Проходя мимо невзрачного, похожего на все остальные, домишки, я услышала надрывный детский плач и остановилась. Слишком часто слышала эти звуки, чтобы их с чем-то спутать.
— Ты чего? — Лик уставился на меня недоуменно.
— Там ребенок плачет.
— Ну да. И что? — он все еще не понимал, что меня так взволновало. — Дети часто плачут, ты ведь знаешь, Аннис.
Конечно, знаю. Но слишком уж отчаянный крик стоит, малыш никак не унимается.
— Давай узнаем, что случилось. Вдруг нужна помощь? Обычно интуиция меня не обманывает.
Я зашагала к дому, Лик обреченно поплелся следом. Дверь была подоткнута палкой, я убрала ее и осторожно прошла внутрь.
— Хозяева! Есть кто дома?
Я резко оборвала себя, потому что в углу на полу заметила ребенка, на вид ему было месяцев семь-восемь. Совершенно один, с перемазанным кашей лицом, он сидел и горько рыдал.
Плач был единственным звуком, что нарушал тишину. Где же родители? Родственники?
Присев возле малыша на корточки, я осторожно взяла его на руки.
Несколько секунд ребенок удивленно смотрел на меня круглыми голубыми глазами, потом рот его раскрылся в немом крике, и от последовавшего громкого визга у меня завибрировали барабанные перепонки. Иногда, осматривая чужих детей, я недоумевала, как такое маленькое тельце может воспроизводить настолько громкие звуки?
Помню, на лекции нам рассказывали, что для взрослого человека детский плач является самым раздражающим звуком. Так задумано природой для выживания с древнейших времен, чтобы привлекать к себе внимание, и малыша можно было найти, даже если он затерялся в густых джунглях. Подозреваю, что маленькие доисторические человечки своими воплями могли распугать и стаю саблезубых тигров.
Я бормотала успокаивающие слова, покачивая ребенка — это оказался мальчик. Но он впал в истерику и успокаиваться не желал. Лик с беспомощным видом топтался рядом, потом не выдержал и выскочил на улицу.
— Ну-ну, тише, мой хороший. Что же ты так кричишь? Может, у тебя что-то болит? Или…
Я почувствовала явственный запашок детской неожиданности. Если лицо, руки и одежда были перемазаны кашей, то штаны — полны сюрпризов. И как такого маленького и беспомощного оставили одного?
Одной рукой прижимая к себе мальчугана, я стала искать воду для подмывания и сменные пеленки, но в зоне досягаемости ничего не было. Домишко оказался бедным и маленьким, дощатый пол — грязным и холодным. Так и заболеть недолго.
Со стороны улицы послышались голоса. Может, это вернулись родители? Но в дом снова зашел Лик, а следом ковыляла, опираясь на клюку, древняя старушка. Взобравшись на крыльцо, она спросила:
— Чего такое? Чего еще случилось? Ты откуда взялась тут?
— Меня зовут Аннис. Я проходила мимо и услышала детский плач, решила проверить. А где же родители малыша?
Бабулька посмотрела на меня, как на дурочку.
— Так Лина в поле ушла еще утром, а отца нет, помер. Кто же с ним сутками нянчиться будет? Всем работать надо.
— То есть, у вас принято оставлять детей одних?
У меня в голове не укладывалось — как же так? Может, разум современного человека на такое не заточен?
— А что с ним станется? — спокойно спросила бабуля. — Я раз в день зайду, проверю, кашки положу, пеленку сменю. Не могу все время приглядывать, у меня трое таких. Соседки присмотреть просят, а мне, старой, куда деваться? Детки постарше родителям помогают, а родня не у всех есть. Что могу, то и делаю, — заключила она и тяжело опустилась на колченогий табурет у печки.
Пока несчастный малыш не оглушил нас своими криками, я взялась за дело: спросила у бабули, где раздобыть теплой воды и пеленки, нагрузила Лика, даже Уголька заставила сидеть рядом с ребенком и отвлекать его. Мальчик тут же забыл о слезах и попытался поймать кота за хвост.
— Ты откуда, сердобольная?
— Я, бабуль, не местная. Держу путь в столицу, как раз через вашу деревню идем. А что, как у вас, в Подлесной, живется? Что за народ?
