Дурная кровь (СИ) - Тараторина Даха

Талла вцепилась в подлокотники: Верд видел, как побелели от напряжения её пальцы. Она бросила на него умоляющий взгляд, и больше всего в мире наёмнику хотелось сделать то, о чём безмолвно просит его дурная девчонка… Но нельзя. Кто-то в их ненормальной семье должен быть за взрослого и умного. И он, хоть и стиснул зубы так, что они вот-вот потрескаются, терпел и рассматривал пол у своих сапог.

— Простите великодушно… Прошу прощения! Ой, как неудобно вышло… Да благословит вас Бог с Ножом! — Санторий неумолимо приближался к трону, сталкиваясь даже с теми охотниками, которые пытались увернуться, а не просто обескураженно пялились на толстячка.

— Только хозяюшка, благословлённая Богиней с Котлом лично могла собрать столько замечательных людей в одном месте и почтить своим присутствием… — начал расшаркиваться служитель.

— Ты кто? — Кара с трудом сфокусировалась на говорящем, зорко отметив, что болтуна нельзя отнести ни к беловолосым колдуньям, ни к отмеченным охотникам.

— Ну как же? — Санторий приосанился, принял позу святого человека (то бишь сложил ладошки лодочкой на выступающем вперёд животике, как бы намекая, что в них не мешало бы чего-нито пожертвовать). — Санторий, госпожа Кара. Санторий, служитель Трёх Богов, — и подмигнул настолько похабно, что сидящая поблизости молоденькая колдунья ойкнула и покраснела.

Но Кара, на глазах теряющая краски, с болезненно бесцветными губами, лишь нахмурила лоб.

— Кто?

— Ваш почётный гость и близкий друг, Санни… Санни! — толстячок потыкал себя в грудь на случай, если Кара недопоняла, о ком речь.

— Мы с вами… утром… познакомились…

— Кто? — ещё с полчаса беседы, и Кара из пышущий здоровьем женщины превратилась бы в старуху.

— Мы утром… Богов… поминали…

— Так уж и поминали? — не удержавшись, хмыкнул Верд, а Ранн втихаря показал ему большой палец.

— Богов? — Кара почти обвисла на троне, но всё же нашла в себе силы податься вперёд с такой ненавистью, словно Санторий повинен как в её личных бедах, так и в проблемах всего человечества. — Это тех самых Богов, которые завещали людям иметь троих детей, а четвёртых выбрасывать?

— В Первой Книге немного не так сказано, — тактично поправил служитель, но в ответах, тем более, в ответах жалкого служки, колдунья не нуждалась.

— Ты служишь тем Богам, которые объявили нас противными и неугодными? Нас всех, дочери, да-да, эти так называемые Боги дозволили убивать! Уничтожать, чтобы ни в коем случае четвёртый ребёнок не выгнал счастье из дома! — она попыталась приподняться, опершись о подлокотники, но локти задрожали, и Кара упала обратно на трон. — Эти твои Боги своим молчанием позволили королю истреблять нас?

— Но в Первой Книге ни слова не было об истреблении! Трое детей, как и трое Богов, в семье приносят счастье, но разве Трое благословляли избавляться от четвёртого…

— Подойди сюда, служитель, — Кара поманила его, но, когда Санни неуверенно приблизился, пнула, заставив скувыркнуться с постамента. — Ты читал Первую Книгу, а?

Служитель потёр отбитый зад и, позабыв, что ему полагается играть роль вежливого и благожелательного отвлекающего манёвра, буркнул:

— А ты как думаешь?! Я служитель, а не бабка у храма!

Кара наклонилась, подперев подбородок:

— И что, внимательно читал?

— Да как видите!

— Вижу, что не очень. А вот мне довелось. И знаешь, что ещё сказано там о твоих Богах, а служитель? Ты небось расскажешь о трёх дарах, которые они принесли первым людям…

— Ключ для старшего сына, дабы имелся у людей дом, Нож для среднего, дабы защищать его, и Котёл для младшей дочери, дабы никогда не переводилась под их крышей снедь, — отчеканил Санни, гордо выпятив грудь: почти десять лет прошло с тех пор, как ему в первый и единственный раз доверили прочесть святую книгу. А до сих пор помнит! Ну, кто скажет, какой он молодец?

— Дара было четыре, — презрительно бросила колдуньи и повторила, повысив голос, чтобы каждый в зале расслышал: — Боги принесли людям четыре дара! И в первой семье было четыре ребёнка, но последняя, младшая дочь, не успела явиться из чрева матери!

