Ведьмины байки - Громыко Ольга Николаевна

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77

И было бы чего бояться – крысы мелкой, огня обманного!

– Накось, – говорю, – подержи!

Всучила Кощею огурец обгрызенный, а сама за клетку золотую, подарок свадебный, – и к жар-крысе. Накрыла ее клеткой, дно задвинула. Комната сей же час пылать перестала, ровным светом озарилась.

Кощей так с огурцом и стоит, передоверить никому не решается, да вдруг как напустится на меня:

– Ты где посреди ночи шляешься, перепугала всех мало не до смерти?!

Я в долгу не осталась:

– Помрешь ты без меня, как же! Вдругорядь к батюшке посватаешься, он те новую жену подберет – всем басурманам на устрашение!

А Кощей мне в ответ:

– Правда твоя, скорей бы уж я овдовел, никак дождаться не могу! Подсобить чуток, что ли?

Я в отместку как хлопну у мужа перед носом дверью опочивальни – пущай теперь он об нее пятки отбивает! Кощей перед челядинцами позориться не стал, ушел к себе без слова единого, а там и остальные разошлись, женоубийства не дождавшись.

Утром Кощей с воеводой за столом о ночном переполохе судят-рядят.

– Я специально глянул – ставни изнутри заперты, а нор-щелей в опочивальне отродясь не бывало! – говорит Кощей, от щуки заливной, Прасковьей Лукинишной поднесенной, привычно отмахиваясь.

Интересно, думаю, что он с огурцом моим сделал? Выкинул, поди.

– Выходит, кто-то в клетке ее принес да в комнату и подпустил! – горячится воевода, кулаки сжимая. – Вот напасть, уже и в тереме покою нет!

– Как будто он был когда-то… – качает головой Кощей. – Пес не лаял, ворота не скрипели, а злодей в опочивальню прошел невозбранно… Не там мы ищем, Черномор… – И на бабку эдак пристально, недобро глядит.

Перепугалась бедная стряпуха:

– Окстись, Костюшенька, что ты такое удумал?! Куда ж мне, в мои-то годы, за царевнами с сабелькой наголо бегать?!

Кощей лоб нахмуренный расправил, улыбнулся, на левой щеке ямочка задорная заиграла.

– Да это я, Прасковья Лукинишна, смотрю, что ты примерилась мне цельную курицу на тарелку положить. Поставь на место блюдо, захочу – сам возьму.

– Захочешь ты, как же! – ворчит стряпуха и норовит-таки Кощею курицу подложить. – Прежде рак на горе свистнет! Какая там курица – цыпленок махонький, и пяти фунтов не потянет…

– Не до еды мне сейчас, – говорит Кощей, улыбку пряча, – ночь не заладилась, и день наперекосяк начинается. Прискакал из степи гонец, принес весть черную: хитрые басурмане, как и обещались, наших купцов не трогают, а иноземных давеча подчистую вырезали и товары их себе забрали. А товары-то – шелка заморские, раньше их кораблями возили, но уж больно долго и дорого оказалось: за морем телушка – полушка, да рубль – перевоз. Только-только по степи торговый путь наладили, ан басурмане возьми да ордой своей тот путь перекрой – ни пройти, ни проехать. Дань просят непомерную, а кто упирается – все забирают и самого рубят до смерти. Надо ехать, разбираться.

– Дружину созвать или отряд малый? – спрашивает воевода.

Кощей головой качает:

– Никого не надо, и сам дома посиди – вызнай, коли сможешь, как злодей в терем проник, нет ли где подкопа за оградой. На дружину снаряженную басурмане только озлятся, отряд же супротив орды, буде что, все равно не выстоит. Один поеду. Вот только Василису с собой прихвачу – пускай хан видит, что я кольцо не ради виду на палец вздел.

А я на Кощея с ночи злая, никак в толк не возьму, за что он на меня ополчился – огурца пожалел, что ли?

– Ты же, – говорю, – давеча вдоветь надумал, а теперь жена сызнова понадобилась, басурманина главного задабривать? Не поеду, не заставишь!

– Тебя заставлять – себе дороже, – отвечает Кощей, из-за стола вставая. – Потом сраму не оберусь, коль при басурманах и мне шиш сложишь. Сиди дома, воля твоя.

Дался ему этот шиш!

Ушел Кощей, стряпуха на меня ворчит:

– Пошто Костюшу обидела? Не брал он прежде жен к басурманам, а за тебя, видать, беспокоится, как бы не случилось чего, пока он в отъезде.

