Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Вот оно. Она наконец облекла правду в слова.
Разумеется, все это не более чем древние предрассудки. В такое верили только темные, непросвещенные люди; раньше словами «дева», «мать» или… ну, этим, оставшимся словом… описывали каждую женщину старше двадцати и на протяжении всей ее жизни, за исключением, быть может, определенных девяти месяцев. Тогда как сейчас любая девушка, умеющая считать и обладающая достаточным благоразумием, чтобы прислушаться к совету нянюшки, могла на вполне приличное время отложить свой переход во вторую стадию.
И все равно… суеверие это очень старое, старше книг, старше письменности. Подобные предрассудки тяжким бременем ложатся на тонкую резиновую ткань человеческого существования и тянут за собой людей.
Кроме того, Маграт уже три месяца, как замужем. Это означает, что к первой категории она больше не принадлежит. По крайней мере, — поезд мыслей нянюшки слегка дернуло, и он сошел на боковую ветку — скорее всего не принадлежит. Нет, даже наверняка не принадлежит. Молодой Веренс выписал себе самое современное пособие. С картинками, и каждая стадия обозначена номерочком. Нянюшка знала об этом, потому что однажды, во время очередного визита вежливости, проскользнула в опочивальню и провела очень поучительные девять минут, пририсовывая к картинкам в книжке усы и очки. Не может быть, чтобы у Маграт и Веренса что-то не получилось… Они все преодолели и справились — хотя до нянюшки доходили слухи, что совсем недавно Веренс осторожно наводил справки, нельзя ли где прикупить пару фальшивых усов. В общем, пройдет совсем немного времени, и Маграт с полным правом будет причислена ко второй категории: все-таки картинки в книжке — великое дело.
Разумеется, матушка Ветровоск очень величественно изображает независимость. Из нее так прямо и прет, что никтошеньки ей для счастья не нужен. Однако тут есть одна загвоздка: своей независимостью и самодостаточностью надо кичиться перед кем-то. Люди, которые ни в ком не нуждаются, нуждаются в том, чтобы люди вокруг видели, что они абсолютно ни в ком не нуждаются.
Это как с отшельниками. Чтобы пообщаться с Вечностью, вовсе не обязательно лезть на высоченную гору и морозить там свое хозяйство. Нет, тут все дело во впечатлительных дамочках, которых периодически приводят к вам на экскурсию, чтобы они нарушали ваше гордое уединение своими восторженными ахами-охами.
…Нужно опять стать троицей. Когда трое собираются вместе, жизнь начинает бить ключом. Да, случались ссоры и приключения, и было на что матушке позлиться, но ведь ей лишь в удовольствие, позлиться-то. По сути дела, подумала нянюшка, матушка Ветровоск только тогда и бывает самой собой, когда злится.
Да. Надо опять стать троицей.
Иначе… взмахнут в ночи серые крылья, или лязгнет заслонка печи…
Рукопись всячески сопротивлялась прочтению, так и норовя рассыпаться.
Собственно говоря, это была и не рукопись вовсе, а собрание старых мешочков из-под сахара, конвертов, салфеток и клочков древних отрывных календарей.
Издав недовольное мычание, господин Козлингер сгреб в охапку заплесневелые записки и собрался было бросить их в камин.
Но тут взгляд его привлекло некое слово.
Он прочел, и взгляд потянулся дальше, пока не достиг конца предложения.
Потом господин Козлингер дочитал страницу, при этом несколько раз возвращаясь к уже прочитанному. Ему даже не верилось, что он читает то, что читает.
Он перевернул страницу. А потом опять вернулся к предыдущей. И так он читал все дальше и дальше. В какой-то момент господин Козлингер вытащил из ящика письменного стола линейку и окинул ее задумчивым взглядом.
Затем открыл буфет, где содержались те напитки, что покрепче. Бутылка, сжимаемая неуверенной рукой, весело зазвенела о край бокала.
Господин Козлингер посмотрел в окно, на здание Оперы, которое высилось на противоположной стороне улицы. Маленькая фигурка подметала лестницу.
— О боги… — пробормотал он себе под нос, после чего решительным шагом направился к двери. — Господин Стригс, не мог бы ты зайти на минутку? — позвал он.
Главный печатник вошел в кабинет, сжимая в руке пачку гранок.
— Придется заставить господина Резника выгравировать одиннадцатую страницу заново, — похоронным голосом сообщил он. — Он считает, что слово «голод» состоит из шести букв…
— Прочти вот это, — сказал Козлингер.
— Я как раз собирался пойти пообедать…
— Прочти.
— Но согласно правилам Гильдии у меня есть право…
— Прочти — и посмотрим, что станет с твоим аппетитом.
Господин Стригс неуклюже уселся и взглянул на первую страницу.
Отложил ее в сторону.
Через некоторое время он открыл ящик письменного стола и вытащил линейку, на которую долго и задумчиво смотрел.
— Ты прочел о Банановом Изумлении? — осведомился Козлингер.
— Да!
— Подожди, ты еще не знаешь, что такое «Биг Смак».
— Вообще-то, моя бабушка отлично готовила, так что пальчики оближешь…
— Это не то, что ты думаешь, — в тоне Козлингера звучала абсолютная уверенность.
Стригс принялся листать дальше.
— С ума сойти! Неужели это действительно можно приготовить?
— Какая разница? Немедленно отправляйся в Гильдию и найми всех гравировщиков, которые сейчас не заняты. Чем старше возрастом, тем лучше.
— Но еще не отлиты предсказания на грюнь, июнь, август и сплюнь для следующего «Ещегодника»…
— Забудь. Всегда можно использовать старые гранки.
— А если читатели заметят?
— С чего бы вдруг? До сих пор не замечали, — возразил господин Козлингер. — Ты же знаешь, как все делается, не мне тебя учить. В Клатче пройдут Поразительные Аджиковые Дожди и случится Загадочная Гибель Серифа, Осиная Чума грозит Очудноземью. Ну и так далее. Нет, вот это поважнее будет.
Он опять невидящим взором уставился в окно.
— Куда важнее…
И господин Козлингер предался любимой мечте всех издателей. В этой мечте фигурировали штаны, карманы которых были доверху набиты золотом, и двое слуг, нанятых специально, чтобы поддерживать штаны.
