Отстрел невест - Белянин Андрей Олегович

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55

– Докладывай, что нового удалось выяснить по делу и какие предположения появились по ходу расследования.

– Не розумию…

– Не… прости, что?!

– Не розумию вашу москальску мову, пан участковий, – старательно коверкая язык, выдал он.

Я, поморщившись, сжал ладонями виски…

– Митя.

– Шо треба?

– У тебя проблемы с произношением, какой-то грузинско-одесский акцент получается.

– Да неужто? – по-детски огорчился он, но тут же спохватился: – От и хлопцы гуторят, шо у мене усё, як у гарного казака, тильки балакаю не по-запорожски! Но це ж не моя ридна мова, трохи пидучиться бы…

– Это правильно. Для углублённого изучения иностранного языка нет ничего лучше постоянной разговорной практики в естественной среде. Ношение отдельных деталей национального костюма конкретно выбранного этноса тоже помогает проникнуться народной культурой. Тут ты молодец, но что у нас по делу?

– Не можно казати.

– Митя, у меня со вчерашнего дня нервы на пределе…

– Николи не можно казати, бо вы – мент кацапский, а це дило – наше, казацкое, запорожское! – медленно и проникновенно начал наш (или уже не наш?!) младший сотрудник. – Невмочно, шоб москали до нас спрос имели. Чи мы сами не при головах будемо?

– Митя, ты что несёшь?!

– А шо? Тильки б нам не противились булаву гетманьску шукать. Вы вже, не во гнев буди сказано, трохи недалекий… Вона, жидов до хаты привечаете, з католиками немецкими магарыч пьёте – не по-казацки то! За скильки грошей они вас купилы? Ну, не чого… Ось ближний погром буде, мы и…

У меня потемнело в глазах. За какие-то два дня хороший русский парень стал махровым национал-фашистом бандеровского толка. Говорить было не о чем, я встал и закатал рукава. Митяй набычился и потянулся к сабле:

– Не шуткуй, панове, посеку!

Нет, я в любом случае спустил бы его с лестницы. И сабля бы не помогла, ибо правда на моей стороне, а это главное! Но снизу вновь раздался грохот, вопли, визг и дробная беготня с перемежающимися проклятиями под глухие звуки ударов. Поэтому я просто обошёл неуправляемого «есаула», ринувшись по ступенькам вниз. Картина, как и все предыдущие, впечатляла динамизмом трагикомедии. Баба Яга с ухватом наперевес гоняет по разгромленной горнице чёрного кота Василия. Тот, успешно уворачиваясь, с некоторой ленцой орёт дурным голосом. К окнам прилипли любопытные стрельцы. Общий бардак и не думает прекращаться, отделение превращено чёрт знает во что! Завидев меня, кот совершает головокружительный прыжок в стиле китайских акробатов и, прячась за моей спиной, нагло показывает бабке язык…

– Никитушка-а… Отойди! – чуть не плача подскакивает Яга. – Дай мне энту заразу усатую самолично по башке пришибить!

– За что? – ровным голосом полюбопытствовал я.

– Дык… а как же?! – едва не задохнулась от возмущения запыхавшаяся бабка. – Ить он же… как это… прав таких не имеет, чтоб… Да кто он супротив меня?! Я тут в своём доме не позволю… Ишь!

По лестнице, нарочито тяжело бухая валенками, спустился сумрачный Митька, саблю он по-прежнему держал за рукоять. Я посмотрел на него, на Ягу и неожиданно легко понял, что никаким особенным имуществом не обладаю. То есть тратить время на сбор вещей и подготовку документов к выселению не придётся.

– Все свободны. Я ухожу. Живите, как хотите…

Взял фуражку, планшетку, накинул тулуп. Не буду врать, будто бы меня кто-то задерживал, уговаривая остаться. Хотя и идти тоже было некуда…