Я болтала с бабушкой, пока меняла грязную одежду, Лик в это время сбегал к ней домой и принес котелок еще не успевшей остыть воды.
— Народ у нас хороший, только деревня мельчает, — сказала она с тоской. — Молодые кто в город стремится на заработки, кто спивается, кто пашет день и ночь на лесопилке. Сама же видишь — даже за мелкотой некому присмотреть, только старики и остались.
— Ну ничего, главное, чтобы жили дружно.
Малыш был не в восторге от водных процедур, но рыдать перестал. Да и Уголек исполнял поручение на совесть, давал себя погладить, махал пушистым хвостом. Переодевая мальчугана, я успела осмотреть его и не заметила никаких нарушений в развитии. Он был активен, в меру упитан, кожа чистая, без высыпаний, светлые волосы вились колечками.
— Было бы здорово, если бы кто-то организовал детский сад. Например, общее место, где жители могут оставлять своих малолетних детей, а там бы за ними присматривали.
Бабуля хохотнула. Она, заметно повеселев, наблюдала за мной с любопытством.
— Мы всю жизнь так жили, и ничего. Помню, была совсем маленькой, так на мне висели трое братьев. Я за ними ходила, пока родители работали. И дом прибрать успевала, и обед сварганить. Не то, что сейчас, — она махнула рукой. — Разбаловались. Слабенькие люди стали, это раньше — ух, кремень!
Я улыбнулась. Ох уж эта фразочка: “Мы так делали, и ничего”. Вообще, в нашем мире было точно так же, помню рассказы бабушки о детстве. Они жили в деревне, где работы всегда было невпроворот.
— А почему вы всех не соберете у себя в доме? Так же проще, чем бегать туда-сюда.
— Ой, они же мне все разнесут! И крики эти целый день слушать, я бабка уже старая, мне больше лежать охота.
Малыш успокоился окончательно. Чистый и повеселевший, он вцепился мне в волосы с явным намерением проверить, хорошо ли они крепятся к черепу.
— Вы так спокойно ко мне отнеслись, — заметила я. — А если я дурное задумала? Или вообще воровка какая?
— Помилуйте боги! Что у нас воровать-то? — бабуля снова прыснула. — Да и ты на разбойницу не похожа, к тому же с ребенком. Твой сынок?
— Младший брат, — ответила я. Наверное, зрение ее подводит, я никак не могу выглядеть как мать Лика. Отражение, которое увидела в воде, было довольно молодым. — Слушайте, бабуль, давайте, раз мы все равно тут, зайдем к остальным детям? Я помогу вам, пока родители не вернулись с работ, мне не трудно.
Эта женщина была кладезем информации, я хотела узнать, как вообще тут обстоят дела с лекарями и травницами. Не планировала задерживаться надолго, но что-то так жалко стало и ее, и этих детей. У нас в университете был очень старый дедушка преподаватель, который рассказывал о своей работе детским врачом в деревнях. Везде царила разруха, шла середина прошлого века, тогда народу тоже не хватало, особенно мужчин. Он чуть ли не со слезами на глазах рассказывал о детях, которых матери были вынуждены оставлять дома одних, уходя на работу. Иногда совсем крошечных, привязывая их за ножку к кровати, чтобы далеко не уползали.
Он слал письмы и жалобы в райисполком, требуя открытия яслей и садов, пока не добился своего. И, наконец, начальники партии сдались! Это была победа одинокого врача, потому что начальники не видели в этом проблемы. Интересно, возможно ли такое здесь?
Бабуля была рада моему энтузиазму, шустро ковыляла к следующему дому, где точно так же сидели двое одиноких малышей. Я несла на руках ребенка, его звали Малок, и он сонно моргал и тер глаза.
— Давайте я помогу вам их накормить? Можно сварить овощное пюре и кашу.
— Ой, милочка, было бы хорошо. А то я уже забегалась. Народ у нас благодарный, гостинцев с собой дадим, а может, кто-то сможет вас подвезти до ближайшего городка. Завтра мужики на ярмарку как раз собирались.
Только завтра? Это придется ночь переждать. Но с другой стороны — путешествовать с другими взрослыми не так опасно, чем вдвоем с Ликом. А если на телеге, то и ноги сбивать не придется. По времени даже экономней выйдет.
