Марс наш! (СИ) - Поляков Эдуард Павлович

— И тебе добрый день, — едва не вывихнув челюсть от зевоты, пробубнил я. — Как отпуск?

— Отпуск нормально, — слегка нервно, будто оглядываясь, ответил Йотун. — Артемида, вон, как всегда, семь чемоданов собрала… — усмехнулся он, но тут же перешёл к делу.

— Слушай, мы ведь решили на Луну слетать. Обновить отношения, так сказать, — он усмехнулся. — Пониженная гравитация, обогащённый нуль-элементом свет Солнца…

Помня о репутации лунного курорта как элитного спа-комплекса и красивые легенды о том, что дети, зачатые на Луне, обязательно становятся одарёнными, я улыбнулся.

— Если ты не можешь определиться с именем будущего сына, можешь назвать в честь меня! — пошутил я.

— Обойдёшься, — рассмеялся Савелий. — Артемида тебе и так две бутылки тридцатилетнего «Лайали Дамаск» оставила. Контейнер с ИРП и всем необходимым для студентов должны были уже доставить.

Тут он отвлёкся, очевидно выслушивая комментарии со стороны.

— Артемида говорит, как откроешь дверь контейнера — справа будет красный пакет с надписью «Для Сумрака». Не ошибёшься, короче.

Я повертел головой, ища неведомый мне контейнер. И он нашёлся! Прямо на стартовом столе, возле Т-маяка.

— Ага, вижу, — отозвался я. — Ты, собственно, поэтому звонил?

— Не только, — враз посерьёзнел Йотун. — Короче, мы ведь на Луну собрались. Так вот, не поверишь: ни с Байконура, ни с Плесецка вылететь не получилось. Билетов нет!

— Неожиданно, — поцокал я языком.

На самом же деле ничего странного в этой ситуации я не видел. Луна вроде как курорт элитный, но недорогой. Да и квест с билетами — обязательный этап любого отпуска. Но раз Савелию это показалось подозрительным, значит, и мне стоило немного расшевелить паранойю.

— А самое удивительное, — продолжил великан. — С польской Катовицы можно улететь на Луну хоть ближайшим рейсом! Артемида говорит: «Какая разница?» Типа, от Москвы до космодрома в Катовице всего сорок минут на флаере, но мне что-то… Предчувствие, что ли.

— Я тебя услышал, — проникшись тревогой друга, согласился я. — Короче, слушай, летите в Польшу и покупайте билет на любой удобный вам рейс. Но в ШАТТЛ НЕ САДИТЕСЬ! Понятно? Используйте маскировку и понаблюдайте за ситуацией со стороны. А с транспортом я что-нибудь придумаю, — пообещал я Йотуну, хотя понятия не имел, как это сделать.

Поздно проснувшаяся паранойя упрямо накидывала, что это «ж-ж-ж» неспроста, и, как профессиональный писатель, я привык доверять своей паранойе…

— Думаешь, всё серьёзно? — теперь занервничал уже сам Савелий.

— Выкупить все билеты до Луны на двух крупнейших космодромах СССР и при этом полностью проигнорировать третий? — ответил я вопросом на вопрос. — И именно в те даты, когда вы с Артемидой собрались в отпуск. Подозреваю, в лучшем случае это будет попытка вербовки.

— А в худшем?

Подойдя к истории с Йотуном с позиции: «А как бы написал я?», воображение дорисовывало довольно яркие картинки. Мрачные и негативные, но чрезвычайно яркие.

— Покушение на убийство, Савелий Алексеевич. Покушение на убийство…

— Это как? — великан буквально задохнулся от возмущения, не веря в то, что такое возможно.

— На действующего Часового? Прямо на космодроме?

Такая парадигма картины мира не укладывалась в голове Йотуна, поэтому он всё больше сыпал вопросами. Будто оспаривал, пытаясь убедить себя, что на самом деле всё нормально, и он просто себя накручивает.

Пришлось жестоко разрушить его мир розовых пони.

— Скорее всего, попробуют преподнести как несчастный случай. Отказ обоих двигателей, внештатное срабатывание систем противокосмической обороны… Не знаю… Или, наоборот, демонстративное нападение фанатика, который почему-то с детского горшка не любит Часовых…

Йотун замолчал.

