Да, да, крючки и вешалки предназначались именно для одежды. Как объяснила Милли, здесь хранились наиболее дорогие меха и платья. А коварную моль отгонял сквозняк из отверстия и… запах [65].
Но Маграт решительно пресекла эту порочную практику.
Она лежала в постели и смотрела на потолок.
Конечно, она хотела выйти замуж за Веренса, даже несмотря на его безвольный подбородок и слезящиеся глаза. Сейчас, во мраке ночи, Маграт понимала, что не имеет права быть привередливой, к тому же не каждой девушке удается заполучить в мужья короля.
Просто ей он больше нравился, когда был шутом. Есть что-то привлекательное в мужчине, который позвякивает при ходьбе.
А теперь в будущем ее ждали плохо сотканные гобелены да сидение у окна с задумчивым видом.
Она досыта наелась томами по этикету и всевозможными родословным, а Твурповская «Книга Пэров Питнадцати Гор и равнины Сто» преследовала ее во сне.
Но, чтобы стать настоящей королевой, все это нужно выучить. Длинная галерея была забита подобными трудами, а Маграт и до середины ее не добралась. Как обращаться к троюродному брату графа? Что означают картинки на щитах, все эти смотрящие назад или идущие с поднятой правой передней лапой и косящиеся вправо львы?
А одежда? Мантилью Маграт решительно отвергла, но большая остроконечная шляпа с длинным шарфом позади ей тоже не сильно нравилась. Может, на ком-то эта шляпа и смотрится, но Маграт в ней выглядела так, словно ей на шею кто-то уронил большую порцию мороженого.
Нянюшка Ягг сидела перед камином в халате, попыхивала трубочкой и лениво подстригала ногти. Периодически раздавался пронзительный свист рикошета. Потом послышался звон — это разбилась масляная лампа.
А матушка Ветровоск лежала в постели, неподвижная и холодная. В ее руке, испещренной синими венами, была зажата записка, говорящая о том, что матушка «НИ УМИРЛА».
Ее разум парил над лесом и искал, искал…
Вся беда была в том, что туда, где не было глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать, матушка проникнуть не могла.
Вот почему она не заметила низинку рядом с Плясунами, в которой спали восьмеро мужчин. Спали и видели сны…
С другими освоенными человеком землями Ланкр соединяется мостом через Ланкрское ущелье, где протекает мелкая, но убийственно быстрая и коварная речка по имени Ланкр [66].
Достигнув обрыва, карета остановилась.
Дорогу перегораживал шлагбаум, небрежно раскрашенный красной, белой и черной красками.
Кучер потрубил в рог.
— В чем дело? — осведомился Чудакулли, высунувшись из окна.
— Троллев мост.
— Ничего себе.
Через некоторое время из-под моста донесся грохот, и через парапет перелез тролль. Впрочем, для обычного тролля на нем было слишком много одежды. Кроме обязательной по закону набедренной повязки он носил еще и шлем. Изначально шлем предназначался для человеческой головы, поэтому на башке тролля он удерживался лишь при помощи шнурка. В общем, тролль именно «носил» его.
— Что такое? — спросил проснувшийся казначей.
— Там, на мосту, тролль, — ответил Чудакулли, — но он под шлемом, стало быть, он скорее всего какой-нибудь местный чиновник. Так что вряд ли он будет нас есть [67]. Ты, главное, не бойся…
Казначей хихикнул — разум его быстренько взял ноги в руки и помчался куда глаза глядят.
У окна кареты появился тролль.
— Добрый вечер, ваши светлости, — поздоровался он. — Таможенный досмотр.
— Что вы, что вы, мы совершенно не больны, — пролепетал уже совершенно счастливый казначей. — Тем более этим. Я имею в виду, то есть, мы волшебники, поэтому, э-э, нам нельзя…
— Я спрашиваю, — сказал тролль, — не провозите ли вы случайно пиво, крепкие напитки, вина, галлюциногенные растения или книги непристойного или распутного содержания?
Чудакулли оттащил казначея от окна.
— Нет, — ответил он.
— Нет?
