Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
– Не тронь! – Колян аж подпрыгнул. – Это же пиво, детектив.
Черт бы побрал этого Ходулина! Принюхавшись к содержимому канистры, Ярослав без труда убедился, что оболтус прав. А ведь ему русским языком говорили, чтобы запасся водой. Водой, а не пивом.
– Заливай, – безжалостно скомандовал Ярослав. – Не подыхать же здесь в степи.
– Не позволю, – заорал Ходулин. – Чтоб она захлебнулась, эта «Лада». А пиво – это подарок тетке. Не лишайте старушку последней радости, мужики!
Кравчинский, собравшийся было напоить пивом задохнувшуюся от быстрого бега колымагу, остановился и даже приложился к пенящемуся напитку. Будучи гуманистом, по природе и по воспитанию, он не счел возможным губить ценный продукт, предназначенный все-таки для человеческой глотки, а не для бездушного радиатора, которому в принципе все равно, что потреблять.
– Ну и черт с вами, – в сердцах крикнул Ярослав. – Ищите воду сами.
– И найдем, – твердо заверил Колян. – Не может быть, чтобы коровы весь день жарились на солнце. Должен быть где-то здесь водопой. Помяните мое слово.
Ярослав, усевшись на заднее сиденье «Лады», распахнул дверцу и надвинул на глаза кепку с длинным козырьком, демонстрируя тем самым полное равнодушие к заботам осрамившихся приятелей. Ничего, пусть порыскают по степи, в следующий раз будут умнее.
Он задремал, сморенный жарой и непредвиденными обстоятельствами, а проснулся от воплей Коляна, несущихся чуть ли не из середины коровьего стада. Похоже, этот придурок решил все-таки подоить зазевавшуюся буренку, а та его приласкала копытом. Детектив открыл глаза и бросил рассеянный взгляд на приближающихся в быстром темпе Ходулина и Кравчинского. Аполлоша тащил ведро и, судя по тому, как его изгибало дугой, ведро было не пустым. Колян потрясал над головой не то прутом, не то палкой и вопил во всю мощь своих легких:
– Не позволю.
Парочка была чем-то сильно взволнована и не сумела на первых порах внятно объяснить причину, вызвавшую столь бурные эмоции. Далеко не сразу, но Кузнецов все-таки уразумел, что дело тут вовсе не в корове, а в каких-то нехороших дядях, запустивших в Ходулина палкой.
– Да не палкой, а стрелой, – надрывался Колян. – Он меня к березе пришпилил, гад. Можно сказать, в сантиметре от сердца прошла. Я этого монгола из-под земли достану. Я его по уши в землю вобью, вместе с коньком-горбунком.
– Какой монгол? Какой конек-горбунок? – Ярослав равнодушно зевнул. – Ты что, на солнце перегрелся?
Нечуткость приятеля привела Ходулина в неистовство, и он долго сыпал ругательствами, особенно часто при этом упоминая ООН, чем окончательно запутал все дело. Какое отношение имеет эта во всех отношениях почтенная организация к происшествию на дороге, уразуметь было трудно, да Ярослав и не пытался, зная взбалмошный характер своего приятеля, не способного ни единого дня прожить без скандала, драки или еще какого-нибудь подобного дурацкого приключения.
– Воду добыли? – спросил детектив у очумевшего от впечатлений и ходулинских воплей поэта.
– Да, – ответил Аполлоша, обретя наконец дар речи, и направился к радиатору. – Слышишь, Колян, а может, это пастух был?
– Какой пастух?! Я же его как тебя видел – вылитый монголо-татарин или татаро-монголин! Вылитый! Развернулся в седле, гад, и саданул в меня из лука.
Ярослав взял из рук Ходулина оперенную стрелу и принялся ее рассматривать. Надо признать, стрела была сработана на совесть и вполне могла послужить в умелых руках орудием убийства. Во всяком случае, детектив едва не поранил пальцы об острое жало.
– А почему пастух не может быть монголом? – спокойно поинтересовался Кузнецов у расходившегося Коляна.
– Монголом может, а монголо-татарином нет. Ярослав выразительно покрутил пальцем у виска, намекая на умственное расстройство приятеля. Аполлоша сочувственно вздохнул, но от порочащих Ходулина жестов воздержался. Конечно, лук и стрелы по нынешним временам не самое ходовое оружие среди деревенских пролетариев, к коим, безусловно, следует отнести пастухов. На месте этого «монгола» Ярослав просто запустил бы булыжником в горожанина, полезшего без разрешения к коровьему вымени.
– Не лез я к коровам, – угрюмо отозвался слегка успокоившийся Колян. – На что они мне сдались. Здесь озерцо поблизости. Воды хоть залейся. Вон за тем березовым колком. А этот вылетел как черт из табакерки – в кольчуге и со щитом. Ты мне объясни, умник, зачем пастуху кольчуга?
Вопрос был задан по существу. Хотя Ярослав Ходулину ни на грош не поверил – у страха, как известно, глаза велики. С другой стороны, деревенский пролетариат ныне обеднел, а порох подорожал, так что не исключена массовая деградация местного населения. Очень может быть, что они не только охотятся с луком и стрелами, но и сохой землю пашут.
– Я кольчуги не заметил,—сказал Аполлон, усаживаясь за руль своей лайбы, – но всадник был, за это я ручаюсь. И стрелой он в Коляна действительно запустил. А потом бодренько порысил по равнине. Может, киношники чудят? А то сейчас новая мода появилась: понаделают лат из пластика и дубасят друг друга деревянными мечами. Исторической реконструкцией все это называется.
– Ну а я-то тут при чем? – возмутился Колян. – Зачем мирного обывателя в свои дурацкие игры впутывать? Я же на волосок от смерти был.
– Про волосок – это ты преувеличиваешь, – возразил Аполлоша. – Стрела в метре от тебя пролетела и действительно воткнулась в березу.
Ярослав препирательства друзей уже не слушал. Скорее всего Кравчинский прав: либо киношники, либо заигравшиеся придурки. Детективу Кузнецову нет дела ни до тех, ни до других. Его впереди ждет великое деяние, достойное занесения в анналы зачуханной деревеньки – поиски самогонного аппарата. И связался же Ярослав на свою голову с олухами царя небесного! Монголо-татарин на Среднерусской равнине! Куда наше замечательное правительство смотрит и почему молчит Организация Объединенных Наций?! Очень может быть, что Колян Ходулин прав в своих к ним нецензурных претензиях.
Между прочим, деревенька оказалась не такой уж зачуханной. На первый, хотя и беглый, но придирчивый взгляд здесь было никак не менее трехсот добротных деревянных домов, обнесенных кулацкими заборами. Народ по главной деревенской улице бродил ядреный с лукавым прищуром совсем не монгольских глаз. Прибывшая из города «Лада» если и вызвала переполох, то только среди местных собак, которые сочли своим долгом облаять пришельцев.