— Хорошо, Мелс, я тебя понял, — спустя, наверное, минуту наконец отозвался он.

И добавив в конце «Поверить не могу», отбил звонок.

Мне тоже было над чем задуматься, но сначала…

Поднявшись из уютного кресла-качалки Йотуна, в котором на открытом воздухе я и проспал всю ночь, я как следует потянулся и посмотрел на восход. В линзах ТОКВДР услужливо высветилось время: «4:17».

Всю жизнь ненавидел просыпаться раньше десяти утра, наверное, поэтому и стал писателем. Но сейчас партия и долг твердили «Надо!», и я как Часовой ответил ей: «Так точно!».

Но подаренный Артемидой коньячок надо бы перепрятать…

«4:27»

Утро. Солнце только-только наползало на горизонт. Курящий дымом вулкан Турал медленно начал окрашивать восточный склон в рассветный багрянец, но уже вовсю стрекотали ранние пташки. И в их мелодичные трели, вероломно надрываясь жестью, вклинились гулкие раскаты жестяного ведра.

Факир оказался парнем с головой и вместо язычка импровизированного колокола приладил какую-то странного вида железяку. Но даже так колхозный вариант тревожного колокола полностью выполнял свою функцию. И по мирно спящей территории ещё безлюдного лагеря прокатились душераздирающие лязги жестяного ведра.

Всклокоченный лагерь зашевелился. Первыми на звук прибежали костровые и дежурная смена караула. Благо, среди студентов нашлись и действующие военные, которые, проникнувшись принципами самоорганизации, разделили ночные вахты и организовали постоянно горящие костры.

Всё правильно, мало ли что.

В целом, уровнем самоорганизации я остался доволен.

В отличие от остального.

— Что такое? Нападение? — первым всполошился Иван Феликсович Лиховой — один из самых пожилых «студентов», который был старше даже меня. Но помимо этого у Ивана Феликсовича было ещё несколько особенностей, выделявших его среди остальных.

Его личное дело я изучил особенно пристально.

Во-первых, это позывной. «Атаман» получил его ещё в учебке, его же он с честью и гордостью пронёс через несколько боевых конфликтов. А потому придумывать что-то новое из уважения к заслугам боевого офицера я посчитал кощунством.

Во-вторых, из тех двух сотен студентов Атаман был один из немногих, кто имел своё личное оружие — наградной кинетический болтер «Суворов 220» армейского образца!

Ну и в-третьих — синт-протезы обеих ног. После подрыва на мине и потери нижних конечностей восемь лет назад его, естественно, списали в запас. Но буйный нрав и желание служить Родине перековали бывшего. морпеха в школьного учителя труда. И вот, в начале прошлого года, когда Часовые бросили клич, старый вояка подал свою кандидатуру на рассмотрение.

И даже прошёл! Хотя, учитывая возраст и протезы, попасть в две сотни избранных было явно непросто.

В общем, по совокупности заслуг Атаман стал негласным лидером и боевым отцом лагеря. Или, скорее, отряда, название которому я так до сих пор и не придумал…

— Что случилось? Прорыв? — испытывая лёгкий мандраж, спросил он одним из первых. — На постах и «секретах» всё спокойно!

— Случилось, Феликсович, случилось, — спокойно ответил я. — Поднимай всех и объявляй построение.

Вот что мне нравится в военных, они напрочь игнорируют глупые вопросы. Есть поставленная руководством задача — её надо выполнить. Всё! Без размена на слова и сотрясения воздуха глупостями вроде: «Зачем?», «Почему я?» и всякие либеральные «А давайте проголосуем…».

Не знаю, как сложится будущее, пройдёт Атаман дальше или спишется, вновь вернувшись на гражданку. Не знаю. Но я был благодарен судьбе за то, что Иван Феликсович оказался здесь с моими ребятами.

Атаман не оплошал. Не прошло и пяти минут, как практически полный состав, не считая занятых на постах и секретах, выстроились в три косых, как пьяный отчим, шеренги.

Повисла немая пауза, где ещё не до конца проснувшиеся студенты протирали глаза, переспрашивая друг у друга: «Что случилось?». Однако никто не позволил себе обратить этот вопрос в мою сторону. Амплуа настоящего Сумрака заставляло ребят отводить от меня глаза. А может, это из-за хмурости моего настроения⁈