– Или похвастаться решил, какая у него жена молодая да красивая! – упираюсь я, а самой лестно, да и на басурман живых поглядеть хочется.

Распахнула я окошко, смотрю – Кощей уже на коня вскочил, поводья подбирает. Не поспею спуститься, один уедет! Перегнулась я через подоконник, крикнула вдогонку:

– Стой, погоди, я передумала! При басурманах, так и быть, ничего складывать не буду!

Услыхал Кощей, вытянул Пашу плеткой вдоль зада лощеного, осерчал конь-огонь, скакнул до самого оконца, я только пискнуть и успела, как супруг меня, чисто морковку из гряды, из терема выдернул и к себе на колени пристроил.

Конь бежит – земля дрожит, из камней искры высекает, реки с маху перелетает, хвостом следы заметает, ворчит недовольно сквозь узду железную:

– Вше-то шебе, хожаин, жуки жажпушкать, я пы и так допрыгнул…

Кощей перед конем извиняться не спешит, посмеивается:

– Тебе, Пашка, хворостину не покажи – с места не стронешься.

Всхрапнул конь обиженно да как припустит напоказ – у меня коса колом назад встала!

Кощей коня осаживает, плеткой охаживает:

– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, куда тебя черти несут, не ровен час, сызнова споткнешься, потом оправдываться будешь!

– Ну ты и жлопамятный, хожаин! – ржет конь, на трусцу переходя. – У меня, может, дар веш-ший – шпотыкатша, когда дома што неладно! Вшпомни, как я шпоткнусь, так в тереме труп и шышшут!

– Будет врать-то, Пашка, ты через раз спотыкаешься! По тебе судить – у меня окромя жен разом вся челядь с дружиной перемерла!

– Ну, не вшегда шрабатывает, а тад—веш-ший! – не сдается конь.

Засмеялась я, перебранку эту слушая, тут Кощей мне и говорит:

– Я тебя, Василиса, об одном попрошу – в тереме измывайся надо мной, как хочешь: вареники соли, супружеским долгом попрекай, при челяди бранись, ночами спать не давай, но у басурман, будь добра, веди себя тише воды ниже травы. А то решат басурмане: если Кощей с одной женой управиться не может, то и нам он не указ.

Сказал – как из ушата водой студеной окатил. И не думала я над ним измываться!

– Один только вареник и присолила, знать не знала, кому он достанется! И жар-крысу в терем не приносила! А браниться ты первым начал!

– …и перечить тоже дома будешь, – добавляет Кощей невозмутимо.

– Ах так? Могу и вовсе рта не раскрывать!

– Ох и возрадовался бы я, да что-то не верится, – посмеивается муж.

Я только глазами на него сверкнула – мол, плохо же ты меня знаешь!

Пашка туда же:

– Пошпоим, хожаин? И шашу не выдегжит!

– Ты скачи давай, кляча ледащая! Как бы это мне еще с тебя эдакий обет взять, а?!

То не туча черная на землю тень бросила – стоит во степи орда басурманская, куда ни глянь – все шатры бессчетные, табуны коней неоглядные, басурман полчища несметные. Увидали нас – да как завоют, заскачут, сабельками кривыми затрясут! Я к Кощею прижалась, а он поясняет тихонечко:

– Басурмане почет нам выказывают, хуже, кабы молчали…

Дивлюсь я на басурман: затылки бритые, глаза раскосые, усы ниже бороденок жидких свисают. На всех платье долгополое, полосатое, как батюшкин халат банный, шапки высокие, мехом отороченные, по виду – мяукал тот мех когда-то.

Встал конь как вкопанный, двадцати саженей до самого богатого шатра не доехали. Спешился Кощей, меня ссадил. Выходит из шатра главный басурманин, хан по-ихнему, шапка на нем белая, красной лисой опушенная, червленые сапоги жемчугом расшиты, чекмень соболем подбит. По-лукоморски с запинкой изъясняется:

– Ай-ай, какой важный гость наш орда пожаловал! Здравствуй тысяча лет, великий шаман Кощей!

Басурмане перед ханом так на землю и повалились, лицами в нее уткнулись, глаз поднять не осмеливаются.

– И тебе многие лета, хан басурманский, – неспешно отвечает Кощей, колен не преклоняя, взгляда гордого не отводя. Гляжу я на него – поневоле любуюсь: экий у меня муж статный да отважный, перед самим ханом шапки не ломит. Таким мужем и перед подружками похвалиться не зазорно, это тебе не Муромец – за тем знай следи, чтобы перед гостями не зевнул али промеж ног не почесался. – Дело у меня к тебе великое, разговор нешуточный.

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77