Служитель хотел возразить. Очень хотел, честное слово! Но в своё время ему показали лишь несколько страниц Первой Книги. Великая честь, событие, о котором не стыдно внукам рассказать! Но как же много любопытный Санни не успел прочесть…

— Знаешь, что было четвёртым даром? — Кара закашлялась. Даже стоящие поодаль охотники уже не могли притворяться, что хозяйке лишь слегка нездоровится, каждый заметил, что происходит худое. — Четвёртым даром были белые волосы; колдовство было; возможность плести чужую жизнь… и чужую смерть. Но поганые служители решили, что благословенная сила — слишком большая власть, что только они достойны сочинять, что там повелели Боги. И теперь мы с вами, дочери, вне закона! Так что же? Нужны ли нам такие служители?

— Нет! — несколько колдуний негодующе вскочили, другие хотели крикнуть, но постеснялись.

Кара с трудом поднялась из кресла, колени её отчётливо подгибались, но она отвергла помощь досадливо нахмурившегося Верда.

— Нужен ли нам такой король?!

— Нет! Нет, не нужен!

— Нужны ли нам Боги, создавшие и бросившие благословенных колдуний?!!

— Нет! Нет! К шваргам таких Богов!

Кара закрыла глаза, откинула назад голову, наслаждаясь ропотом.

— Поэтому мы возведём границу, которая не пропустит к нам ни одного поганого человека. Ни короля, ни солдата, ни служителя. Поэтому мы возьмёмся за руки и вольём силу в метки, которые ваша матушка оставила, обозначая наше… наше государство! Теперь это — наш дом! А эти люди и их Боги… пусть гниют в одиночестве!

Ранн негромко прокашлялся, привлекая внимание:

— Госпожа Кара, мы — тоже люди. Что станет с охотниками?

Кара медленно повернулась к нему, повела рукой, намекая, что такие вопросы стоит задавать, глядя в глаза. Когда Ранн встал перед ней, она надавила на его плечи, заставляя опуститься на колени:

— Милый мой, старый, надёжный Ранн! — она огладила его волосы, но, рассердившись невесть на что, сжала их на затылке в кулак и наклонилась к уху:

— А вы послужите кирпичиками для этой стены.

Охотник захрипел, судорожно перевернулся и засучил ногами, пытаясь подняться. Треугольники на его коже полыхали синим, зала наполнилась духом палёного мяса…

Кара действительно собиралась избавить охотников от меток. И избавиться от самих охотников — тоже.

Сначала Талла бросилась к Верду, разевая рот в беззвучном крике. И он, падая, всё думал: «Ну куда ж ты, дурная?! Всех за раз выдашь!», а потом понял, что лежит, свисая торсом с постамента у трона, бьётся в конвульсиях, слепо глядя на бледное знакомое лицо и всё не может проронить ни слова, потому что хрип застрял в глотке.

Точно снова оказался на дне Рогачки… Звук… Крики и всхлипы как сквозь толщу воды. И давит, давит на грудь прозрачная тяжесть, не даёт воздуху расправить лёгкие…

— Доченька, не марайся! Не трогай! — Кара. Вроде и просит ласково, а твёрдые, отрывистые фразы выдают злость. Верд знал, он выучил все переливы речи этой женщины, чтобы угождать хозяйке, чтобы Кара могла гордиться им, чтобы оставаться… хорошим мальчиком.

— Верд! Верд! Ве-е-е-е-ерд! — словно трясёт кто. Опускает хрупкие кулачки на плечи, лупит по щекам. Шлепки — слышно. Но кто лупит, зачем? Должно ли быть больно? Верда ли вообще приводят в чувство али он лишь неразумная мышка, наблюдающая за упавшим человеком из щели в полу?

— Верд! — кто-то неуклюже плюхнулся рядом, куда сильнее ударяя друга. Так сильно, что, наверное, наёмник и правда мог бы вынырнуть из пучины невыносимой, тяжёлой, ледяной муки, раздирающей уже не только ладони, а и всё тело.

Не успел.

Измученная, посеревшая от неведомой хвори Кара поднялась с трона и опустилась на корточки рядом с ним, расправив невесомую накидку. Сжала подбородок тонкими пальцами… крепкими, жёсткими, с острыми коготками… Нет, хозяйка больше не покачивалась от усталости. Зарумянилась, как сытая кошка, волосы засверкали, двигалась легко, быстро, словно мгновенно скинула два десятка годков.