Стрельцы у ворот провожали недоумевающими взглядами. Двое конных запорожцев за забором держали третью лошадь в поводу и на моё появление отреагировали лишь презрительным плевком сквозь зубы. Я шёл, как обиженный ребёнок, не разбирая дороги, проваливаясь в снег: тулуп нараспашку, щёки горят, и… больно-о… Как же мне было горько и больно… Что случилось, что произошло, что вообще такое вышло, если дружная, спаянная опергруппа развалилась в течение каких-то трёх дней?! Причём без особых причин, влияния извне, даже без намёка на логическое объяснение ситуации! Может быть, нас просто сглазили, всех разом? Баба Яга – мудрейшая старушка, опытный оперативный работник, добрейшей души человек… Впадает в дикое самомнение, крушит всё подряд и губит, возможно, совершенно неповинную девушку только для поддержания собственного авторитета! Дмитрий Лобов, Митяй, Митька, Митенька – широкая натура, безоговорочная преданность делу; напарник, не раз, в полном смысле этого слова, спасавший мне жизнь… Угрожает мне же и в считанные часы становится двуличным подонком с национально-шизофренической идеей, готовым громить за неподходящую кривизну носа и неумение выговаривать букву «р»! Что же я сделал не так?.. Где упустил, недосмотрел, проглядел какие-то первые, явные симптомы разложения молодой лукошкинской милиции?!

– Смотри, Серафимовна, участковый-то какой смурной идёт… Ровно в воду опущенный. Заболел, поди, али дела служебные измучили, а может, с печенью что?

– Дык от любви завсегда люди сохнут. Вот и я, бывалоча…

– Да тьфу на тебя, Серафимовна! Мужики, подьте-ка сюда. Может, сыскному воеводе подмогнуть чем надо?

– Дык от любви завсегда одни болезности. Вот и кум, бывалоча…

– Уймись, Серафимовна! А и вправду, люди добрые, чтой-то не в себе наш Никита Иванович. На ровном месте спотыкается, дальше носа не видит, и в глазах рассуждение такое печальственное образовалось…

– Дык от любви завсегда желудок расстраивается. Вот и мы, бывалоча…

Кто-то мягко подхватил меня под руки. Совершенно незнакомые люди с виноватыми русскими глазами повели меня куда-то в тепло. Там шумел народ, пели девки, плясали цыгане, самокуренное вино текло рекой, и зеленоватый туман обволакивал сознание. Ухарски звенела балалайка, в углу на спор боролись с медведем, шлёпали засаленные карты, и выигранные медные монетки, подпрыгивая, разбегались по столу. Я что-то пил, чем-то закусывал, о чём-то взахлёб рассказывал и, может быть, даже плакал… Не помню. Мне было так восхитительно всё равно… Может быть, именно это и есть знаменитая российская психотерапия – взять издёрганного милиционера и вусмерть утопить ему стресс! Честное слово, никого лучше, порядочней, тактичней, благородней и разумнее этих… Ванюшек, Танюшек, Егоршей, Федоток, Марьянок и Настёнок – я никогда не встречал! Какие люди… как их много… куда они делись?

– Вставай, Никита Иванович, пойдём. – Прямо передо мной повисло заботливое лицо Еремеева. Почему-то вверх ногами. Забавно, правда? Сам сотник Еремеев, и почему-то вверх ногами!

– Ха, ха… – кисло выдавил я. Язык практически не ворочался во рту, и общее ощущение было настолько гадостным, что меня едва не стошнило. Фома протянул жёсткие руки, одним круговым движением перевернув весь мир вверх тормашками. У меня резко закружилась голова, всё поплыло перед глазами, а сознание далеко не сразу пришло к согласию с реальностью. Если бы мне ещё хоть кто-нибудь объяснил, где я, собственно, нахожусь, я был бы ему очень благодарен… В голове шумело, методично, но негромко.

– Ну ты и набрался, участковый…

– Кто, я?! – По-моему, меня пытались обидеть.

– Нет, я! – почему-то рявкнул Еремеев. Вообще-то он редко грубит, но сегодня это особенно оскорбительно.

Я попытался встать и поставить его на место, образно выражаясь…

– Куда, пьянь подзаборная?! Парни, уносите его. – Двое охранных стрельцов взяли меня в охапку и подняли с лавки… О-ой, что-то мне совсем погано…

– Пусти… никуда я не пойду!

– Ага, а то мы спрашивать будем, – неласково пояснил сотник. Я ещё больше обиделся, но ответить не успел…

– Это кто же тут батюшку сыскного воеводу супротив его воли за грудки хватает?! – грозно разнеслось на весь кабак.

Не сомневайтесь, в конце концов я всё равно допетрил, что нахожусь именно в кабаке, чему предшествовал ряд нетрезвых логических умозаключений. Самым главным и неоспоримым являлся тот непререкаемый факт, что кругом – пьяные. И я пьяный, и Фома пьяный, и стрельцы наши охранные тоже пьяные – все пьяные! Иначе с чего бы это образцовый сотник Еремеев прилюдно затеял драку с тем самым здоровенным конюхом, что за меня заступился?

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55