Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Полицейский констебль наполовину залез в полицейскую машину, говоря по радио.
– … рифленое железо и рыба, блокирующие южное направление М6 примерно в полумиле на север от развилки десять. Нам придется всю южную дорогу закрыть. …Да.
Дождь полил с удвоенной силой. Маленькая форель, чудом пережившая падение, начала энергично плыть в сторону Бирмингема.
– Это было замечательно, – сообщил Ньют.
– Отлично, – откликнулась Анафема. – Каждый себя почувствовал чудесно.
Она встала с пола, оставив свою одежду разбросанной по ковру, и ушла в ванную.
Ньют повысил голос.
– Я имею в виду, по-настоящему замечательно. По-настоящему, по-настоящему замечательно. Всегда надеялся, что будет, и было.
Слышался звук бегущей воды.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Душ принимаю.
– А.
Он малой частью мозга задумался, всем ли надо потом душ принимать, или только женщинам. И было у него подозрение, что как-то это связано с бидетами [68].
— Знаешь что, – проговорил Ньют, когда Анафема вышла из комнаты, укутанная пушистым розовым полотенцем. – Можем еще раз это проделать.
– Нет, – ответила она, – не сейчас.
Она закончила вытираться, начала поднимать с пола одежду и беззастенчиво надевать ее. Ньют, мужчина, всегда готовый полчаса подождать освобождения кабинки для переодевания в бассейне, лишь бы не раздеваться в присутствии другого человеческого существа, был несколько шокирован и весьма возбужден.
Кусочки ее тела появлялись и исчезали, как руки фокусника; Ньют все пытался сосчитать, сколько у нее сосков, и не мог, что ж, на самом-то деле ему было наплевать.
– Почему же нет? – спросил Ньют. Он собирался заметить, что это может занять совсем немного времени, но внутренний голос посоветовал этого не делать. Он весьма повзрослел в короткий период времени.
Анафема пожала плечами, что довольно трудно сделать, когда натягиваешь узкую черную юбку.
– Она сказала, мы это только раз сделали.
Ньют два или три раза открыл рот, а затем бросил:
– Не было этого. Проклятье, не было. Это она не могла предсказать. Не верю я в это.
Анафема, уже полностью одетая, прошла к своей картотеке, достала одну карточку и передала ему.
Ньют прочел ее, покраснел и отдал обратно, плотно сжав губы.
Дело было не только в том факте, что Агнес знала и рассказала все с помощью самого понятного кода: на протяжении веков различные Прибборы на полях написали маленькие ободрительные комментарии.
Она передала ему сырое полотенце.
– Вот, – бросила она. – Побыстрей давай. Мне надо сэндвичи сделать, и мы должны приготовиться.
Он взглянул на полотенце.
– Это для чего?
– Для твоего душа.
А. Так это было то, что делали и женщины, и мужчины. Он был доволен, что сумел с этим разобраться.
– Но быстренько там все делай, – повелела она.
– Почему? Нам отсюда надо уйти в ближайшие десять минут, пока не взорвалось здание?
– О, нет. У нас есть еще пара часов. Просто я большую часть горячей воды уже использовала. У тебя в волосах куча штукатурки.
Последний, утихающий порыв ветра от грозы дул вокруг Жасминового Домика, а Ньют, стратегически держа перед собой сырое розовое полотенце, более не пушистое, отправился, принимать холодный душ.
Во сне Шедвелла, он витает высоко в воздухе над деревенской лужайкой. В ее центре находится огромная куча щепок от деревьев и сухих веток. В центре кучи деревянный столб. Мужчины, женщины, дети стоят вокруг на траве, глаза их ярки, щеки розовы, они ждут, они взволнованны.
Неожиданная кутерьма: десять человек идут по лужайке, ведя красивую женщину средних лет; должно быть, она очень даже возбуждала в молодости, и в спящее сознание Шедвелла заползает слово «живая». Впереди нее идет солдат Охотников на Ведьм Ньютон Пульцифер. Нет, это не Ньют. Этот человек постарше, и одет он в черную кожу. Шедвелл с одобрением узнает древнюю униформу майора Охотника на Ведьм.
Женщина залезает на костер, закидывает назад руки, и ее привязывают к столбу. Костер зажигают. Она говорит что-то говорит толпе, но Шедвелл слишком высоко, чтобы услышать, что же. Толпа собирается вокруг нее.