— Нет.
— Уверены?
— Да.
— А не желаете ли приобрести?
— Мы что, похожи на козлов? — радостно осведомился казначей, несмотря на попытки Чудакулли сесть ему на голову.
Есть люди, способные войти в негритянский бар и толкнуть длинную речь в защиту рабства.
Но даже эти люди посчитали бы нетактичным упоминание слова «козел» в присутствии тролля.
Выражение лица тролля изменилось очень медленно, словно лавина величаво сошла с горного склона. Думминг попытался забраться под сиденье.
— Ну, мы поскакали? — раздался слегка приглушенный голос казначея.
— Это не он, — быстро проговорил аркканцлер. — Это говорят пилюли из сушеных лягушек.
— Меня невкусно есть, — объявил казначей. — Лучше моего брата съешь, он такой ко… Мф-мф мф-мф…
— Понятненько, — покачал головой тролль. — Кажется мне… — И тут он заметил Казанунду. — Ага! — воскликнул он. — Контрабанда гномов.
— Не говори чепухи, — возразил Чудакулли. — Контрабанды гномов не существует.
— Неужели? Тогда кто это у вас здесь?
— Я — настоящий гигант. В определенном смысле, — сказал Казанунда.
— Гиганты, знаешь ли, побольше ростом.
— А я болел.
При этих словах тролль несколько растерялся. Для него это была неразрешимая задача. Но тролль явно нарывался на неприятности — которые и обрел на крыше кареты, где принимал солнечные ванны библиотекарь.
— А это что за волосатый мешок?
— Это не мешок. Это библиотекарь.
Тролль потыкал в кучу рыжих волос.
— У-ук…
— Что? Обезьяна?
— У-ук?!
Минутой спустя путешественники, перегнувшись через парапет, задумчиво рассматривали протекавшую далеко внизу речку.
— И часто с ним такое? — наконец спросил Казанунда.
— В последнее время не очень, — ответил Чудакулли. — Против… этой, как ее… не попрешь. Эй, Тупс, как там эта штука называется, ну, когда размножаешься и детям своим передаешь?
— Эволюция, — ответил Думминг. Волны все еще бились о берега.
— Она самая. Допустим, у моего отца был жилет с вышитыми фазанами, и он оставил его мне, и теперь я им владею. Это, стало быть, наследственность, а…
— На самом деле все не так… — начал было Думминг, впрочем не особенно надеясь на то, что Чудакулли станет его слушать.
— В нашем Анк-Морпорке разницу между обезьяной и приматом усвоили почти все, — продолжал Чудакулли. — Эволюция, брат… Очень трудно, знаешь ли, размножаться, после того как тебя отвозили по мостовой.
Рябь на воде исчезла.
— Как вы думаете, — поинтересовался Казанунда, — тролли плавать умеют?
— Нет, они просто тонут, а потом выходят на берег, — объяснил Чудакулли. Он развернулся и оперся на локти. — Эх, а знаете, это напомнило мне прошлое… Я имею в виду старую, добрую реку Ланкр. Здесь такая форель водится… Руку целиком откусить может.
— Судя по всему, здесь водится не только форель, — заметил Думминг, наблюдая за показавшимся из воды шлемом.
— А выше по течению — прозрачные заводи… — продолжал Чудакулли. — Полные… неизбывной прозрачности. В них можно купаться голышом, и никто тебя не увидит. И залитые водой луга, полные… воды, представляете? И цветы, и все такое прочее. — Он вздохнул. — Ведь именно на этом мосту она сказала мне, что…
— Он уже вылез из реки, — сообщил Думминг. Но тролль не слишком торопился, поскольку заметил, что библиотекарь с самым беззаботным видом выворачивает из моста огромный камень.
— Именно на этом мосту я спросил ее…
— Какая большая у него дубина, — произнес Казанунда.
— Да, именно на этом мосту я почти…
— Ты не мог бы держать этот камень чуть менее вызывающе? — спросил Думминг.
— У-ук?
— Это нам не помешало бы.
— Если кому-нибудь интересно, именно на этом мосту вся моя жизнь…
