Марс наш! (СИ) - Поляков Эдуард Павлович

— Неужели всё настолько плохо, что вы, легендарный Сумрак, впали в такое отчаяние?

— Отчаяние — удел слабых, — покачал головой я. — Барагозин так хотел поставить Советский Союз на капиталистические рельсы, что забыл, что в эту игру можно играть вдвоем. А теперь, Джозеф, если вы не против, я объявлю миру, кто ради чего и затеял всю эту пресс-конференцию.

— Серьёзно? Мэлс, есть что-то более важная чем твоя вендетта против Партии?

Я улыбнулся, прочистил горло и впервые за всё интервью открыл тетрадь с подсказками.

— Каждый гражданин Советского Союза обязан отдавать государству десять процентов своего заработка и вычислительных мощностей мозга в качестве налога. К сожалению, до Часовых доходят лишь немногие средства, и поэтому мы просим вас о помощи. Не стоит думать, что легендарные Часовые опустились настолько, что просят милостыню. Мы объявляем лотерею! Каждый, кто пожертвует на нужды Часовых пять советских рублей или эквивалентную сумму в вычислительных мощностях, получит шанс не просто посетить башню Часовых, но и на неделю будет зачислен в курсанты Академии и отправлен в лагерь на Земле 9! Начиная с шестнадцати лет, любой выигравший гражданин Советского Союза на неделю войдёт в группу молодых Часовых!

После того как я закончил, ещё где-то минуту в главном холле башни Часовых стояла звенящая тишина.

— Сумрак, вы это сейчас серьёзно? — спросил Джозеф Вайс.

Буравя меня взглядом, он будто искал подвох, намек на шутку или что-то ещё. Но время шуток прошло. Конечно, мне было мерзко выпрашивать донаты, но иных способов сохранения независимости института Часовых я, увы, не видел.

Это терпкое послевкусие немного скрашивало осознание того, что после моей речи политическая карьера Барагозина и всех причастных, можно сказать, закончена. Вот такой у нас народ, не любит он несправедливости. Но видит бог, если бы пусть даже и сегодня Барагозин одумался, ничего этого не было. А теперь — все. Теперь заряженный на освоение космоса эффективный менеджер и амбассадор местной перестройки за несколько дней превратится в политический труп и вместе со своими приятелями отправиться на свалку истории.

— Абсолютно серьёзно, Джозеф, — подтвердил я. — Я понимаю, что моё заявление произведёт эффект выстрела «Авроры», но время кровавых революций прошло. Не будет ни штурма Зимнего, ни боев, ни вооружённого бунта.

От долгой речи горло окончательно пересохло, и, сделав эффектную паузу, я позволил себе пару глотков уже остывшего чая.

— Признаю, Мэлс, ваше интервью — это не просто информационная бомба, это термоядерный заряд! Не боитесь, что кто-то из ваших последователей может начать суды Линча?

— Джозеф, есть такая пословица: «Особенно опасна божья искра в голове, набитой соломой». Поэтому, думаю, будет не лишним повторить ещё раз: Часовые запрещают своим сторонникам участвовать в вооружённых мятежах и устраивать самосуды! Тех, кто ослушается моего приказа и, взявшись за оружие, попробует половить рыбку в мутной воде, Часовые объявят провокаторами и предателями. И не сомневайтесь, их ждёт самая суровая кара!

Глава 32

— Курите? — вытащив пачку незнакомых сигарет, предложил Джозеф Вайс.

Я не отказался, и следующие несколько минут мы молча стояли на ступеньках башни Часовых, любуясь московским закатом.

Петров и Боширов стояли позади, но не вмешивались в разговор. Но оно и понятно, сейчас эти двое были на работе, а именно сопровождали иностранного гражданина. Эдакий пригляд контрразведки. Не то чтобы это было нужно, учитывая подозрительно тёплые отношения между СССР и Соединёнными Штатами Виталики. Так, скорее, для соблюдения протокола и традиции.

— Что дальше? — не совсем понимая, что конкретно я хочу услышать, спросил я.

Джозеф улыбнулся.

— Сумрак, это вы скажите мне, что дальше. Признаться, готовясь к этому интервью, я и не подозревал, что…

— Ну да, ну да, — поняв его, усмехнулся и я.

Стоит интервью только выйти в информационное пространство, и всё, обратной дороги не будет. Это понимали мы оба.

— Когда выйдет интервью?