«Ведьма, – думает Шедвелл. – Они сжигают ведьму». В нем это вызывает теплое чувство. Это было правильное положение вещей, так и должно быть. Так было задумано.
Только…
Теперь она прямо на него смотрит и произносит:
– И тебя это тоже касается, старый ты глупец безумный.
Только она скоро умрет. Сгорит, умрет. И, Шедвелл понимает в своем сне, это ужасный вид смерти.
Пламя поднимается выше.
А женщина смотрит вверх. Она прямо на него глядит, хоть он и невидим. И она улыбается.
А потом раздается жуткое «бабах».
«Гром раздался», – подумал Шедвелл, проснувшись – и у него было не желающее исчезать ощущение, что на него по-прежнему кто-то смотрит. Он открыл глаза, и тринадцать стеклянных глаз глядели на него с разных шкафов будуара мадам Трейси, глядели с разных смутно различимых лиц.
Он отвернулся, и взглянул в глаза кого-то, внимательнейше на него глядящего. Это был он сам.
«Ох, – подумал он в ужасе, – это один из тех случаев, „вне-тела-своего“, я вижу тело свое, в этот раз я, точно, помер…».
Он делал бешеные движения пловца, чтобы достичь своего тела, а затем, как это всегда бывает в таких случаях, все стало понятно.
Шедвелл мигнул и задумался, зачем кому-то может захотеться приладить зеркало на потолок спальни. Он пораженно покачал головой.
Он уселся на постели, натянул сапоги и осторожно встал. Чего-то не хватало. Сигареты. Он засунул руку глубоко в карман, вытащил бумагу и принялся сворачивать сигарету.
Он знал, что спал. Шедвелл не помнил свой сон, но чувствовал он себя после него неуютно, каким бы он ни был.
Он зажег сигарету. И увидел свою правую руку, сильнейшее оружие. Оружие судного дня. Он навел один палец на одноглазого плюшевого мишку на камине.
– Бах, – бросил он и глухо захохотал. Он не привык хохотать, поэтому начал кашлять, что значило, что он вернулся на знакомую землю. Ему хотелось чего-нибудь выпить. Баночку сладкого сгущенного молока.
У мадам Трейси оно, наверное, найдется.
Он, топая, выбрался из ее будуара и направился в кухню.
Возле маленькой кухни он остановился. Она с кем-то говорила. С мужчиной.
– И что же конкретно вы хотите, чтобы я с этим сделала? – спрашивала она.
– Ах ты ублажающая телом, – пробормотал Шедвелл. У нее там явно был один из посещавших ее господ.
– Честно говоря, милая леди, в настоящий момент мои планы, так уж вышло, несколько неустойчивы.
Кровь Шедвелла похолодела. Он промаршировал сквозь занавеску из шариков, вопя:
– Грехи Гоморры и Содома! Беззащитностью пользуясь гурии! Только через мой труп!
Мадам Трейси подняла голову и улыбнулась ему. В комнате никого больше не было.
– Где он? – вопросил Шедвелл.
– Кто? – спросила мадам Трейси.
– Какой-то неженка южный, – ответил он. – Я слышал его. Здесь был он, тебе предлагая вещи разные. Я слышал его.
Рот мадам Трейси открылся, и голос произнес:
– Не просто Какой-то Южный Неженка, сержант Шедвелл. ЮЖНЫЙ НЕЖЕНКА.
Шедвелл уронил свою сигарету. Он вытянул свою руку, которая слегка тряслась, и наставил палец на мадам Трейси.
– Демон, – прокаркал он.
– Нет, – возразила голосом демона мадам Трейси. – Знаю я, что вы думаете, сержант Шедвелл. Вы думаете, что вот-вот эта голова начнет крутиться и вертеться и меня начнет тошнить гороховым супом. Не начнет. Я не демон. И прошу вас послушать то, что я скажу.
– Замолчи, демон, порождение мрака, – повелел Шедвелл. – Ложь твою извращенную слушать я не буду. Знаешь, что сие такое? Сие рука. Пальца четыре. Большой один. Одного из вас уж утром этим рука моя изгнала. Теперь убирайся и ты из главы доброй женщины сей, иль я тебя отправлю в царство, что грядет.
