перемазанный в грязи скальп и водянистая груда внутренностей, напоминавшая связанные цепочкой серые воздушные шарики вытянутой формы, из которых выпустили воздух. Под брезентом оказалось еще много чего, но смотреть мне не хотелось. Из-под покрывала все летели и летели мухи.

Рука рефлекторно потянулась ко рту, но я быстро овладел собой и притворился, что просто хотел с задумчивым видом почесать подбородок.

— А кто это все сюда сложил? — спросил я. — Ну, под брезент.

— Какой-то боец, — ответил мне желтозубый, — из другой роты. Но потом его потянуло блевать, он ушел в те кусты и, наверное, сдристнул. Короче, я его больше не видел.

Парнишка осклабился и затянулся сигаретой. Несмотря на то что его лицо почти полностью скрылось за белыми клубами табачного дыма, неподвижно висевшими во влажном жарком воздухе, я разглядел, что его улыбка сделалась шире.

— Сказал на прощание, мол, пусть со мной, по пятнашке [5], что хотят, то и делают, хоть на губу сажают, а больше он с этим, — солдат кивнул на кучу под брезентом, — возиться не будет. Сказал — какой в этом смысл? Здесь куча-мала из двух, а то даже из трех парней. На хрена, мол, с этим возиться?

Я попытался перевести дыхание, стараясь при этом не дышать через нос, но для этого мне пришлось отойти на пару шагов от кучи под брезентом. Мухи последовали за мной.

— Значит, так, слушайте сюда. Это все необходимо собрать, — приказал я. — Если надо, возьмите лопаты. Нельзя это вот так оставлять здесь. Надо все отвезти назад.

— Да как это все соберешь? — вступил в диалог толстяк, посмотрев на своего спутника. — Вот если б у нас ведро было или таз какой, еще куда ни шло. А без них это ни в жизнь не собрать.

— Это точно, — согласился желтозубый.

— Ну тогда найдите где-нибудь таз с ведром, перекидайте всю эту срань туда, а потом засуньте в мешок. Главное, чтоб по итогу все оказалось в мешке. Ясно? — сверкнул глазами я.

Желтозубый потушил окурок о дерево и повернулся ко мне:

— Это, типа, приказ, сержант?

— Да, мудила, считай, это приказ. Моему лейтенанту сегодня вожжа под хвост попала, это раз; он мечтает поскорее стать капитаном, это два; так что у вас ровно шесть минут, чтобы засунуть то, что осталось от этого бедолаги, в мешок, чтобы он отправился домой вместе со всеми остальными погибшими сукиными детьми.

Парни ухмыльнулись и обменялись взглядами.

— Вы в курсе, что после каждого боевого задания пишется рапорт? — спросил я.

— Так точно, сэр, — кивнул желтозубый.

— Чё, служишь на британском военном флоте?

Парни снова переглянулась и недоуменно посмотрели на меня.

— Тогда и не зови меня сэром. Я тебе, блядь, не офицер. — Я развернул к себе ладонь и сделал вид, что пишу на ней что-то невидимой ручкой. — Там в рапорте есть небольшая графа… да, кстати сказать, обо всей безумной хери, что мы тут увидели, рапорт буду писать именно я, так вот, в этой графе стоит вопрос: не желаете ли вы донести что-нибудь эдакое до наших гениальных полководцев в штабе. Так вот, знаете, что я напишу в этой графе?

Желтозубый глубоко вздохнул и поднял лицо к небу.

— Я внесу туда фамилии двух сраных дебилов, с которыми столкнулся в ходе выполнения задания и которые отказались выполнить элементарный приказ, тем самым поставив под угрозу безопасность и своевременность эвакуации с поля боя тел погибших. После этого вас будут отзывать из джунглей только для того, чтобы сортиры драить. И так вплоть до дембеля.

Я развернулся и пошел прочь. За спиной раздался шелест брезента, а вместе с ним стоны и кашель двух солдат. Даже когда я удалился на приличное расстояние, все равно ощущал исходивший от кучи запах. Мух чудесным образом стало еще больше, и я их отогнал. Проходя мимо лейтенанта, я бодро ему откозырял, опустил взгляд на свои перемазанные в грязи ботинки и, не сказав ни слова, двинулся дальше и встал на свое место в строю в заднем ряду. Мы собрались на импровизированной посадочной площадке, расчищенной для «хьюи», которые все еще кружили над верхушками деревьев.

С края прогалины примостились в ряд хижины, крытые соломой, и перекосившиеся плетеные загоны для скота. Там кучками стояли жители деревни, которых охраняли солдаты с винтовками. Один из солдат отошел чуть в сторону, небрежно достал зажигалку «зиппо», протянул руку к низкой соломенной крыше, поджег ее, после чего принялся махать на пламя, словно жрец, творящий какой-то языческий обряд. Заголосили женщины. Они воздевали руки и тянули их к курящейся дымом хижине. Хибару быстро охватило пламя, к небу потянулись клубы черного дыма. Завизжали свиньи в одном из загонов. Из дымовой завесы, едва переставляя ноги, показалась старушонка, она тащила за собой на веревке вола.