Ментальная кухня
Глава 1
— … А вот здесь у нас кондитерка.
Шеф включил свет и показал мне просторный полупустой цех. Белая плитка на полу, белая плитка на стене, несколько столов из нержавейки, несколько стеллажей, расстойка и промышленный тестомес в углу. И чисто всё вокруг так, что аж дыхание перехватывает.
— А цех вообще работает? — я аж хохотнул.
— Работает, — Валентиныч улыбнулся и раздулся от гордости.
Понял, что это я его так за порядок хвалю. Мы-то с ним, всё-таки, из одного поколения. Чего только на своём веку не повидали — и заведения братков, и крафтовые бары мамкиных стартаперов, и даже совковские столовки мельком застали. И всё оно всегда через жопу было. Прямо вот от и до.
Оборудования нет, персонала нет, химии нет, денег на нормальные продукты тоже нет — вот и замкнулся порочный круг. Куда не иди: масло во фритюре по цвету и консистенции напоминает нефть, вытяжки чадят похлеще кадила, подошвы липнут к полу. Тараканы кругом, жир, грязь и чешуя.
И потому лично я до сих пор, — уж не знаю как Валентиныч, — пребываю в благоговейном трепете от того, что появились нормальные ресторации. Хотя… как сказать «появились»? Не от сырости же они завелись, верно? Мы их сами и открыли. Шли к этому, шли и, — вот! — пришли.
А это уже, получается, десятое моё заведение. Юбилейное, так сказать. И что характерно не сетевое, — концепция каждого ресторана была проработана в мельчайших подробностях, с выдумкой, знанием дела и душой.
Начинал я поварёнком и, понятное дело, поднялся не на зарплату. Первая авантюра была очень рисковой: бизнес-план, кредит под адовы проценты, жёсткое затягивание поясов и превозмогание в лучших традициях этого самого превозмогания. Однако прокатило. Зацепился, подтянулся, стал карабкаться выше и вот я здесь.
И, к слову, о юбилеях! У меня и у самого сегодня круглая дата — сорокет. Праздновать решил именно здесь. Заведению всего месяц с открытия, так что это для Валентиныча краш-тест будет. Совмещу приятное с полезным, и заодно посмотрю, как он здесь работу поставил.
— … практикантов вот на лето взяли, — шеф погасил свет и повёл меня дальше. — Двоих студентиков из местного кулинарного. Пока что они мне просто продукты таскают с места на место, но скоро начну лепить из них людей. С нуля. Мне оно так интересней.
— Это те, которых я наверху видел?
— Ага, — кивнул Валентинович. — Огр и Калитка.
Интересно.
Почему Огра прозвали Огром я могу понять. Дети нынче акселераты, и по пути вниз мне действительно попался на глаза стодвадцатикилограммовый кусок сутулой робости. Второй же парень выглядел вполне себе обычно.
Из интересного в нём были лишь очки с перемотанной пластырем дужкой и взгляд. Не могу сказать «тупой», скорее тоскливо-отсутствующий. Как будто бы он воспринимает эту жизнь как насилие над личностью и тупо её пережидает. Но Калитка?
— Почему именно Калитка? — спросил я.
— А хрен его знает, — пожал плечами Валентинович.
И тут: Дилинь-дилинь! — зазвонил телефон у него в кармане.
— Да, что там у вас? — спросил шеф, выслушал ответ, коротко выругался и сбросил вызов. — Опять пробки. Когда сверху кто-то лифт вызывает, почему-то вышибает половину кухни. Но вы не волнуйтесь, электрика на завтра уже вызвали.
С тем Валентиныч подошёл и раззявил дверцы лифта-подъёмника. Удостоверился, что платформа находится где-то внизу, засунул голову в шахту и крикнул:
— Эй!
Сверху что-то громыхнуло и ему ответили:
— Да, шеф!
— Крикни, когда заработает!
— Хорошо!
Валентиныч метнулся в другой конец коридора, открыл дверцу технического шкафа, переключил несколько тумблеров, и снова побежал к лифту.
— Ну что⁈
— Ничего!
— А с-с-с-сука, — и шеф посеменил обратно.
— Сергей Валентинович, да не суетись ты так, — попросил я. — Сейчас помогу, — и сам заглянул в пустую шахту.
