Остались только лошадиный череп и заднее колесо, которое крутилось в вилке, сработанной из чистого света, и тлело.
Хреновина с ревом обошла Достабля, отчего его лошадь сбросила седока в канаву и унеслась прочь.
Смерть привык ездить с ветерком. Теоретически он и так был повсюду, поджидая каждого. Самый быстрый способ передвижения — сразу пребывать в пункте назначения. Он бы никогда не добился этого, двигаясь медленно. Окружающий пейзаж, как правило, виделся ему размытым; но никогда до сих пор он не оказывался в четырех дюймах от его колена на поворотах.
Телега сползла еще немного; теперь уже и Клиф смотрел прямо во тьму.
Что-то коснулось его плеча.
— ХВАТАЙСЯ ЗА НЕЕ. НО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ.
Бадди наклонился вперед.
— Глод, если ты бросишь сумку, я…
— Даже и не думай об этом.
— Глод, в саване нет карманов.
— Значит, ты выбрал плохого портного.
Наконец Бадди ухитрился ухватить его за свободную ногу и потянул. Один за другим, цепляясь друг за друга, Банда извлекла себя из пропасти на дорогу. И повернулась лицом к Сьюзан.
— Белая лошадь, — сказал Асфальт. — Черный плащ. Коса. Хмм…
— Ты тоже можешь видеть ее? — спросил Бадди.
— Я надеюсь, мы не будем об этом жалеть, — заметил Клиф.
Сьюзан извлекла жизнеизмеритель и критически осмотрела его.
— Я полагаю, мы уже не успеем расторгнуть кое-какую сделку? — спросил Глод.
— Я просто выясняю, мертв ты уже или нет, — объяснила Сьюзан.
— Я думаю, жив, — сказал Глод.
— Держись за эту мысль.
Скрежет заставил их обернуться. Телега съехала вперед и рухнула в ущелье. Сперва она с грохотом налетела на скалу, торчащую на полпути вниз, а затем, с гораздо более удаленным треском, обрушилась на каменистое дно. Оранжевые языки пламени со звуком «уумпф» взметнулись вверх, когда вспыхнуло масло в фонарях. Колесо, оставляя горящий след, покатилось прочь от груды обломков.
— Мы должны были быть там, — сказал Клиф.
— А тебе не кажется, что нам лучше теперь свалить? — спросил Глод.
— Угу, — ответил Клиф. — Раз уж мы не погибли под горящими обломками.
— Ну да, но она выглядит чересчур… потусторонне…
— По мне так прекрасно. В любой день возьму потустороннее в хорошо прожаренном виде.
За их спиной Бадди повернулся к Сьюзан.
— Я… разобралась с этим, — сказала она. — Музыка раскачивала историю, мне кажется. Она чужая в нашей истории. Можешь припомнить, где ты ее нашел?
Бадди вытаращился на нее. Будучи только-только спасенным от смерти привлекательной девушкой на белой лошади, вы не слишком готовы к расспросам о покупках.
— В лавке в Анк-Морпорке, — сказал Клиф.
— В таинственной древней лавке?
— Таинственной, как все прочие. Там…
— Вы возвращались туда? Нашли ее на том же месте?
— Да, ответил Клиф.
— Нет, — ответил Глод.
— Куча любопытных товаров, которые хочется заполучить, чтобы хорошенько разобраться в них?
— Да! — ответили Клиф и Глод хором.
— А, — сказала Сьюзан. — Лавка этого сорта.
— Я знал, что ее там не было, — заявил Глод. — Разве я не говорил, что ее там не было? Я сказал: ее там не было. Я сказал, что она сверхъестественная.
— Я думал, это значит — длинная, — заметил Асфальт.
Клиф раскрыл ладонь.
— Снег перестал, — сообщил он.
— Я выкинул эту штуковину в ущелье, — сказал Бадди. — Я… мне она больше не нужна. Она, должно быть, разлетелась в щепки.
— Нет, — сказала Сьюзан. — Это не то, что можно…
— Облака… они стали какие-то сверхъестественные, — сказал Глод, глядя вверх.
— Что, длинные? — спросил Асфальт.
Они все почувствовали это… ощущение, как будто стена, окружающая мир, исчезла. Воздух загудел.
— А теперь что это такое? — спросил Асфальт, когда они инстинктивно сбились вместе.
— Ты должен знать, — заметил Глод. — Ну, ты же везде побывал, все повидал.
Сверкнула белая вспышка. А затем сам воздух стал светом — белым, как лунный и ярким, как солнечный. Возник звук, подобный реву миллионов голосов.
И сказал:
— Дайте мне показать вам, кто я. Я — музыка.
Сумкоротый зажег каретные фонари.
— Пошевеливайся, парень! — заорал мистер Клит. — Мы же хотели поймать их, ты забыл? Хат. Хат. Хат.
— Не понимаю, какой в этом смысл теперь, когда они сбежали, — проворчал Сумкоротый, заскакивая в экипаж, когда мистер Клит хлестнул лошадей. — Я хочу сказать — они ведь удрали отсюда. А нам больше ничего от них надо и не надо, разве не так?
— Нет! Ты же видел их. Они — это… это душа всех этих безобразий, — сказал Клит. — Мы не можем допустить, чтобы подобное повторилось.
Сумкоротый смотрел в сторону. Уже не первый раз он думал о том, что мистер Клит никогда не играл в составе оркестра и что вдобавок он из тех, кто выстраивает свое персональное пылающее безумие из сумасшедших и горячих частей.
Сумкоротый не имел ничего против фокстрота на пальцах или черепномозгового фанданго, но он никого не убивал, по крайней мере специально. Сумкоротый предполагал, что и у него есть душа, возможно, с прорехами и слегка обтрепанная по краям, и лелеял надежду, что в свое время бог Рег подыщет ему местечко в небесном оркестре. Если вы убийца, на хороший инструмент рассчитывать не приходится. Скорее всего, вам достанется какой-нибудь альт.
— Как насчет того, чтобы бросить это дело? — спросил он. — В смысле, они все равно не вернутся…
— Заткнись!
— Но в этом же нет никакого смысла…
Лошади шарахнулись в сторону. Карета содрогнулась. Нечто размытое пронеслось мимо, оставив за собой полосу голубых огоньков, которые еще некоторое время тлели, а потом погасли.
Смерть предполагал, что в какой-то момент ему придется остановиться. Однако его глодало неприятное подозрение, что в той темной энциклопедии, в которой говориться о призрачных машинах, слово «тормозить» встречается не чаще понятия «безопасная езда». Совсем не в их природе останавливаться каким-то образом, кроме как при трагических обстоятельствах в конце третьего куплета.
В этом была главная сложность с Музыкой Рока — она норовила переделать все на свой собственный особый манер.