Джозеф взглянул на часы.

— Сейчас в Вашингтоне почти двенадцать дня, ещё дорога, но я надеюсь, что успею с монтажом к вечернему прайм-тайму, — а после с улыбкой добавил: — Если, конечно, ваше КГБ выпустит меня из Союза.

А ведь и правда! Боясь огласки, Барагозин вполне может назначить Джозефа шпионом и арестовать. Со всеми вытекающими. Учитывая статус журналиста, из этого вырастет довольно серьёзный политический скандал. Но гораздо меньше, чем тот, который мы запланировали.

Молча прокручивая в голове эту идею, я посмотрел на контрразведчиков.

— Нет. Вряд ли, — поняв суть безмолвного вопроса, ответил Петров.

— Интервью было согласовано по консульской дипломатической миссии. Когда вы докурите, Джозеф направится в виталиканское посольство, а уже оттуда — домой, — добавил Боширов. — Так что провокация маловероятна.

— И всё же, — ответил я Боширову. — Если произойдёт хоть какой-то намёк на провокацию — сразу звоните мне.

— Ну это само собой! — усмехнулся Петров.

Джозеф, увидев, что с его конвоирами я не просто знаком, а, можно сказать, общаюсь на короткой ноге, расслабился и приглашающее протянул им пачку.

— Раз уж так складывается, господа, может, тоже по сигаретке?

Контрразведчики скромничать не стали и, пользуясь щедростью гостя, вытянули из почти полной пачки сразу по две сигареты. Одну, как это водится, разведчики закурили сразу, а вторую по старой шофёрской привычке спрятали за ухо.

— Мягонькие папироски! «Самец!» — тихонько хмыкнул Петров, поглядывая на пачку с таким знакомым дромадером на логотипе.

— Это «Camel», ты просто читать не умеешь, — поправил напарника Боширов.

— Это я английского не знаю? — возмутился Петров! — ФАК МИ, понял!

— Фак ю, — усмехнувшись поправил напарника Баширов.

— Да неважно! Знаю я английский! Знаю!!!

Пообщавшись с этими ребятами достаточно, я понял, что это шутка. Уверен, каждый из них знал английский едва ли не на уровне носителя, а сейчас они просто дурачились. Хотя, признаться, слишком уж придурковатые для контрразведчиков шуточки.

Тем более в присутствии охраняемого объекта.

— Петров, Боширов, — окликнул я ребят, решив, что пора спросить то, о чём я думал с самого момента знакомства. — А давайте мне в Академию пойдёте?

Судя по мгновенным переглядываниям и улыбке, ребята об этом уже думали. Или, вернее сказать, ждали такого предложения. Но всё же ответили отказом.

— Извини, Сумрак, но нет, — будто извиняясь, пожал плечами Боширов. — Генерал Лебедь не поймёт.

— И не простит, — добавил Петров.

— Да и тебе, Сумрак, нашу вербовку припомнит.

— Справедливо, — признал неправоту я.

Чего-чего, а меньше всего мне сейчас нужно — это новый враг из контрразведки.

Полчаса спустя…

Проводив гостей, я нашёл своих подопечных в месте притяжения для истинных студентов и солдат — в столовой. Даже Кузя, ослушавшись моего приказа, покинул мед-капсулу и сейчас делал то, что у него лучше всего получается — Кузя жрал.

— О! И ты здесь? — хлопнув в космодесантника по ключу так, что тот едва не подавился, кивком поприветствовал я и остальных. — Вижу, нога зажила, и коляска тебе больше не нужна.

— Да она и раньше мне была не особо нужна, — жуя, ответил космодесантник. — там же порез был, а не…

— Это хорошо, — перебил я Кузю. — Все в сборе, а значит, мне придётся повторять.

Студенты притихли, а Елизавета по уже устоявшейся традиции вновь не смогла удержать язык за зубами.

— Сумрак, ну имей совесть! Разве мы сегодня мало вкалывали? Можно мы просто отдохнём, а?

Я картинно задумался.

— А в твоих словах есть смысл! Короче, кадеты, слушай приказ: заканчивайте с едой и собирайтесь. В двадцать один ноль ноль по московскому времени жду всех на стартовом столе для Т-перехода, — объявил я и персонально для Лизы добавил: — Всех, кроме Елизаветы! Гагарина у нас очень устала, и потому сегодня остаётся в расположении башни Часовых.