Сверху через открытые двери лифта бил дневной свет, да ещё под самым потолком кружилась пылюка. Была слышна негромкая музыка и хохот моих гостей. Народищу я сегодня собрал немало, а самое что удивительное — ради такого дела умудрился собрать в одном помещении обеих своих бывших жён.
Обычно чтобы начать расцарапывать друг другу лица им было достаточно лишь визуального контакта, а тут вдруг сподобились на перемирие.
Щёлк-щёлк.
— Ну что там⁈
— Ну что там⁈ — передал я дальше.
— Ничего!
— Ничего! — и обратно.
Шеф зарычал и принялся хаотично тыркать тумблеры. Я перевёл взгляд на него, и почти тут же далёкий звукоряд праздника вспорол истеричный вопль:
— КАЛИТКА, НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!
Стоило поднять глаза, как я понял, что прямо на меня летит здоровенный безголовый палтус. На вид килограмм десять и вроде бы ничего в этом страшного, но… Замороженный, сука. Ледяной вот прямо насквозь. Увернуться от него у меня не было никакой возможности, рыбина была уже слишком близко, в считанных сантиметрах от лица.
Время загустело. Секунда стала равна году и, клянусь, я отчётливо услышал этот ни с чем несравнимый запах палтуса. Морской; свежий и солёный аж до одури. Что странно, так как он заморожен. А еще припомнил мгновенно ворчание моей первой жены, Катюхи. «Сорок лет мужчины не отмечают, Вася. Плохая примета.» Мда. Примета и впрямь не очень.
И ещё. Напоследок я успел заметить кое-что ещё. Тоскливо-отсутствующий взгляд из-под очков со сломанной дужкой. И всё-таки… почему же именно «Калитка»?
* * *
Кажется, выжил.
Да не, не кажется, точно выжил. Я мыслю, а следовательно существую.
Вот только странностей в этом самом существовании хватало прямо с порога. И каждую из них я внимательно обдумал ещё до того, как открыть глаза. Во-первых, вместо пиканья кардиограммы первым делом я услышал кряканье уток. Скажем прямо, для больницы это не совсем обычно.
Во-вторых, я не ощутил головную боль. Как-то уж так вышло, что по жизни черепно-мозговые травмы обходили меня стороны, — да я и сам не искал с ними встречи, — так что не имею понятия, как именно они должны ощущаться физически.
Но голова должна болеть! Должна, блин! Даже если черепушка выдержала и не треснула, то что-то там внутри обязано было сотрястись. Однако вместо этого, наибольший дискомфорт для меня сейчас почему-то представляли затёкшие руки и ноги. Может, палтус отправил меня в кому? Может, голова уже зажила, а я очнулся спустя двадцать лет?
Ладно, пора бы уже разобраться что к чему. Не без усилий, но я таки открыл глаза и сразу же опешил.
Точнее, удивился.
Если еще точнее — охренел!
Вместо больничной палаты, я находился в тесной и тёмной комнатушке с очень низким потолком. Прямо передо мной стоял прикрученный к полу столик, а сразу за ним круглое маленькое окошко. Иллюминатор. Тут же я почувствовал, что всю комнату слегонца покачивает на волнах.
Я в каюте. Я, блин, на воде! Плавучий госпиталь? Да хрен там, обстановка вокруг какая-то уж больно холостяцкая. Вон в углу стул-гардероб, на спинку которого набросана куча вещей. Вон стопка книжек. Вон фасовочный пакет с мыльно-рыльными принадлежностями: бритва, зубная щётка, дезодорант.
Но едем дальше! Внезапно, в правой моей руке оказалась крепко зажата фотография девушки. В рамочке-сердечке, всё как полагается. Кое-как согнув руку в занемевшем локте, я присмотрелся повнимательней: девушка на изображении была юна и сдобна в правильных местах. Черноволосая, светлоглазая и чуть щекастенькая, ну прямо прелесть.
А ещё я сразу же уловил в ней что-то такое, театральное. Но! В любом случае, вижу я её впервые. Отложив фотографию, я перевёл взгляд на свою левую руку, а там ещё интересней. Баночка снотворного. И последний паззл этой картинки — пустая бутылка водки на столике прямо передо мной. А ещё написанное от руки письмо, которое она придавливает.
Нездоровое что-то со мной происходит, явно нездоровое. Освободив руки, я взялся за письмо и принялся читать:
